Коллекция графа А. С. Уварова как материал для его работы «Русская символика»

Я. Э. Зеленина (Москва)

 

КОЛЛЕКЦИЯ ГРАФА А. С. УВАРОВА КАК МАТЕРИАЛ ДЛЯ ЕГО РАБОТЫ «РУССКАЯ СИМВОЛИКА»

 

Как известно, граф Алексей Сергеевич Уваров имел значительное собрание древностей — так называемый «Порецкий музеум», включающий произведения иконописи, живописи, скульптуры, рукописей, декоративно-прикладного искусства, нумизматики и т. п., частично приобретенные его отцом С. С. Уваровым. В изданный после смерти ученого-гуманитария «Каталог собрания древностей графа А. С. Уварова»1 была включена только его собственная коллекция, состоящая преимущественно из русских памятников. Она позволяет раскрыть не только личность Уварова-коллекционера, но во многом характеризует его как исследователя, поскольку собирательские и научные интересы ученого были непосредственно связаны друг с другом. Так, например, длительное увлечение изучением христианской символики (в соответствии с намеченной целью — на русском художественном и письменном материале) закономерно сказалось на составе и особенностях порецкого собрания.

По словам его супруги Прасковьи Сергеевны, исполнившей предсмертное желание графа о публикации каталога, он покупал иконы преимущественно с символическим содержанием или те, «которые раскрывают нам тайник народной души, народных пониманий и поэтических воззрений на Божество, загробную жизнь, деяния святых и пр.».2 Раздел «иконы на досках» был подготовлен в свое время — по-видимому, достаточно рано — самим коллекционером (что определялось, разумеется, преобладанием иконографических увлечений), но остался не оконченным и в книге дополнен некоторыми комментариями П. С. Уваровой.

Составленные автором аннотации к произведениям иконописи посвящены исключительно интерпретации иконографии. «Граф называет икону, редко ее описывает, почти не разделяет иконы на школы, но все внимание посвящает ея символизму, приводит стихиры и кондаки, которые икона имеет целью пояснить и развить, указывает на источники, подлинники, жития Святых и пр.», — отметила в предисловии Прасковья Сергеевна.3 В описании коллекций при подготовке издания ей помогали известные ученые рубежа XIX ‑ XX вв., в частности, для раздела икон — Н. М. Постников и В. Н. Щепкин (по словам графини, ими сделано «определение школ» и уточнено «время написания икон»), однако не все предложенные консультантами атрибуции были признаны безоговорочно, нередко составительница приводит два разных мнения, сохраняя авторское. Объемный четырехтомный каталог библиотеки рукописей был составлен тогда же архимандритом Леонидом (Кавелиным).4 Коллекция икон графа А. С. Уварова хранится в основном в фондах Государственного Исторического музея, куда поступила между 1917 и 1923 гг. по завещанию П. С. Уваровой. В 1930 г. восемнадцать икон — наиболее древних и редких произведений древнерусской живописи — были переданы в Государственную Третьяковскую галерею. Они включены, уже с новыми атрибуциями, в опубликованный в 1963 г. каталог В. И. Антоновой и Н. Е. Мневой.5 По сравнению с другими частными собраниями, «распыленными» по разным музеям и требующими для их реконструкции кропотливой работы исследователей, уваровскому «музеуму» немало повезло. Однако, несмотря на существование упомянутого первого каталога, в значительной степени облегчающего работу по выявлению коллекций, даже иконная часть собрания (не говоря о прочих разделах) не имеет современного научного издания (опубликованы лишь отдельные произведения). Таким образом, до сих пор только на основе дореволюционной книги можно составить о ней сравнительно целостное представление. Данная работа тоже подготовлена с использованием авторского варианта каталога (включая датировки); задача выявления и изучения произведений, хранящихся в музейных фондах, пока не ставилась.

Уваровское собрание включало 284 иконы XV ‑ XIX вв. (более ранние датировки, очевидно, являются ошибочными), отнесенных составителями каталога к новгородским, московским, строгановским, фряжским, устюжским, палехским, мстерским, поморским, архангельским, сибирским, греческим, итальянским письмам, встречаются также определения «монастырское письмо» (судя по каталогу Третьяковской галереи, это северные письма), «ушаковская школа», «царские письма», «русское письмо греческого характера», «мстерская подделка (под старое московское письмо)» и т. п., в некоторых случаях помечено просто — «неопределенного письма». Заметно, что диапазон атрибуционных дефиниций был довольно широк, некоторые из них, при сравнении с каталогом Третьяковской галереи, сделаны вполне точно.

