Купеческая семья г. Владимира и ее предметно-бытовое окружение (конец XVIII-середина XIX веков)

Н. В. Киприянова (Владимир)

 

КУПЕЧЕСКАЯ СЕМЬЯ г. ВЛАДИМИРА И ЕЕ ПРЕДМЕТНО-БЫТОВОЕ ОКРУЖЕНИЕ (конец XVIII – середина XIX веков)

 

Изучение бытовой стороны жизни различных социальных групп стало устойчивой частью современной исторической отечественной науки. Быт определяется как совокупность обычаев и нравов, общий уклад жизни1, частью которого является предметно-вещное окружение человека. Это повседневная обстановка, «малый жизненный мир»2, в котором сохраняются и передаются по наследству семейные традиции и нормы поведения, это среда, в которой происходит первоначальная социализация личности. Именно совокупность вещей, постоянно окружающих человека, формирует первоначальные представления об обществе и материальном благосостоянии, о достойном образе жизни.

Данная работа посвящена изучению отдельных аспектов купеческой семьи г. Владимира и окружающей ее предметно-бытовой среды. Под предметно-бытовой средой обычно подразумевают те вещи, с которыми человеку приходится сталкиваться ежедневно: жилище, мебель, посуду и домашнюю утварь, одежду и украшения, книги, картины, иконы и т. п. Круг вещей и отношение к ним помогают понять психологию личности, выявить специфику мировосприятия, некоторые этические нормы.

Дореволюционная историография неоднократно обращалась к теме городского быта. В этой связи в первую очередь необходимо назвать многотомный труд А. В. Терещенко, охватывающий период с древнейшей истории славян до начала XIX в.3 Значительная часть исследования посвящена материальной стороне быта – жилищу, одежде, домоводству. Показывая русский быт в процессе развития, автор подчеркивает его традиционность и неизменность4. Большая часть работ XIX в., в которых рассматривался быт купцов и мещан, принадлежит историкам-непрофессионалам. В этих сочинениях не содержится обобщений и анализа, но накоплен богатый фактический материал. Одно из первых исследований в этом ряду принадлежит Е. А. Авдеевой, купчихе по происхождению, и построено на основе личных воспоминаний5.

В советский период, начиная с 20-х годов, прежде всего изучался быт новых классов: рабочих советского города и крестьян советской деревни. В работах 50-80-х гг. советские историки включились и в изучение историко-демографических процессов6.

Значительный вклад в разработку проблемы внес М. Г. Рабинович. Им воссоздана реальная бытовая обстановка жизни городского населения с раннего средневековья и до середины XIXв.: хозяйственная деятельность горожан, их подсобные занятия, внутрисемейные отношения и т. д.7

Работы о бытовой культуре различных слоев населения стали появляться в связи с возросшим в последние десятилетия интересом к истории повседневности и социокультурному аспекту развития общества8. Отдельно изучались проблемы купеческой семьи, ее людности, структуры, материального положения9. Специальные исследования о предметном мире купеческой семьи единичны, что явно недостаточно для полноценного анализа и обобщающих выводов10.

При написании данной работы были использованы городовые обывательские книги города Владимира за 1794, 1803, 1842 гг.11, материалы делопроизводства владимирского магистрата12 и сиротского суда, где особый интерес представляют описи купеческого имущества13. Были рассмотрены также книги объявления капиталов, куда вносились данные о всех членах семьи купца14. Представленные документы позволяют установить состав купеческой семьи, размеры принадлежащей ей городской недвижимости, тип построек (дом и надворные строения), выявить предметы домашней обстановки и утвари.

Семья играла ведущую роль в повседневном быте купцов. В городской обывательской книге г. Владимира за 1794 г. зафиксировано 126 купеческих семей; из них шесть принадлежали ко второй гильдии и 120 – к третьей15. В 1803 г. количество семей уменьшилось до 78, в том числе 5 – остались во второй гильдии16. К 1842 г. в составе гильдейцев было 87 семей, причем, появились купцы первой гильдии (две семьи), вторая гильдия сменилась полностью, в третьей объявилено 82 капитала17.

Одной из важнейших характеристик купеческой семьи является ее людность (количественный состав). При этом имеет значение не только общее число членов данной семьи, но и их распределение по половозрастному принципу: мужчины, женщины, дети, внуки. Отечественные исследователи установили взаимосвязь количественного состава семейной ячейки с хозяйственной деятельностью семьи, ее социальным статусом, образом жизни, внутрисемейными отношениями и другими аспектами семейной жизни18.

Обобщив данные имеющихся в нашем распоряжении источников, можно проследить динамику численности купеческой семьи с 1794 по 1852 гг. Для наглядности представим полученную информацию в виде таблицы.

