Первая русская революция и семья Уваровых

 

Исследователи жизни и деятельности П. С. Уваровой основное внимание уделяли трудам графини на ниве археологии, менее усилиям в деле просвещения. Но мало кто из историков обращал свой взгляд на повседневно-бытовые условия, в которых протекала ее деятельность. А ее жизнь и жизнь ее семьи, несмотря на «графское» положение и придворные звания, были далеко не безоблачны. Особенно во времена смуты и возмущения.

Исследователям Муромского края известны названия сел Карачарово, Большое Окулово, Поздняково, деревни Севастлейка, в том числе и как селений, входящих в состав имения П. С. Уваровой. В этих, обычно тихих, селах срединной России в годы первой русской революции бурлили нешуточные бунты, совершались грабежи и убийства, имевшие непосредственное отношение к Прасковье Сергеевне и ее детям.

В июле 1905 г. неизвестные стреляли в управляющего имением графини. Муромский уездный исправник докладывал губернскому начальству, что «крестьяне села Б. Окулово намеревались разгромить усадьбу гр. Уваровых в том селе и контору, около 10 часов вечера толпа человек более 100 подошла к конторе, стала разбирать изгородь у конторы, ломать деревья в саду, стрелять из ружей». Остановило толпу только присутствие стражников. Губернатор И. Н. Сазонов вынужден был направить полусотню казаков, а затем еще сотню. Но, несмотря на это, в ночь на 21 июля «вся усадьба графини Уваровой в Окулово разграблена и сожжена»1. 

Окуловские крестьяне неоднократно покушались на главный источник дохода муромского имения П. С. Уваровой – лесоторговлю. Графиня владела лесным складом и негативно относилась к самовольным порубкам крестьян. Она была известна как активный защитник мещерских лесов. Крестьяне же неоднократно требовали от графини разрешить им срубить помещичий лес, грозя пожарами за отказ2. И свои угрозы крестьяне осуществили3. 

Для противодействия этому П. С. Уварова была вынуждена «сформировать для... муромского имения, под надзором и высшим распоряжением местного исправника, отряд верховых стражников числом в 10 человек», затем увеличив их число до 204. Тем не менее, в декабре 1906 г. П. С. Уварова сообщала властям, что «лишена возможности восстановить необходимые хозяйственные постройки, так как крестьяне угрожают не только вновь уничтожить эти постройки, но и убить тех плотников, которые согласились бы возводить таковые»5.

Весной 1907 г. крестьяне, по свидетельству земского начальника И. В. Ознобишина, оказывали «энергичное противодействие к прохождению лесных плотов графинь Уваровых, до разрушения таковых и избиения плотовщиков включительно». А летом неоднократно сжигали барское сено и склады теса6. Как писала в то лето дочь Прасковьи Сергеевны Екатерина Алексеевна Уварова, «всякий вечер был поджог и что-нибудь горело: 2 сторожки, дрова, сено, рига», а в Окулове, по ее словам, царствовала настоящая крестьянская республика7. Продолжились нападения на служащих имения, случались и убийства. П. С. Уварова объявила награду в 500 р. за поимку убийцы. В сентябре 1907 г. был убит сосед Уваровых по имению8.

Покушения на имущество графинь не прекращались и в последующие годы. В апреле 1909 г. графиня жаловалась губернатору на то, что «севастлейские крестьяне сожгли дом смотрителя и стражника»9. 

П. С. Уварова резко негативно относилась к подобным действиям, не скрывала своего отношения к происходящему и всеми возможными способами противодействовала крестьянским выступлениям. Она обрушила на Владимирского губернатора И. Н. Сазонова поток писем с требованиями немедленного прекращения беспорядков и наказания виновных10. Недостаточная активность местных властей, по мнению П. С. Уваровой, приводит к тому, что «Окуловская республика благополучно царствует» и «ведет агитацию по всем селам»11.