В составе коллекции немало произведений сложной иконографии, редких изводов и композиций символико-дидактического характера, появившихся в искусстве середины XVI–XVII вв. Все они, за исключением иконы Спаса «Благое молчание» середины XVI столетия (Кат. 57),6 остались в фондах Исторического музея. Уваров явно не стремился к приобретению подписных и датированных изображений. Наличие в собрании образца определенной иконографии не являлось препятствием для покупки другого подобного памятника. Не совсем понятна причина несистематического расположения икон в каталоге: не по иконографии или хронологии, но или по экспозиционному принципу (такой вариант, наряду с типологическим, встречается в других разделах), или же, скорее всего, в соответствии с книгой поступлений (поскольку уже в тексте ранних работ ученого встречается нумерация икон по данному каталогу, а в одном из примечаний в тексте «Христианской символики» так и записано: «Выписка из иконной книги моей»). Помимо каталожных данных (название, датировка, школа, размер), приводятся пространные надписи и предлагается краткое описание изображения. Несомненно, самому Уварову принадлежат историко-культурные заметки о происхождении некоторых символов и олицетворений, краткий очерк развития иконографии (иногда включая даже изображения в катакомбах), указания на соответствующие высказывания отцов церкви и символико-толковательные сочинения. Авторские аннотации являются прямой отсылкой к тексту «Христианской символики» — «любимого детища» графа Уварова, по словам Прасковьи Сергеевны.7

Глубокий интерес ученого к объяснению символических образов как основному предмету исследования пронизывает практически все его работы, посвященные средневековым памятникам искусства.8 Все они, включая и «Каталог собрания древностей», являются более или менее значительными звеньями его незавершенной христианской энциклопедии. Разработанная при изучения символики методология применялась дляанализа и атрибуции отдельных произведений из своей и чужих коллекций. Вместе с тем, в структуре исследования почти каждый средневековый памятник мог занять свое место в качестве примера или иллюстрации. В связи с этим интересно проанализировать неопубликованный текст «Русской символики» (второй части работы) с точки зрения активности использования в нем принадлежащих Уварову памятников искусства и лицевых рукописей.

Поскольку главной целью автора «Символики» являлось изучение своеобразия национального варианта трактовки христианских образов и символов, это должно было, так или иначе, отразиться на подборе в тексте соответствующих примеров. Однако там наблюдается некоторый перевес в пользу византийских и западных средневековых произведений. Это объясняется, очевидно, достаточно ранним временем создания сохранившейся рукописи — предположительно в 1860-е гг., вскоре после длительного путешествия с супругой по Европе и занятий в музеях и библиотеках (хотя известно о переработке текста незадолго до кончины графа). Результаты впечатлений от поездок, естественно, не могли не сказаться на круге привлекаемых источников. Иллюстрации второй части исследования во многом заимствованы из иностранных изданий, на которые в большей или меньшей степени опирался русский ученый.

Что касается подбора отечественных образцов, в материалах заметен явный приоритет к памятникам собственной коллекции. По сравнению с иконами и произведениями декоративно-прикладного искусства, в значительно большей степени он обращался к рукописям своего собрания, причем, не только к миниатюрам, но преимущественно к текстам различных сборников, на основе которых можно истолковать современные им художественные произведения. Соотнесение слова и изображения — один из главных методологических принципов ученого (хочется обратить внимание и на то, что в иллюстрациях рукописей, может быть из-за прямой связи миниатюр с текстом, наблюдается больше свободы в выражении иконографического творчества художников). Кроме того, в русской части работы немало ссылок на книги И. П. Сахарова, П. В. Киреевского, А. Н. Афанасьева, Ф. И. Буслаева.9 Примеры из народного фольклора являются необходимой составляющей авторской концепции осмысления символики.