Таблица 1

Людность купеческой семьи г. Владимира конца XVIII–середины XIX вв.19

Количество человек в семье	1794 год	1803 год	1842 год	1852 год
1–3 чел.	18 семей 14,3 %	5 семей 6,4 %	20 семей 22,4 %	37 семей 31,35 %
4–6 чел.	30 семей 23,8 %	21 семья 26,9 %	34 семьи 38,3 %	47 семей 39,85 %
7–10 чел.	58 семей 46 %	45 семей 57,7 %	22 семьи 24,8 %	23 семьи 19,49 %
Свыше 10 чел.	20 семей 15,9 %	7 семей 9 %	13 семей 14,5 %	11 семей 9,31 %
Итого	126 семей (100 %)	78 семей (100 %)	89 семей (100 %)	118 семей (100 %)

 

Сразу можно отметить, что за полстолетия заметно сократилось количество семей, в составе которых было более 10 человек. Меньше стало семей и с людностью в 7-10 человек (с 46 % до 19,5 %).

Доля обеих этих групп составила в середине XIX в. менее 30 %. Наиболее устойчивой оказалась семья из 4-6 человек. Почти в два раза выросло количество малых семей (1-3 человека).

Таким образом, с конца XVIII в. происходит постепенное уменьшение общей людности купеческих семей г. Владимира. Сходные процессы наблюдались и в семьях рязанских купцов20. При изучении внутренней структуры купеческой семьи возникают значительные трудности, связанные с недостаточной теоретической разработанностью данной проблематики. В литературе существуют различные принципы классификации семьи. Этот вопрос разрабатывали Н. А. Миненко21, З. Я. Бояршинова22, Е. Н. Бакланова23, М. Г. Рабинович24 и др. В данной работе использована классификация Н. А. Миненко. Она предлагает выделение шести типов семей:

- простые, т. е. состоящие из одной супружеской пары с неженатыми (незамужними) детьми или без детей;

- расширенные, т. е. образующиеся в случае женитьбы одного из представителей младшего поколения в простой семье, рождение детей в новой брачной паре;

- сложные отцовские, состоящие из пары супругов родителей и двух или более супружеских пар, основанных их детьми со своим потомством;

- сложные братские семьи-ячейки, состоящие из братьев и сестер с их семьями, живущими совместно без родителей;

- линейные семьи, включающие три и более брачные пары, связанные между собой прямой линией родства;

- одиночные – состоящие из одного человека.

Руководствуясь этой типологией, сведения о купеческой семье г. Владимира конца XVIII–середины XIX вв. по данным архивных источников можно представить в виде таблицы.

Таблица 225

Типы купеческих семей в 1794-1852 гг.

Годы Типы семей	1794 %	1803 %	1842 %	1852 %
Простая (3-5 чел.)	23,5	18,5	35	56,6
Расширенная (6-8 чел.)	33,5	44,8	36,1	22,7
Сложная отцовская	23,3	20,7	16,9	7,4
Сложная братская	12,4	9,7	7	6,3
Линейная	4,5	2,5	2,4	0
Одиночки	2,8	3,8	2,6	7
Всего:	100%	100%	100%	100%

 

Наблюдается явная тенденция к увеличению количества простых семей за счет распада прежде всего отцовской семьи, т. е. дети стремятся отделиться от родителей. Меньше пострадала братская семья.

В отечественной литературе утвердилось мнение, что для XVIII, а, тем более, для XIX вв., говорить о больших семьях в классическом виде не приходится. Можно выделить лишь семьи неразделенные или усложненные малые26. Наличие больших семей в купеческой среде связано со стремлением избежать семейных разделов и жить в одном дворе, ведя общее хозяйство. Эта практика характерна в основном для зажиточных горожан и вызвана общей торговлей, промышленной и иной предпринимательской деятельностью, нежеланием дробить имущество.

Вместе с тем, состав и людность семьи во многом зависели от ее происхождения. Так, в 1816 г. экономический крестьянин Лука Никифоров сын Нечаев, объявляя капитал по третьей гильдии, перечислил состоящих с ним в одном капитале шестерых сыновей (Антон, Антип, Яков, Гаврила, Петр, Фадей) и двух внуков (Павел, Василий)27. В 1842 г. по данным городовой обывательской книги семья Нечаевых состояла из 36 человек (включая женщин). Капитал объявлял второй по старшинству сын Луки Нечаева – Антип Лукич (о старшем, Антоне, известий нет). Это была типичная братская семья, в которой состояли пять женатых братьев с детьми (3-5 человек), свои семьи имели и сыновья главы семьи - Павел Антипович и Антон Антипович28.

В 1852 г. в возрасте 55 лет Антип Нечаев при объявлении капитала в составе семьи указал уже 53 человека. Из братьев в живых остались только Гаврила и Фадей, но вдовы умерших братьев вместе со своими детьми и внуками продолжали жить одной семьей29.