Но ни присланные казаки, ни действия жандармских офицеров, ни заверения губернатора не убедили графиню в том, что власти принимают действенные усилия по прекращению беспорядков в ее имении. Она считала принятые меры недостаточными, казачий отряд обвинила в трусости и отступлении перед взбунтовавшимися крестьянами12. Более всего раздражали графиню необоснованное, по ее мнению, желание полиции объяснить беспорядки в имении исключительно личной неприязнью крестьян к служащим усадьбы. Прасковья Сергеевна была убеждена, что причина конфликтов лежит в агитации приезжих революционеров, которые при попустительстве местных властей разлагающе действующих на крестьян13. В подобном утверждении ее всячески поддерживали смотритель графских лесов И. Ф. Горшков и земский начальник И. В. Ознобишин.

Активная позиция П. С. Уваровой в отношении «аграрных беспорядков» объясняет, почему власти отнеслись с вниманием к донесению, поступившему в начале марта 1911 г. во Владимирское губернское жандармское управление от тайного сотрудника «Николая», волостного писаря в с. Поздняково крестьянина А. А. Архипова, в котором сообщалось о готовящемся покушении на графиню.

На основании полученных сведений начальник губернского жандармского управления полковник Л. С. Байков 9 марта сообщил секретным письмом14 в Департамент полиции МВД, «что революционные организации, будучи недовольны приговором Московской судебной палаты, состоявшемся в г. Владимире, по делу „Окуловскаго братства Муромского уезда партии социалистов-революционеров”, считая его весьма суровым, и находя, что означенное дело было раскрыто при участии графини Прасковьи Сергеевны Уваровой, муромской помещицы, будто бы намерены убить графиню, что будет поручено исполнить каким-то приезжим, пока не известным лицам»15.

К сведениям из Владимирского жандармского управления в Департаменте полиции отнеслись весьма серьезно. Тем более, что слухи о готовящемся покушении на графиню уже ходили по Мурому. Немедленно было заведено розыскное дело, переданное для исполнения в Особый отдел Департамента полиции, ведавший политическим сыском. Уже 11 марта было подготовлено решение, и в 1 час ночи 12 марта в Московское охранное отделение шифрованной телеграммой поступил приказ с требованием принять «действенные меры по охране графини Уваровой»16. К этому моменту в Московском охранном отделении, на основании письма Владимирского жандармского управления, уже было открыто дело «О предполагаемом убийстве графини Прасковьи Сергеевны Уваровой»17. Аналогичное дело было заведено и во Владимире18.

Опасения полиции подтвердила и П. С. Уварова, заявившая, что уже с января месяца слышала об угрозах в свой адрес со стороны муромской семьи Страшных (Страшиновых), один из членов которой, Яков Александрович, был осужден на каторгу по делу «Окуловского братства». Полиция знала, что два его брата, Борис и Павел, оставались на свободе.

Отношения П. С. Уваровой с семьей Страшных имели длительную историю. Глава семьи Александр Федорович Страшнов арендовал у графини водяную мельницу и содержал в Окулове библиотеку и ссудо-сберегательное товарищество. 

Властям было известно, что он сотрудничал с партией социалистов-революционеров. Согласно полицейским сведениям А. Ф. Страшной «был 9 января 1905 года в Петербурге во время известной манифестации и сидел в тюрьме»19. Он не прекратил свою противоправительственную деятельность и в Окулове. В декабре 1905 г. П. С. Уварова получила письмо, подписанное «Лига патриотов», в котором сообщалось, что «в Вашем имении при селе Б. Окулово живет А. Ф. Страшной, у него имеется притон революционеров, и через него идет вся переписка социал-революционеров... Гн Страшной пропагандирует проводить... аграрное движение. Так что подстрекаемые им крестьяне... подготовятся и смогут произвести нападение на имение Ваше. Надо бы позаботиться таки отослать прохвоста, выселить из Ваших владений и тогда все придет в порядок. Мы за ним следим»20.