Как известно, рукопись «Русской символики» состоит из трех основных разделов: «Введение», «Символический словарь» и «Приложения»10 (тексты письменных источников символико-толковательного характера).Во вступительной части предлагается обзор античных и средневековых произведений словесности и искусства, повлиявших на формирование и развитие символики как «точной и стройной науки»11 (по выражению автора), а также система классификации памятников с символическими изображениями, причем, собственные коллекционные образцы почти не упоминаются (указание на икону «Древо Иессеево»12 не подтверждается сведениями каталога). Раздел «Рукописи, украшенные рисунками» так и не был написан, но, по замечанию одного из редакторов Е. К. Редина, вполне мог быть составлен именно на основе уваровского богатого собрания манускриптов. Приведенные в этой части работы ссылки на некоторые рукописи своей библиотеки совпадают с текстами «Приложений».

В составе одиннадцати «Приложений», наряду с «классическими» образцами, подготавливалось к печати пятнадцать фрагментов рукописей уваровского собрания, многие из которых, надо заметить, не изданы до сих пор. Некоторые тексты содержат интересные филологические комментарии А. С. Уварова, в частности бестиарий Дамаскина Студита, представляющий собой в подготовленном к публикации варианте компиляцию нескольких рукописей с неодинаковым набором статей (в уваровских примечаниях содержатся, главным образом, сравнения с книгами Аристотеля, Элиана, Плиния, а также Шестоднева св. Василия Великого), или известное «Сказание по буквам о птицах и зверях» из сборника 1658 г. (Увар. 496),13 фрагмент Хроники Конрада Ликостена из сборника XVII в. (Увар. 5).14 Кроме того, в составе приложений помещены тексты «Слова о 12 камнях» св. Епифания Кипрского (например, из той же рукописи Увар. 496), славянский перевод части греческого Физиолога (Увар. 515),15 различные редакции Вопросоответов (Увар. 536, 527)16 и др. Итак, эта часть труда по символике сформирована в основном благодаря авторским коллекционным приобретениям.

{img}Наиболее близкую параллель «Каталогу собрания древностей» Уваровых представляет «Символиче-ский словарь», включающий несколько почти завершенных монографических статей по отдельным символам и множество выписок, систематизированных в 1910-е гг. последним редактором Я. И. Смирновым. В целом это наименее подготовленная к изданию часть работы, преимущественно чернового характера. Однако состав привлекаемых символических образцов уже был определен автором, в частности, в подготовленных для иллюстрирования гравюрах. Многие из них воспроизведены и в каталоге, то ли по замыслу самого ученого, то ли по инициативе П. С. Уваровой. Именно такое сходство в избрании зрительного ряда наводит на мысль о сопоставлении текста каталожных описаний некоторых памятников с соответствующими статьями словаря.

Опубликованная еще в 1864 г. первая работа в данной области «Образ Ангела-хранителя с похождениями» с подзаголовком «Отрывок из Русской символики»17 была практически без изменений включена в «Символический словарь». Главный сюжет статьи — объяснение композиции на иконе Ангела-хранителя с деяниями XVII в. (по Уварову – XVI в.) из порецкого музея на основе двух изданных поучений о «деннонощной молитве» («Слово от видения апостола Павла») (Рис. 1).

Особое внимание автора привлекли, разумеется, фигуры олицетворений дня и ночи в нижних углах средника, особенно золотая тафья в одеянии дня как атрибуционный признак (Рис. 2, 3).

Прориси с этих изображений помещены и в «Каталоге собрания древностей» (где данная икона описана под Кат. № 1, по-видимому, как памятник, положивший начало исследованиям графа),18 и в другом месте текста «Символического словаря» — в материалах по иконографии олицетворений дня и ночи. Там уже эта икона осмысляется как художественный перевод молебного канона к Ангелу-хранителю, т. е. гимнографическогопроизведения, и предложена более правильная датировка иконы — XVII в. По-разному интерпретируется также пол представленных фигур, особенно дня — «юноша» (в первой статье) и «девица» (в каталоге и второй статье словаря, как бы по византийскому образцу). Автор обратил внимание не только на расположение фигур — правая положительная или левая негативная сторона (в статье), но и на то, в какой руке они держат свои атрибуты — солнце и луну (в каталоге). Фигуры являются ключевыми для восприятия расположенных над ними сюжетов, хотя последние и поясняются подробными надписями. В каталоге значится и более позднее приобретение коллекционера — икона Ангела-хранителя XVIII в. (Кат. 239).19

Те же самые олицетворения анализируются в другой статье А. С. Уварова — «Символическая икона Тверского музея»,20 где над фигурой дня позднее и ошибочно надписано: «Чистая душа» (Рис. 4),  а также в «Каталоге собрания древностей» в описании иконографии «Образ чистота душевная и телесная и мирское житие» конца XVII в. (Кат. 50;21 Рис. 5, 6).