Таким образом, большая семья у купцов - это производственная необходимость или традиция крестьянского прошлого. В целом же анализ распределения семей с различным типом внутренней структуры показывает тенденцию к упрощению семьи, распаду сложных семей.

Судя по данным источников, сложные крупные семьи, подобные семье Нечаевых, встречались довольно редко. Однако сложные отцовские и сложные братские семьи продолжали бытовать в купеческой среде как среди перешедших в купечество крестьян, так и среди потомственных купцов30.

По мнению Ю. Гончарова, постепенное упрощение семейной ячейки было следствием специфики экономической функции семьи. В купеческой среде семья соответствовала одному самостоятельному «делу». При этом ресурсы физического труда семейной ячейки, исключительно важные для крестьянского домохозяйства, на возможности купеческой семьи почти не влияли. Вследствие этого процесс упрощения семьи под воздействием развития капитализма и городского образа жизни у купцов происходил гораздо быстрее, чем у крестьян, где необходимость постоянной мобилизации именно физических ресурсов играла значительную роль и сдерживала разложение сложной патриархальной семьи31. Эта традиция, определенная инертность жизненного уклада, переносилась крестьянами в их новый социальный (купеческий) статус. Не случайно к середине XIX в. более 69 % сложных семей (братских и отцовских) г. Владимира были зафиксированы как «приписавшиеся» и только 31 % - «старожилые».

Важнейшим условием существования купечества являлась возможность накопления и функционирования капитала. В связи с этим исключительное значение в купеческой среде имели семейно-имущественные отношения. В соответствии с законодательством только «начальник капитала» именовался купцом. Все остальные члены семьи, состоящие с ним в одном капитале, назывались в соответствии со степенью родства «купеческая жена (вдова)», «купеческий сын», «купеческая дочь» и т. д.32

Возраст купеческих сыновей и дочерей не имел значения – они могли иметь своих детей и даже внуков, но без самостоятельного объявления капитала имели статус ниже, чем глава семьи.

Заявляя капитал, «начальник» нес ответственность за выполнение «гильдейских обязанностей». В торгово-производственной деятельности члены семьи выступали не самостоятельно, а только как доверенные лица начальника капитала. Положение дочерей в купеческой семье в материальном плане в определенной степени было более выгодным, чем положение сыновей: выходя замуж, дочери получали в приданое свою долю имуществ, которым могли распоряжаться по собственному усмотрению, в то время как сыновья оставались в семейном капитале до тех пор, пока не будут отделены отцом. Правда, отец при жизни мог передать дело сыну вместе со званием начальника капитала и всеми вытекающими обязанностями. Известны случаи, когда глава семьи при наличии взрослых сыновей завещал имущество и управление делами жене33. В обывательских книгах во Владимире зафиксировано в 1794 г. 10 вдов, возглавлявших семейное дело, в 1803 – 7, в 1842 – 1034.

Особое место в жизни горожанина занимал дом. Именно наличие дома во многом определяло статус городского жителя. Дом являлся частью усадебного комплекса, который включал в себя дополнительно различные амбары, сараи, склады, погреба, хлев для содержания коров и другой живности и т. д. Даже в середине XIX в. в купеческом дворе помимо жилых построек могли располагаться, например, «два амбара, погреб с запасами, сарай, колодец, в коем вода для употребления не пригодна»35. Нередко в доме для удобства размещали лавку, контору, склад товаров. Так, на первом этаже дома купца 3-й гильдии А. Коновалова находилась харчевня36; братья Федор и Андрей Петровские, купцы 2-й гильдии, владели каждый по «половине каменного дома на крепостной земле и под оным лавки и подвалы».37 У зажиточных купцов могло быть и по нескольку домов. Например, четыре дома (три деревянных и один каменный) было у купца 3-й гильдии П. А. Галкина38 (в семье, кроме жены, были еще три взрослых сына, из них двое женатых). По данным обывательских книг, к середине XIX в. число купцов, владеющих несколькими домами, возрастает: если в 1794 г. 2-3 дома имели 19 % купеческих семей, то в 1842 – 23,6 %39. «Рекордсменом» здесь можно считать купца 3-й гильдии Я. Обросимова: имея семью в 9 человек (жена, женатый сын с тремя детьми, неженатый сын и 2 дочери), Яков Кузьмич владел семью домами, из них только один достался по наследству, остальные – куплены у разных лиц40.

Следует отметить, что в это время преобладают дома именно купленные или построенные владельцами, а не наследованные.