П. С. Уварова и ранее относилась к А. Ф. Страшному настороженно. Поэтому сразу же по получении письма она обратилась к губернатору с «просьбою послать в село Окулово людей, могущих на самом деле разобрать... вопрос о виновности Страшного»21.

Подозрения графини оказались небеспочвенны. А. Ф. Страшной доказал это своим поведением во время крестьянских беспорядков. В июле 1906 г. он, после освобождения из арестантского отделения, «вновь подстрекает крестьян села Большого Окулово к неповиновению властям». Не отставали от отца и его сыновья. Согласно рапорту уездного исправника, «находившийся в толпе сын Страшного Яков причал толпе: „идите, не бойтесь, стрелять в вас не будут”; другие сыновья Страшного Борис и Петр тоже агитировали среди местных крестьян». Пос­ле подобных выступлений за семьей Страшных было установлено негласное наблюдение полиции. Но сам А. Ф. Страшной скрылся, и его местонахождение в августе 1906 г. властям было неизвестно. Но дети продолжили дело отца. В марте 1907 г. Яков Страшной специально приезжал из Мурома и выступал на сельских сходах с революционной агитацией22. В итоге возбужденного в 1908 г. «Дела об организации Окуловского братства Муромской окружной организации партии социалистов-революционеров в селе Большое Окулово» Яков Страшной был осужден на каторжные работы23. 

Сама графиня главным виновником всех своих бед считала А. Ф. Страшного, приложившего главные усилия к «процветанию Окуловской рес­публики», обвиняя его в «пропаганде самых революционных идей среди крестьян». По ее словам, обращенным к министру внутренних дел, «главные же бунтовщики и учителя Страшнов с сыновьями... продолжают свое мирное пребывание в Окулове и разъезды по селам, которыя стараются соединить в один общий заговор». Владимирского губернатора графиня призывала принять надлежащие меры к «врагу правительства и нашему» и выслать его с сыновьями и распропагандированными ими крестьянами «на поселение»24.

Учитывая все обстоятельства, начальник Московского охранного отделения полковник П. П. Заварзин назначил сотрудника службы наружного наблюдения А. С. Игнатченко в качестве персонального охранника графини. У ее дома в Леонтьевском переулке в Москве был установлен пост из двух городовых. Полицейскими была проверена вся московская прислуга графини, более двух десятков человек.

Вскоре у полицейских чинов появилась еще одна проблема. Владимирский губернатор 16 марта 1911 г. сообщил, что информация о готовящемся покушении «касается главным образом дочери графини Уваровой Прасковии Алексеевны»25. 

Обилие тревожных сведений вынудило Владимирского губернатора в начале апреля 1911 г. обратиться в Московское охранное отделение с просьбой направить в Муромский уезд одного из опытных агентов «для наблюдения за делом». В ответ на это начальник московской охранки 1 мая командировал «опытного полицейского надзирателя» Якова Седуна и предписал начальнику местного жандармского управления предоставить в его распоряжение двух филеров «для собирания негласных справок и производства секретных разведок по обстоятельствам дела о предположенных организацией партии социалистов-революционеров убийствах и грабежах в пределах Муромского уезда»26.

Сведения, собранные Я. Седуном, подтверждали существование в Муроме и селах Позднякове и Большое Окулово подпольной террористической организации социалистов-революционеров и намерение фигурантов совершить покушение на П. С. Уварову. Кроме того, была получена информация о прошедшем 23 марта в с. Позднякове совещании, на котором было постановлено «„оказать воздействие” на доверенного приказчика графинь Уваровых Горшкова и земского начальника 2-го уч. Муромского уезда, Ивана Васильевича Ознобишина (оба имеют влияние на графинь Уваровых); „воздействие” это должно быть совершено особо соорганизовавшейся группой, причем предполагается вызвать какой-либо инцидент в селе Позднякове, обусловливающий приезд туда Ознобишина, каковой инцидент и использовать». Вопрос о покушении на графинь на этом совещании был отложен27.