Относительно последней в тексте «Русской символики» отмечено, что «перемена пола у Ночи (выше была женская фигура —Я. З.), вероятно, произошла также у нас от полного перехода олицетворения в существо самого демона… Поперек фигуры ночи пролетает крылатый змей и выпускает свое огненное дыхание на гроб, отделяющий Ночь от олицетворения Дня».22

Отрывком из «Русской символики» является и работа «Ветер», опубликованная в том же 1864 г.23 (ее корректура просто вложена в рукопись словаря). Это уже не истолкование одного памятника, а последовательный очерк развития конкретного символиче-ского образа в контексте всей христианской традиции: от античных истоков через византийское искусство к национальным русским вариантам, соприкасающимся отчасти со славянским фольклором. И рядом с хрестоматийными иконографическими примерами упоминаются, едва ли не впервые, неизданные миниатюры рукописей уваровского собрания: Христианская топо-графия Козмы Индикоплова 1494 г. (Увар. 566)24 , лицевые апокалипсисы XVI–XVII вв. (Увар. 129, 339, 34025 ; Рис. 7),

Годуновская псалтырь конца XVI в. (Увар. 56426 ; Рис. 9), иконы «Почи Бог от всех дел Своих» конца XVI в. (Кат. 12)27 и «Что Ти принесем, Христе» XVII в. (Кат. 11128 ; Рис. 8).

При воспроизведении последнего рисунка (фрагмента иконы) в «Каталоге собрания древностей» он отнесен к словам стихиры: «Что Тебе принесем, Христе… Ангелы — пение…», - совершенно не в духе первоначальной трактовки как изображение персонификаций ветров или стихий (по-видимому, по ошибке публикаторов).

Выработанная схема построения статьи, завершающейся примерами собственного собрания, повторяется и в работе «Недремаемое око Спасово» (Кат. 13, 207),29 тоже имеющей прямое отношение к «Символике» (имеется в виду статья о символизме льва). В некоторых случаях изданные работы А. С. Уварова посвящены истолкованию произведений других владельцев, но ключ к расшифровке загадочной иконо-графии удается обнаружить (иногда случайно) среди собственных письменных источников, которые, что называется, оказались «под рукой», как одна из рукописей конца XVI в.30 («Рисунок символической школы XVII века» — иносказательное изображение синагоги и Церкви; Рис. 10).31

Среди иллюстраций к разделу о добродетелях и пороках в «Символическом словаре» находится образ «Спас Благое молчание» (молчание — как добродетель), присутствующий в коллекции в нескольких экземплярах (Кат. 28, 57, 104; Рис. 11).32

В этом контексте хотелось бы упомянуть также икону «Душа чистая» конца XVII — начала XVIII вв. из Венского музея, которой было посвящено отдельное небольшое исследование,33 и фрагменты «Введения в символику»34 и «Символического словаря», где в материалах по иконографии души упомянута подобная композиция (не «душа чистая», а «чистота душевная») из принадлежавшего Уварову Синодика XVIII в. (Увар. 23935 ; Рис. 12, 13).

На этом, собственно, исчерпываются опубликованные работы А. С. Уварова, непосредственно связанные с изучением христианской символики, однако неизданные страницы книги изобилуют другими примерами использования в качестве иллюстраций памятников уваровской коллекции. Так, например, хорошо известна впервые опубликованная ученым бронзовая литая арка мастера Константина второй половины XII в. изгородища Вщиж, дар Московского археологического общества Историческому музею (Рис. 14).36

Голуби, представленные в убранстве этого произведения, описаны в словаре как символы праведников — один из смысловых разделов статьи (Рис. 15).

В связи с другим значением символизма голубя — чистоты, непорочности и невинности — упоминается принадлежавшая Уварову Голубицкая (Коневская) икона Богородицы (Кат. 208; Рис. 16).37

Интересна миниатюра сборника начала XVIII в. (Увар. 823)38 с изображением Богородицы, стоящей у гроба с голубем в руках (Рис. 17): «Аз есм Мать Христова… да изму душу юноши, яко мученик есть…» (здесь голубь — символ души праведника).