Наличие большого количества жилья, явно превышающее потребности семьи, свидетельствует о том, что жилые помещения использовались в коммерческих целях. Практика сдачи жилья внаем стала особенно расширяться к концу XVIII в., когда в результате реформ Екатерины II в городах появился большой отряд чиновников. Сдавали в аренду как дома целиком, так и отдельные помещения. Например, один из трех домов купца 2-й гильдии А. Алферова (семья – 4 человека) был отдан под «батальонный лазарет»41, крестьянину деревни Нежатиной П. Захарову сдавал дом целиком Я. Холщевников,42 в доме купца Н. А. Коновалова снимал комнату коллежский регистратор Ф. Я. Ломоносов43. С укоренением практики сдачи жилья внаем происходило увеличение количества комнат в домах. Имелись купеческие дома, насчитывавшие 17 комнат44, а в доме купцов Лазаревых было 83 комнаты45.

Плата за арендуемое жилье также была различна. За дом Я. Холщевникова в год вносили от 50 до 70 рублей (в ценах 1804-1806 гг.)46, а комнаты в деревянном доме Жуковой приносили до 500 рублей в год (1839)47.

В XVIII в. во Владимире, как и большинстве русских городов, преобладали деревянные здания. Каменные дома были исключительно престижны, но и стоимость их была высокой; деревянные дома считались более полезными для здоровья, но были менее долговечны и подвергались большей опасности во время пожаров. Исходя из этого, распространенным типом городского жилья стали дома смешанной конструкции: низ каменный, верх деревянный. Такой тип жилых построек был распространен во Владимире с конца XVIII в. В соответствии с городовыми обывательскими книгами, доля деревянных купеческих домов за полстолетия уменьшилась с 70 % до 40 %, процент каменных домов возрос с 9,8 % до 30 %, дома смешанной конструкции составляли 20,2 % в 1794 г. и 30 % в середине XIX в.48 Судя по возросшей доле смешанных и особенно кирпичных домов, можно предположить, что в целом зажиточность владимирских купцов возросла.

Стоимость домов колебалась в значительных пределах и зависела от размера, времени строительства и материала. Например, деревянный дом бургомистра В. Лазарева был оценен в 373 рубля (1805)49, каменный дом П. Галкина продан за 1750 рублей50, а каменный дом братьев Петровских был оценен в 10 000 рублей51.

Интерьер купеческого жилища конца XVIII–XIX вв. представлял пеструю смесь традиционных, исконно русских, уходящих корнями в крестьянский быт предметов обстановки и некоторых переработанных и усвоенных западноевропейских образцов. Многочисленные сундуки, короба, лари, ящики, как и прежде, употреблялись для хранения всевозможного скарба52. Кроме этого, в описях купеческого имущества содержатся сведения о шкафах разной формы и размеров, комодах, лавках, кроватях, стульях. По-прежнему сохранялась встроенная мебель, размеры и форма которой подгонялись к месту, на котором должен был стоять предмет. Чаще всего упоминаются поставцы, шкафы, вделанные в стены, лавки-скамьи. Лавки продолжали служить спальными местами, т. к. кроватей в доме или вообще не было, или была одна, редко – две. Для многолюдных купеческих семей этого было явно недостаточно. Кровать как относительно редкий элемент обстановки являлась предметом определенной гордости. Так, в описи имущества купца В. Баженова упоминалась кровать «на железных винтах»53. Набор постельных принадлежностей был многообразнее. В зажиточных домах спали на перинах, набитых пухом и перьями. Одеяла подбивались мехом (обычно заячьим или простой овчиной, встречались и беличьи). Для теплого времени служили одеяла «холодные ситцевые». В первой половине XIX в. в отношении постельного белья стало применяться понятие «гарнитур»: «гарнитурное одеяло шелковое, простыня гарнитурная шитая с золотой сеткой» (из описи имущества купца В. Смолина)54.

Европейские новинки домашнего быта – картины, зеркала, часы – встречаются со второй половины XVIII в. и также являются предметом особой гордости. Эти вещи не имели прямого хозяйственного назначения, но повышали престиж владельца в глазах окружающих. Картин могло быть довольно много. В описях имущества упоминаются по 20-35 картин55, как в рамах, так и просто «на холсте». Их развешивали в парадных комнатах (залах и гостиных). В простенках между окнами помещали зеркала. Обычно в доме находилось одно - два зеркала, но могло быть и четыре-пять, причем, больших размеров (длиной в аршин и аршин с четвертью)56. Часы – как правило, железные в деревянном корпусе – были большой редкостью. Они имели не только функциональное значение, но и являлись элементом декора, а также свидетельствовали о богатстве владельца. Удовольствие это было дорогое. Часы в доме, например, купца Доронина были оценены в 127 руб.57

Наиболее многочисленным предметом интерьера были стулья. Часто они обивались кожей и расставлялись вдоль стен. Стулья, как и картины, часы, были элементами «престижной» обстановки. К середине XIX в. у состоятельных купцов сформировался примерный набор парадной мебели: диван с преддиванным столом и креслами, тумбы для ваз, бюстов и канделябров, ломберные столы, ковры на полу58.