Эти два лица, приказчик и лесной сторож И. Ф. Горшков и земский начальник И. В. Ознобишин, не случайно связывались в отчете Я. Седуна с именем графини. Именно в личностях И. Ф. Горшкова и И. В. Ознобишина персонифицировалась для крестьян позиция П. С. Уваровой, сопротивлявшейся претензиям крестьян на графские леса28. Не случайно еще 1905 г. крестьяне пытались убить И. Ф. Горшкова, который тогда чудом спася во время разгрома и пожара лесной конторы.

В середине июня 1911 г. в Департамент полиции от Новгородского губернатора В. А. Лопухина поступила новая тревожная информация. Сообщалось, что П. С. Уварова получает письма с угрозами расправы. «Основанием к таковым угрозам... является то обстоятельство, что во время волнений 1905/6 годов графиня Уварова указывала полиции тех проживающих в месте жительства графини Уваровой лиц, которые являлись подстрекателями крестьян к аграрным беспорядкам; последствием чего была административная высылка многих лиц. В настоящее время лица эти возвратились из высылки и угрожают графине Уваровой отомстить за понесенную кару. Причем предложено будто бы привести в исполнение свой преступный замысел во время пребывания графини Уваровой в г. Новгороде на предстоящем XV археологическом съезде». Новгородский губернатор просил «в целях охраны графини Уваровой, командировать в г. Новгород, на время имеющего быть в конце июля с. г. археологического съезда, агентов знающих в лицо крестьян с. Корочарово и других селений расположенных близ места жительства графини Уваровой во Владимирской губернии и подвергшихся административной высылке»29.

В связи с этим Петербургское и Московское охранные отделения получили приказ обеспечить охрану графини в Новгороде во время археологического съезда. Столичное охранное отделение получило дополнительное распоряжение об усилении наблюдения за Страшными, «а в случае выезда в г. Новгород, предупредить о том начальника Новгородского губернского жандармского управления, сопровождая Страшнова наблюдением в г. Новгороде»30.

Несмотря на угрозы покушения, П. С. Уварова ничуть не стремилась оградиться от внешнего мира. Подготовка съезда требовала постоянных и неослабных усилий. Информация филеров изоби­лует сообщениями о многочисленных вояжах графини. «Графиня Уварова, в период времени с 12 июля по 9 сего сентября, посетила следующие города: Можайск (2 раза), Новгород, Старую Руссу, Псков, С.-Петербург, Муром и Ковров»31. Иногда переезды графини были столь стремительны и неожиданны, что филеры не успевали получить в Московском охранном отделении необходимые удостоверения. Случалось, что отсутствие документов вызывало недоразумения в их отношениях с местным полицейским начальством.

Более того, графиня открыто разъезжала по деревням Муромского уезда. Причем не одна, а с дочерью, которой тоже грозило покушение, и другими детьми. Как сообщал полицейский агент, «графиня Прасковья Сергеевна Уварова вместе с дочерьми Прасковьей и Екатериной Алексеевнами и сыном графом Федором Алексеевичем 8 сего июля, едет в главную контору имения 18 верст на лошадях, при селе Саваслейка, Муромского уезда, а 9 числа возвратится на дачу, где постоянно проживает при селе Карачарово Муромского уезда»32. Казалось бы, в муромских лесах, идеальном месте для покушения, графиня должна была более чем где-либо опасаться за свою жизнь и жизнь своих детей. Но прятаться за стенами Прасковья Сергеевна, как и ее дети, считала ниже своего достоинства. Трудно не отдать должное самообладанию этой женщины. Недаром один из знакомых семьи графини писал, обращаясь к ее дочери Екатерине Алексеевне: «Не всем дан талисман вечной бодрости и юмора, которыми обладает Ваша матушка»33. Надо думать, в сложившейся ситуации бодрость духа и юмор графине весьма пригодились.