Как продолжение темы византийских персонификаций, обозначенной во «Введении», в «Символическом словаре» рассматриваются олицетворения земли и пустыни на иконе «Собор Богородицы» XVII в., воспроизведенные и в каталоге (Кат. 2; Рис. 18, 19).39

Опять же в основе изображения стихира навечерия Рождества Христова: «Что Тебе принесем, Христе… земля — вертеп, пустыня — ясли…», - т. е. буквальный перевод богослужебного текста. Подобные олицетворения земли и моря присутствуют в иконографии «Почи Бог от всех дел Своих» (Кат. 12; Рис. 20),40 но в каталоге, несмотря на надпись, ссылка на рисунок поставлена рядом со словами: «Ева в раю счетвероногими» (вероятно, тоже по недосмотру или особому мнению составителей).

В тексте словаря эти изображения истолкованы в связи с сотворением человека, а жест их поднятых рук — как удивление при виде его создания, образное выражение строк псалма 94 («Яко Того есть море, и той сотвори е, и сушу руце Его создасте»). Наличие разночтений в рукописи «Символики» и «Каталоге собрания древностей» подтверждает мысль о более раннем создании последнего, когда ученый еще не имел твердого продуманного мнения о значении некоторых символических образов.

Олицетворение смерти на иконе «Единородный Сыне…» рассматривается Уваровым в статье о символике ворона, одно из значений которого — как птицы, питающейся трупами, — тесно связано с понятием о смерти (Рис. 22, 23).

В коллекции числилось целых четыре образца такой иконографии (Кат. 125, 126, 150, 206).41 Раздел об изображении смерти начинается с цитирования «Притчи святаго Варлаама о животе и о смерти» по тексту собственной рукописи (Увар. 162; Рис. 23).42

Ни в тексте исследования, ни в каталоге ученый никак не объясняет иконографию образа «Живота законного изображение» XVIII в. (или в современном варианте — «Распятие плоти»), хотя его рисунок присутствует в обоих случаях (Кат. 31; Рис. 24).43

Эта аллегорическая композиция, смысл которой прочитывается в сопроводительных цитатах из Священного Писания, главным образом из Псалтири, получила большое распространение в монастыр-ской среде. Икона начала XVIII в. из уваровской коллекции является одним из ранних русских произведений этого извода и содержит редкую деталь — изображение «трилакотного» гроба на нижнем поле.

С иконы своего собрания «Воскресение Христово» (Кат. 30)44 заимствовано для иллюстрации изображение ада в виде змеиной пасти, а в тексте «Словаря» сделаны отсылки к службе на Великую субботу, апокрифическое евангелие Никодима. Надо заметить, что ссылки на литературу в сопоставляемых текстах «Символики» и «Каталога собрания древностей» почти не повторяются. В статью о символизме льва включен «вещественный» памятник из другой коллекции порецкого музея — серебряная чарка с надписью «чарка добра человека пить из нее на здравье хваля Бога и моля про господарево многолетное здравие», три льва поддерживают поддон (Рис. 25).

В качестве иллюстрации к известному стиху псалма 41 об олене, стремящемся на водные источники, помещена миниатюра уваровской Годуновской псалтири (Увар. 564; Рис. 28),45 где присутствует олицетворение источника в боярском кафтане (ученый не раз подмечал появление русских одежд у изображенных).

И пряжки с украшением в виде коня, найденные в мерянских могилах (Рис. 27), не были упущены из виду при составлении соответствующей статьи словаря. Даже такой, казалось бы, распространенный сюжет, как «Вознесение святого Ильи Пророка» — с образом крылатых коней, был рассмотрен в тексте «Символики» с примером из собственной коллекции (Кат. 4; Рис. 28).46 В данном случае аннотация каталога с выписками из уваровского алфавита (Увар. 310)47 и Клинцовского подлинникастрогановского собрания раскрывает темы, намеченные в тексте словаря (крылатые кони имеют значение «невозвратне шествующее»), причем, в тексте «Символики» сделана ссылка на каталог («выписка из икон, книги моей»). Во многих статьях словаря приводятся цитаты из бестиария Дамаскина Студита, но все миниатюры из уваровского лицевого списка (Увар. 577)48 планировалось опубликовать вместе с текстом в «Приложениях» (Рис. 29-31).

Кроме основного текста «Русской символики», где, к сожалению, не все иллюстрации можно идентифицировать, существует еще пласт изобразительных материалов (прорисей, рисунков), собранных автором для исследования.49 Среди них, например, имеется рисунок с образами Адама и Евы (Рис. 32) с заметкой Уварова о ягоде, которую змей передает Еве («малина?»).