Обязательным элементом интерьера купеческого дома являлись иконы. Здесь не ставится вопрос о набожности и вере купечества. Следует лишь отметить, что количество икон могло доходить до десятка и более59.

Иконы были не только предметами культа, но и являлись удобным вложением капитала. Неоднократно упоминаются иконы «в разных украшениях», «в серебряном окладе и с вкладным серебряным крестом»60.

Доказательством того, что иконы имели не только духовное, но и вполне приземленное материальное значение, служит история с наследством купца Д. Иванисова: во время описи имущества один из возможных наследников дважды пытался скрыть от оценщиков «большой образ Спасителя с предстоящими ангелами в серебряном окладе» и другие «иконы в украшениях». В первый раз образ Спасителя совершенно непочтительно вместо «красного угла» поместили «наверх ретирадного места, при всходе на парадное крыльцо дома», второй раз вместе с другими иконами просто припрятали у соседей61.

Описи не дают сведений о древности и художественных достоинствах икон. Скорее всего, большинство из них были так называемыми «расхожими», выполненными иконописцами в городских и монастырских мастерских на продажу62.

Набор посуды в купеческих домах примерно одинаков: тарелки, блюда, стаканы, бокалы, сковороды, кастрюли, кувшины, ковши, подносы, солонки, молочники и т. д. Обращает на себя внимание наличие кофейников, чайников, чайных и кофейных чашек. Эти предметы становятся необходимыми, т. к. чай и кофе превращаются не просто в часто употребляемые, но и престижные напитки. Исследователи неоднократно отмечали особую любовь купеческого сословия к чаепитию: «Удовольствие это было дорогим для того времени, и в чаепитии выражалось отличие купцов от простых граждан и крестьян»63. Описывались случаи, когда выпивалось до сорока стаканов чая в день64. Во время чаепития предлагались булки, пряники, варенье, молоко. Приглашение «испить чаю» было обязательным при приеме гостей. Судя по количеству чайных приборов, владимирские предприниматели чаем увлекались. В кухонной утвари купца Философова, помимо 18 серебряных столовых ложек, серебряных бокалов, молочников и подносов, упомянуто и 6 чайников (4 медных и 2 серебряных)65.

Как и мебель, это была парадная посуда. Наряду с серебряными в описях встречаются и деревянные, и оловянные ложки; деревянные, оловянные и глиняные чашки; деревянные блюда и тарелки.

Важно отметить, что при описании купеческого имущества часто встречаются определения «ветхий», «ветхая», и относятся они к домашним вещам довольно зажиточных купцов. Старые, поломанные и битые вещи не выбрасывались, а оставлялись в хозяйстве, несмотря на их явную бесполезность. Так, битая и склеенная посуда упоминается среди имущества весьма состоятельных купцов Д. Белоглазова и Петровского66. Подобная бережливость на грани скопидомства, проявлявшаяся в сохранении всякого хлама и исключении лучших, качественных предметов из повседневного обихода, была характерна для психологии торговца. Исследователи объясняют эту черту неустойчивостью социального положения купца, возможностью в любой момент оказаться в более низкой социальной группе67. Следует добавить, что за каждую чашку с отбитой ручкой или треснувший бокал когда-то были уплачены деньги, и просто выбросить их купцы не могли.

Одним из важнейших элементов быта является одежда, во многом определявшая внешний облик горожанина. Одежда указывала на национальную и сословную принадлежность человека, его имущественное положение. По мнению А. И. Куприянова, для власти одежда стала важным средством социальной идентификации подданных68. Бесцеремонный нажим со стороны власти, стремившейся привить русскому человеку европейский облик, вызывал среди городского населения глухое сопротивление. Потребовалось несколько десятилетий, чтобы инерция привычки была преодолена. Тем не менее, на протяжении всего XVIII и почти до конца XIX вв. купечество сохранило в своей одежде элементы традиционного русского костюма в сочетании с деталями, заимствованными с Запада. Наиболее характерной частью такого смешения «французского с нижегородским» стал жилет, надетый поверх традиционной длинной русской рубахи69.

Нижняя одежда (рубаха у женщин, рубаха и порты у мужчин) не претерпела существенных изменений. Верхнюю мужскую одежду по материалам описей Владимирского сиротского суда составляли кафтаны, штаны, зипуны, армяки, шубы, тулупы. Наиболее распространенный комплект мужской одежды включал в себя кафтан и штаны. Довольно часто упоминается камзол70. В целом мужская одежда не отличалась разнообразием. Детали женской одежды были гораздо многочисленнее. В описи имущества вдовы купца Ф. Петровского перечислено тридцать два элемента: сарафаны, юбки, платья, шали, чулки, перчатки и т. п.71 К своему приданому женщины относились очень бережно (как и вообще к вещам) и передавали его только детям: ни сестры, ни снохи и другие родственницы прав на приданое не имели. В случае, если кто-то из родственников (не детей) после смерти женщины решал воспользоваться ее оставшимся имуществом, дело могло дойти до драк и разбирательства в официальных инстанциях.