Принятые полицией меры к охране П. С. Уваровой представлялись весьма своевременными. Как сообщил находящийся при графине филер А. С. Игнатченко, «в ночь со 2-го на 3-е сего июля, в лесной конторе имения графини Прас­ковьи Сергеевны Уваровой, при селе Акулове, Муромского уезда, крестьянами села Акулово в числе девяти человек... разрубив изгородь сада, проникли в сад на пчельник, где разбили... улья... и разбросали по саду; лесной конторой заведует Иван Федоров Горшков, которому, по-видимому, крестьяне мстят»34. Это происшествие походило на попытку исполнения приговора подпольной организации в отношении И. Ф. Горшкова.

Все поступавшие в полицейское ведомство факты подтверждали существование террористической организации и указывали на реальные попытки осуществить покушения. Учитывая это, графиню в Новгороде следовало охранять со всей тщательностью. По сведениям Департамента полиции, «для охраны графини Уваровой на предстоящем в г. Новгороде Археологическом съезде... назначен полицейский надзиратель Игнатченко и два филера Владимирского губернского жандармского управления, находящиеся ныне с той же целью в имении графини Уваровой в селе Корочарове»35.

Как известно, археологический съезд в Новгороде прошел без эксцессов, хотя графиня по окончании оценила его достаточно сдержано36. В своих воспоминаниях она высказалась более откровенно: «XV съезд состоялся в 1911 году в Новгороде, городе весьма сером и тусклом, что передалось и самому съезду, который прошел с меньшим подъемом и интересом к научным вопросам, чем обыкновенно»37. Но трудно отрешиться от мысли, что тягостный год с ощущением постоянной угрозы для себя и дочери не мог не отразиться на общем впечатлении от проведенного научного форума. Недаром свою речь на закрытии съезда П. С. Уварова завершила словами: «В нынешнее переживаемое тяжелое время единственной утехой остается „петь с любовью о старинных днях”»38. Эти слова из стихотворения «Новгород» рано ушедшего из жизни поэта Э. И. Губера (1814-1847), все творчество которого проникнуто меланхолией и грустью, по всей видимости, наиболее соответствовали настроению графини в те дни. 

П. С. Уварова, благополучно проведя съезд, в начале сентября 1911 г. из Москвы через Варшаву выехала заграницу. В московском поезде, в столице Царства Польского и вплоть до пограничной станции ее сопровождали филеры мос­ковской и местной полиции. Согласно рапорту начальника Варшавского охранного отделения, 10 сентября «была принята наружным наблюдением, прибывшая в Варшаву графиня Уварова, за которой согласно распоряжению Департамента полиции учреждена охрана и отсюда под охраной двух филеров вверенного мне отделения проследовала через пограничный пункт Александров за границу»39. Волнения графини благополучно закончились.

Отсутствие каких-либо конкретных улик в части готовящегося покушения, кроме сведений от агента «Николая», заставило полицию допросить с пристрастием своего информатора. Выяснилось прискорбные обстоятельства. Подпольную организацию их тайный сотрудник А. А. Архипов выдумал, чтобы получить место в волостном управлении. Пользуясь сведениями и знакомствами, которые он получил, сидя в тюрьме за антиправительственные выступления в 1905-1906 гг., он смог фабриковать правдоподобные «сведения», указывая фамилии, приметы действительных и вымышленных фигурантов. 

Как активиста партии эсеров в Муроме агент «Николай» представил учительницу местной женской гимназии А. И. Хавскую, которую знал с 1905 г. Помимо этого, в местные функционеры партии им были записаны многие крестьяне окрестных сел40. А представленные в жандармское управление протоколы подпольных заседаний А. А. Архипов фабриковал «единолично».