Хотя миниатюра не упоминается в тексте, но является еще одним подтверждением рассуждений автора в статье о винограде, как по-разному изображали в разных странах этот запретный плод и само древо познания добра и зла (смоковница, апельсин, яблоня, виноград). Наконец, в той же статье упоминается отсутствующий в рукописи рисунок с оклада иконы с орнаментом из виноградной лозы, который можно восстановить благодаря краткому указанию в тексте каталога — «узор с виноградными листьями» (Кат. 88, 224).50

Приведенные примеры не исчерпывают всех упоминаний о произведениях из собраний графа А. С. Уварова в его опубликованных и оставшихся в рукописи работах. Но они в достаточной степени свидетельствуют о том, что богатая порецкая коллекция, формировавшаяся под влиянием преобладающего интереса владельца к изучению христианской символики, послужила одним из значительных источников для исследования по избранной теме. Именно она востребована в тех случаях, когда необходимо было акцентировать внимание на примерах из отечественного искусства и словесности. Будучи знатоком древностей, Уваров достаточно свободно оперировал экспонатами своего собрания. Надо заметить, что многие из сделанных наблюдений и художественно-литературных сопоставлений не потеряли своего значения и в настоящее время, но, конечно, не менее интересна целостная картина происхождения и развития символики, которую попытался создать автор. Неотъемлемой частью этой картины являются его собственные музейные произведения, в изучении которых в наибольшей степени выразилась его самостоятельная научная мысль.

 

Ссылки:

1 Каталог собрания древностей графа А. С. Уварова. - М., 1887-1908. - Отд. I-XI.

2 Там же. - М., 1907. - Отд. III-VI. - С. 82-83.

3 Там же. - С. 83.

4 Систематическое описание славяно-российских рукописей собрания графа А. С. Уварова. - М., 1893–1894. - Ч. 1-4.

5 Антонова В. И., Мнева Н. Е. Каталог древнерусской живописи XI — начала XVIII вв: Опыт историко-художественной классификации. - М., 1963. - Т. 1. - № 108, 290; Т. 2. - № 369, 387, 428, 517, 522, 523, 525, 552, 568, 681, 814, 848, 893, 953, 1003, 1050.

6 Там же. - Т. 2. - С. 137. № 525. Ил. 36.

7 Уваров А. С. Христианская символика. - М., 1908. - Т. 1. - С. III.

8 См., например: Византийский альбом графа А. С. Уварова. - М., 1890. - Т. 1; Сборник мелких трудов графа А. С. Уварова. - М., 1910. - Т. 1-3.

9 Среди них, например: Сахаров И. П. Сказания русского народа. - СПб., 1841-1849. - Т. 1-2; Песни, собранные П. В. Киреевским. - М., 1860-1874. - Ч. 1-3. - Вып. 1-10; Афанасьев А. Н. Поэтические воззрения славян на природу. - М., 1865-1869. - Т. 1-3; Буслаев Ф. И. Исторические очерки русской народной словесности и искусства. - СПб., 1861. - Т. 1-2.

10 Неопубликованные рукописи «Русской символики» хранятся в отделе письменных источников Государственного Исторического музея и рукописном архиве Института истории материальной культуры Российской Академии наук.

11 Уваров А. С. Русская символика // Российский архив. История Отечества в свидетельствах и документах XVIII–XX вв. - М., 1999. - С. 609-610.

12 Там же. - С. 648.

13 ОР ГИМ. Увар. 496 (Цар. 315). Подлинник. 1658 г. Полуустав. Формат продолговатый. 126 л. Систематическое описание. - Ч. 2. - С. 515. № 1279.

14 ОР ГИМ. Увар. 5. Сборник. XVII в. Скоропись. В четверть. 320 л. Систематическое описание. - Ч. 4. - С. 220-223. № 1873.

15 ОР ГИМ. Увар. 515 (Цар. 371). Сборник. XVI в. Полуустав. В четверть. 391 л. Систематическое описание. - Ч. 4. - С. 49-51. № 1788.

16 ОР ГИМ. Увар. 536 (Цар. 401). Сборник. XVII в. В четверть. 306 л.; Увар. 527 (Цар. 390). Сборник. XVII в. Полуустав. В четверть. 522 л. Систематическое описание. - Ч. 4. - С. 142-145, 109-111. № 1824, 1810.