Так, в 1806 г. мещанка Ф. Ухмылкина обратилась одновременно и в городовой магистрат, и в городскую думу с жалобой на действия Филиппа и Прохора Белоглазовых. Дочь Ф. Ухмылкиной, Авдотья, была второй женой купца 3-й гильдии Дмитрия Белоглазова. После их смерти сиротский суд определил опекунами над малолетними детьми Авдотьи их старших сводных братьев, Прохора и Филиппа. Суть жалобы Ф. Ухмылкиной состояла в том, что сестра Прохора продала «сарафан - кумашный» и цепочку серебряную «звенчатую» из приданого Авдотьи. Более того, жена Прохора посмела открыть сундук, «в котором имение ее (Ухмылкиной. - Н. К.) дочери хранилось», и надеть «платок саржевый» во время службы в Успенском соборе. По решению магистрата была вновь сделана опись приданого Авдотьи Белоглазовой (Ухмылкиной). При проверке были обнаружены: «ряски жемчужные», «серьги жемчужные», серьги «насыпные» серебряные с жемчужинами, пять перстней серебряных, цепочка серебряная с тремя крестами, три полушубка (один с «позументом», второй с «пуговицами серебреными», третий «китайчатый» с серебряными пуговицами, а также два шугая, сарафаны, платки, наволочки и т. д.72 Сама Ф. Ухмылкина на приданое своей дочери не претендовала, но наследовать должны были дети, а не снохи и свояченицы, принадлежавшие к другому роду. Принцип «родового имения» сохранял свое значение не только для земельных владений, но и для движимого имущества.

Наличие большого количества ювелирных украшений также было социальной маркировкой. Наряд, внешний вид купчихи служили своеобразной витриной, демонстрировавшей богатство семьи73. Не случайно одежду украшали жемчугом, золотыми и серебряными пуговицами, мехами. Стремление выставлять богатство напоказ было вызвано глубокими психологическими причинами. Это не просто демонстрация устойчивого материального положения, «успешности» в делах и, следовательно, доверие компаньонов и престиж в глазах окружающих. Это – своеобразная компенсация за недавний статус «мужика сорокоалтынного», за то подобострастие, с которым приходилось обращаться в различные административные структуры, за те унижения, которые приходилось терпеть от различных «команд» и «правительств». Следует помнить, что большинство из этих разряженных купчих, как и их мужья, были выходцами из «дворовых», «вольноотпущенных», «экономических» (часто – в первом-втором, реже – в третьем поколении).

Исследование купеческой семьи г. Владимира конца XVIII–первой половины XIX вв. позволяет сделать ряд выводов.

Купеческие семьи, различные по составу и численности, за указанный период явно эволюционировали в сторону сокращения людности. Общая тенденция к упрощению семьи связана, прежде всего, с развитием городского образа жизни. Вместе с тем, семьи выходцев из крестьян традиционно сохраняли сложную структуру и многолюдность.

Специфику купеческого быта определяли, во-первых, активное государственное регулирование уклада жизни подданных, во-вторых, развивавшийся капитализм, приводящий к «коммерциализации» внутрисемейных отношений. В сфере быта престиж богатства был исключительно высок. С его помощью создавался определенный «имидж» удачливого, предприимчивого, надежного предпринимателя, что было необходимо для развития деловых контактов.

Особенностью функционирования купеческой семьи являлось ее «промежуточное» положение между многовековыми традициями, часто имевшими корни в крестьянстве, и активно развивающимися новыми социально-экономическими отношениями, ломавшими эти традиции. Уклониться от новых тенденций было невозможно, т. к. положение в обществе зависело от демонстрации богатства, «престижного» потребления, создававшего в глазах окружающих образ рачительного, надежного, трудолюбивого хозяина.

 

1 Словарь русского языка. – М., 1981. - Т. I. - С. 130.

2 Пушкарева Н. Л. История повседневности: предмет и методы // Социальная история. Ежегодник, 2007. – М., 2008. - С. 17.

3 Терещенко А. Быт русского народа. – М., 1997. - Ч. 1.

4 Там же. - С. 1-2.

5 Авдеева Е. А. Записки о старом и новом русском быте. - СПб., 1842.

6 Рындзюнский П. Г. Городское гражданство дореформенной России. – М., 1958; Клокман Ю. Р. Социально-экономическая история русского города. Вторая половина XVIII в. – М., 1967; Кабузан В. М. Народонаселение России в XVIII – первой половине XIX в. (по материалам ревизий). – М., 1963 и др.