Хотя выяснилось, что основную информацию о готовящемся покушении неудавшийся агент «Николай» выдумал, следствие не смогло ответить на два важных вопроса. Во-первых, не был определен первоисточник слухов о покушении. А. А. Архипов слышал об этом еще в 1907 г. в тюрьме, от своих сокамерников. Помимо того, сознаваясь во многих своих прегрешениях, агент «Николай» категорически отказывался от авторства угрожающих писем, которые получала П. С. Уварова. «Никогда и никому никаких угрожающих писем я не писал, так же не писал я никаких и анонимных писем». По его показаниям «предъявленное мне письмо... писанное как видно измененным почерком и без подписи, в котором излагаются сведения, что при помощи Анны Александровской, Хавской, Гуреева и Хряпина подготавливаются активные революционные выступления, я вижу в первый раз и его не писал»41. 

Все это говорит о том, что слухи о покушении на графиню П. С. Уварову изобретены не А. А. Архиповым. И кто-то, оставшийся неизвестным, действительно посылал Прасковье Сергеевне письма с угрозами. Так что сводить эту историю только к фантазиям неудачливого информатора не стоит. Не исключено, что какие-то реальные действия радикалов, следствием которых были разговоры о планируемом убийстве и письма с угрозами, имели место. 

Возможно, опасность для П. С. Уваровой действительно происходила от семьи Страшных. А. А. Архипов сообщал о словах Я. Страшнова, произнесенных в тюрьме, о правдоподобности подобных угроз и о признании Якова, что он сам «должен был убить Ознобишина в один из приездов его в Окулово, но по независящим от него обстоятельствам, исполнить этого не смог»42. Эти сведения объясняют, почему директор Департамента полиции только 12 октября, спустя месяц после разоблачения А. А. Архипова, распорядился снять охрану П. С. Уваровой.

В заключение хотелось бы еще раз обратить внимание на поведение П. С. Уваровой в эти нелегкие для нее месяцы. Графиня нигде не упоминает об этой истории. Выглядевшие весьма реальными угрозы для ее жизни, жизни ее дочери, постоянное напоминание об опасности в лице каждодневно сопровождавших ее полицейских агентов, ничто не смогло сломить характер этой женщины и принудить ее изменить свой образ жизни и каждодневные планы.

В этой истории с неожиданной стороны раскрываются особенности личной жизни П. С. Уваровой, которые она старалась не доводить до широкого сведения. В перипетиях дела сплелось возвышенное и низменное, трагическое и в чем-то комичное. С одной стороны мужество, преданность своим убеждениям и своему делу Прасковьи Сергеевны. 

С другой стороны мы видим отчаяние и низость тайного полицейского агента, ради своих желаний оговорившего многих односельчан и близких ему людей, доставившего столько волнений семье Уваровых. Но более всего во всей этой истории отразилась атмосфера тех лет, с крайним радикализмом во взглядах и действиях под лозунгом «безмотивного террора», с постоянными угрозами и многими смертями, что, по словам соседей графини, «так просто делается в наше время всяческих свобод»43.

Прасковья Сергеевна Уварова избежала покушения. Но ее московский дом в Леонтьевском переулке пал жертвой террористов. После революции, в 1918 г. особняк графини, по иронии судьбы, заняла для нужд своего Центрального и Московского комитетов партия социалистов-революционеров, от имени которой проистекали угрозы П. С. Уваровой в 1911 г. Позднее здесь расположился Московский комитет большевистской партии. Во время партийного заседания 25 сентяб­ря 1919 г. анархистами в здании была взорвана бомба. Погибло 12 человек, в том числе секретарь комитета В. М. Загорский, имя которого долгие годы носил г. Сергиев Посад. Так причудливо переплелись в истории этого здания судьба семьи Уваровых, политика, революция и терроризм.

 

1 ГАВО. – Ф. 14. – Оп. 5. – Т. 2. – Д. 1701. – Л. 11, 22, 32.