17 Русский архив. - 1864. - № 1. - С. 13-25; Сборник мелких трудов… - Т. 1. - С. 127-133. № 129.

18 Каталог собрания древностей… - С. 87-89. Рис. 1, 2.

19 Там же. - С. 145.

20 Сборник мелких трудов... - Т. 1. - С. 154-155. № 131.

21 Каталог собрания древностей... - С. 119-120. Рис. 11, 12.

22 ИИМК РАН. - Ф. 11. - Ед. 89. - Л. 280 об.

23 Русский архив. - 1864. - № 7-8. - С. 681-706; Сборник мелких трудов… - Т. 1. - С. 172-185.

24 ОР ГИМ. Увар. 566 (Цар. 210). Козма Индикоплов и Палеи. 1495 [1494] г. Полуустав. В лист. 365 л. Систематическое описание. - Ч. 3. - С. 303-304. № 1731.

25 ОР ГИМ. Увар. 129 (Цар. 7). Апокалипсис лицевой. XVIII в. Полуустав. В лист. 88 л.; Увар. 339 (Цар. 6). Апокалипсис лицевой. XVIII в. Полуустав. В большой лист. 70 л.; Увар. 340 (Цар. 8). Апокалипсис лицевой, рукопись поморская. В большой лист. 222 л. Систематическое описание. - Ч. 1. - С. 70, 69, 94. № 122, 121, 157.

26 ОР ГИМ. Увар. 564. Псалтирь Годуновская. 1594-1600 гг. Устав. В большой лист. 740 [545] л. Систематическое описание. - Ч. 1. - С. 14-15. № 15.

27 Каталог собрания древностей… - С. 100-101.

28 Там же. - С. 130-131. Рис. 13.

29 Древности. Труды Московского Археологического общества. - М., 1865-1867. - Т. 1. - С. 125-140; Сборник мелких трудов… - Т. 1. - С. 134-140; Каталог собрания древностей… - С. 101-102, 140.

30 ОР ГИМ. Увар. 158. Златоуст учительный. Конец XVI в. Полуустав. В четверть. 626 л. Систематическое описание. - Ч. 1. - С. 339-344. № 314.

31 Археологические известия и заметки. - М., 1896. - № 4. - С. 93-98; Сборник мелких трудов… - Т. 1. - С. 165-170. № 134.

32 Каталог собрания древностей… - С. 109-110, 122, 129; Сборник мелких трудов… - Т. 1. - С. 164.

33 Там же. - С. 163. № 133.

34 Уваров А. С. Русская символика. - С. 652-654.

35 ОР ГИМ. Увар. 239. Синодик Новгородского Лисьего монастыря. Начало XVIII в. Полуустав. В лист. 97 л. Систематическое описание. - Ч. 2. - С. 234-235. № 943.

36 Сборник мелких трудов… - Т. 1. - С. 386-388. № 172, 173.

37 Каталог собрания древностей… - С. 140.

38 ОР ГИМ. Увар. 823. Сборник сказаний о загробной жизни. XVIII в. Полуустав и скоропись. В четверть. 205 л. Систематическое описание. - Ч. 1. - С. 544. № 450.

39 Каталог собрания древностей… - С. 89-90. Рис. 3, 4.

40 Там же. - С. 12. Рис. 6, 7.

41 Там же. - С. 131-132, 135, 140. Рис. 14.

42 ОР ГИМ. Увар. 162. Сборник. XVII в. Скоропись. В четверть. 180 л. Л. 16-18. Систематическое описание. Ч. 4. - С. 252-255. № 1889.

43 Каталог собрания древностей… - С. 111-112. Рис. 10.

44 Там же. - С. 110-111. Рис. 9.

45 См. прим. 26.

46 Каталог собрания древностей… - С. 91-92. Рис. 5.

47 ОР ГИМ. Увар. 310. Алфавит. XVII в. Скоропись. В четверть. 180 л. Л. 125-125 об. Систематическое описание. - Ч. 4. - С. 492. № 2088.

48 ОР ГИМ. Увар. 577. Дамаскин Студит. XVIII в. Систематическое описание. - Ч. 4. № 2216.

49 ОПИ ГИМ. - Ф. 17. - Оп. 1. - Ед. 245.

50 Каталог собрания древностей…. - С. 127, 143.