7 Рабинович М. Г. Очерки этнографии русского феодального города: горожане, их общественный и домашний быт. – М., 1978; он же: Очерки истории материальной культуры русского феодального города. - М., 1988.

8 См.: Лотман Ю. М. Беседы о русской культуре. - М., 1998; Овсянников Ю. М. Картины русского быта. – М., 2000; Куприянов А. И. Немецкая мода и идентичность в русском городе (конец XVIII–первая половина XIX века // Труды Института Российской истории.– М., 2004. - Вып. 4.; Калинская Н. М. История костюма. - М., 1997; Барашев М. А. Быт и повседневная жизнь русского купечества (конец XVII–начало XX вв.) // История российского предпринимательства. – Владимир, 2001; Пушкарева Н. Л. Частная жизнь русской женщины: невеста, жена, любовница (X – начало XIX в.). – М., 1997; Судакова О. Н. Ценностный мир русского купечества Нового времени. – Улан-Уде, 2001; Тыдман Л. В. Изба, дом, дворец. Жилой интерьер России с 1700 по 1840 годы. – М., 2000 и др.

9 Гончаров Ю. М. Купеческая семья в XIX–XX вв. – М., 1999; Байко В. П. Томское купечество в конце XVIII–XIX веках. Из истории формирования сибирской буржуазии. – Томск, 1996; Миненко Н. А. Городская семья Западной Сибири в XVII – XVIII вв. // История городов Сибири досоветского периода. – Новосибирск, 1984.

10 Брянцев М. В., Дубровский А. М. Предметный мир провинциального купечества XVIII века // Теоретическая культурология и проблемы истории отечественной культуры. – Брянск, 1992; Киприянова Н. В. Элементы быта горожанина в XVIII веке // Предприниматель и культура. Материалы III Всероссийской заочной научно- практической конференции. – Челябинск, 2005; Четырина Н. А. Сергиевский посад в конце XVIII–начале XIX вв. – М., 2006; Федорова Г. А. Традиционная одежда жителей Владимирской губернии. Свидетельства очевидцев из XVIII века // Материалы краеведческой конференции: Владимир, 14 мая, 1999 г. – Владимир, 2000. - С. 190-195; Сазонова Е. И. Материальная культура и быт русского провинциального города конца XVIII–начала XX вв. (на примере городов Владимирской и Ярославской губерний): Автореф. дисс канд. ист. Наук. - Ярославль, 2002.

11 ГАВО. - Ф. 400. - Оп. 3. - Д. 2, 64; Оп. 1. - Д. 2.

12 Там же. - Ф. 17. - Оп.1. - Д. 21, 268, 280, 575.

13 Там же. - Ф. 549. - Оп. 1. - Д. 35, 111, 122; Оп. 2. - Д. 31, 89, 240.

14 Там же. – Ф. 400. - Оп. 2. - Д. 48, 49.

15 Там же. - Оп. 3. – Д. 2. - Л.73об.-127.

16 Там же. - Д. 64. - Л. 83об.–114.

17 Там же. - Оп. 1. - Д. 2. - Л. 1об.-50.

18 Гончаров Ю. М. Указ. соч. - С. 123.

19 Таблица составлена на основе данных городовых обывательских книг г. Владимира за 1794, 1803, 1842 гг. и книг объявлений капиталов за 1852 г. См.: ГАВО. - Ф. 400. - Оп. 1. - Д. 2; Д. 48; Д. 4; Оп. 3. - Д. 2; Д. 64.

20 Кусова И. Г. Рязанское купечество. Очерки истории XVI–XX вв. – Рязань, 1996. – С. 76.

21 Миненко Н. А. Указ. соч. - С. 177-179.

22 Бояршинова З. Я. Крестьянская семья Западной Сибири феодального периода // Вопросы истории Сибири. – Томск, 1967. - Вып. III. - С. 13-18.

23 Бакланова Е. Н. Крестьянский двор и община на русском Севере. - М., 1976 .

24 Рабинович М. Г. Русская городская семья в начале XVIII в. // СЭ. – 1978. - № 5.

25 См. примечание к Табл. 1.

26 Власова И. В. Семья // Этнография восточных славян. – М., 1987. - С. 361-364.

27 ГАВО. - Ф. 17. - Оп. 1. - Д. 371. - Л. 26.

28 Там же. - Ф. 400. - Оп. 1. - Д. 2. - Л. 28об.-29.

29 Там же. - Оп. 2. - Д. 49. - Л. 22-3об.

30 В 1852 г. семьи с людностью от 15 до 53 человек сохранили 11 купцов, в том числе Нечаевы - 53 человека, Литвиновы – 48 человек, Титовы – 26 человек, Воронины – 25 человек, Федоровские – 23 человека. См.: ГАВО. - Ф. 400. - Оп. 2. - Д. 48. - Л. 28-28об, 56, 58-58об.; Д. 49. - Л. 22-23.