2 ГАРФ. – Ф. 810. – Оп. 1. – Д. 379. – Л. 28.

3 ГАВО. – Ф. 14. – Оп. 5. – Т. 2. – Д. 1701. – Л. 101.

4 Там же. – Л. 109, 139.

5 Там же. – Л. 125.

6 Там же. – Л. 185, 202-203, 206, 212.

7 ГАРФ. – Ф. 810. – Оп. 1. – Д. 381. – Л. 9, 12.

8 Там же. – Л. 23.

9 ГАВО. – Ф. 14. – Оп. 5. – Т. 3. – Д. 2657. – Л. 1.

10 ГАВО. – Ф. 14. – Оп. 5. – Т. 2. – Д. 1701. – Л. 84-86, 104, 105, 106, 109, 113-114, 117, 118-119, 138-139, 142-143, 144, 149, 192-193.

11 Там же. – Л. 118об., 119.

12 Там же. – Л. 143.

13 Там же. – Л. 109об.

14 Вся служебная переписка по этому делу велась с грифом «Совершенно секретно» и «Секретно», телеграммы передавались только шифром.

15 ГАРФ. – Ф. 102. 1911 г. – Оп. 241. – Д. 287. – Л. 1.

16 Там же. – Л. 2.

17 ГАРФ. – Ф. 280. – Оп. 5. – Т. IV. – Д. 5013. 

18 ГАВО. – Ф. 14. – Оп. 5. – Т. 3. – Д. 2949.

19 ГАВО. – Ф. 107. – Оп. 4. – Д. 921. – Л. 4.

20 Там же. – Л. 8.

21 Там же. – Л. 7.

22 ГАВО. – Ф. 14. – Оп. 5. – Т. 2. – Д. 1701. – Л. 4, 97, 146.

23 ГАВО. – Ф. 108. – Оп. 1. – Д. 678.

24 ГАВО. – Ф. 14. – Оп. 5. – Т. 2. – Д. 1701. – Л. 84-85, 138, 227об.

25 ГАРФ. – Ф. 102. 1911 г. – Оп. 241. – Д. 287. – Л. 6.

26 ГАРФ. – Ф. 280. – Оп. 5. – Д. 5013. – Т. IV. – Л. 37, 44.

27 ГАРФ. – Ф. 102. 1911 г. – Оп. 241. – Д. 287. – 

Л. 14-16.

28 ГАВО. – Ф. 108. – Оп. 5. – Т. 2. – Д. 1701. – Л. 185.

29 ГАРФ. – Ф. 102. 1911 г. – Оп. 241. – Д. 287. – Л. 19.

30 Там же. – Л. 20.

31 ГАРФ. – Ф. 280. – Оп. 5. – Д. 5013. – Т. IV. – 

Л. 92.

32 Там же. – Л. 77.

33 «У нас беда – страшная привычка к словам». Письма депутата Государственной Думы М. В. Челнокова к графине Е. А. Уваровой. 1903-1912 гг. // Исторический архив. – 2004. – № 1. – С. 159.

34 ГАРФ. – Ф. 280. – Оп. 5. – Д. 5013. – Т. IV. – 

Л. 77.

35 ГАРФ. – Ф. 102. 1911 г. – Оп. 241. – Д. 287. – Л. б/н.

36 Труды XV Археологического съезда в Новгороде. – М., 1914. – Т. I. – С. 186-190.

37 Уварова П. С. Былое. Давно ушедшие счастливые дни. – М., 2005. – С. 187.

38 Труды XV Археологического съезда в Новгороде. – 

С. 190.

39 ГАРФ. – Ф. 102. 1911 г. – Оп. 241. – Д. 287. – Л. 38.

40 Там же. – Л. 15.

41 Там же. – Л. 32, 35.

42 Там же. – Л. 35.

43 ГАВО. – Ф. 14. – Оп. 5. – Т. 2. – Д. 1701. – Л. 229.