31 Гончаров Ю. М. Указ. соч. - С. 130.

32 Законодательство Екатерины II. - М., 2001. - Т. 2. - С. 66-68.

33 ГАВО. - Ф. 17. - Оп. 3. - Д. 97. - Л. 16.

34 В книге 1794 г.: Ананьина А. И., Богомолова А А., Бочевникова А. А., Воскресенская С. Г., Зубкова Н. Ф., Илянова А. И., Козиерова У. А., Онтропова М. С., Тозикова Н. Е., Юрьева Ю. Б.; в книге 1803 г.: Воскресенская С. Г., Зубкова Н. Ф., Лапотникова М. С., Онтропова М. С., Сомова А. И., Тозикова Н. Е., Хабарова А. А.; в книге 1842 г.: Белоглазова А. С., Белоглазова Н. А., Веселовская С. Е., Воронова А. Н., Галкина А. С., Денисова Е. Е., Калмыкова М. И., Листвинова Т. Д., Мартынова А. Б., Новикова А. Л.

35 ГАВО. - Ф. 549. - Оп. 1. - Д. 20. - Л. 3-4.

36 Там же. - Оп. 2. - Д. 31.

37 Там же. - Ф. 400. - Оп. 3. - Д. 64. - Л. 84-85.

38 Там же. - Л. 92об.-93.

39 Подсчеты выполнены по обывательским книгам 1794 и 1842 гг.

40 ГАВО. - Ф. 400. - Оп.1. - Д. 2. - Л. 30об.-31.

41 Там же. – Л. 73об.-74.

42 Там же. – Ф. 17. - Оп.1. - Д. 268. - Л. 584об.

43 Там же. - Д. 280. - Л. 556, 580.

44 Там же. - Ф. 665. - Оп. 2. - Д. 4. - Л. 3-9.

45 Там же. - Оп. 1. - Д. 780-б. - Л. 1-2.

46 Там же. - Ф. 17. - Оп. 1. - Д. 268. - Л. 584об.

47 Частное объявление // ВГВ. – 1839. - № 32. Часть официальная.

48 Расчеты выполнены на основании обывательских книг 1794, 1803, 1842 гг.

49 ГАВО. - Ф. 17. - Оп. 1. - Д. 280. - Л. 335об.

50 Там же. - Л. 183.

51 ГАВО. - Ф. 14. - Оп. 1. – Д. 4392. - Л. 1-2, 7об.

52 Там же. – Ф. 549. - Оп. 1. - Д. 111. - Л. 12.

53 Там же. - Д. 123. - Л. 9.

54 Там же. - Д. 117. - Л. 18.

55 Там же. - Д. 111. - Л. 13; Д. 123. - Л. 9.

56 Там же. - Ф. 1136. - Оп. 2. - Д. 133. - Л. 48об.

57 Там же. - Ф. 549. - Оп. 2. - Д. 240. - Л. 6.

58 Лернер Л. А. Частная жизнь русского провинциального купечества в XIX в. (на примере Курской губернии). Автореферат диссерт. кандид. историч. наук. - Курск, 2003. - С.15.

59 ГАВО. - Ф. 549. - Оп. 1. - Д. 111. - Л. 12.

60 ГАВО. - Ф. 17. - Оп. 1. - Д. 575. - Л. 580об.

61 Там же. - Л. 580об.-581, 584-584об.

62 Тарасов О. Ю. «Расхожая» икона в русской художественной культуре XVIII–начала XIX вв. // Культура средних веков и нового времени. – М., 1987. - С. 80.

63 Гончаров Ю. М. Указ.соч. - С. 215.

64 Бойко В. П. О менталитете западносибирского купечества в конце XVIII–XIX вв. // Историческая наука на рубеже веков. - Томск, 1999. - Т. 2. - С. 90.

65 ГАВО. - Ф. 549. - Оп. 1. - Д. 122. - Л. 7-8.

66 Там же. - Д.111. - Л. 9; Д. 35. - Л. 12.

67 Кусова И. Г. Указ. соч. - С. 90.

68 Куприянов А. И. Указ. соч. - С. 78, 97.

69 Мерцалова М. Н. От «Домостроя» до «Переписки мод» // Наше наследие. - 1989. - № 3. - С. 58.

70 ГАВО. - Ф. 549 а. - Оп. 1. - Д. 117. - Л. 9-11.

71 Там же. - Ф. 549. - Оп. 1. - Д. 35. - Л. 14-16.

72 Там же. - Ф. 17. - Оп. 1. - Д. 268. - Л. 280-281.

73 Судакова О. Н. Указ. соч. - С. 108.

74 ГАВО. - Ф. 549. - Оп. 1. - Д. 111. - Л. 15, 24-25.