поиск по сайту
Автор: 
В. Г. Пуцко (Калуга)
КАМНЕРЕЗНОЕ ХУДОЖЕСТВЕННОЕ РЕМЕСЛО МАЛЫХ ФОРМ 
В СРЕДНЕВЕКОВОЙ РУСИ
 
Начало изучения древнерусской мелкой пластики из камня на рубеже ХIX-ХХ вв. оказалось тесно связанным с собирательством древностей. В результате этого коллекционеры сыграли неоднозначную роль: произведения были сохранены, но их происхождение намеренно скрыто как нередко связанное с хищением из церковных и монастырских ризниц. В этом плане единственное исключение представляет исторически сложившееся собрание ризницы Троице-Сергиевой лавры с ее фондом каменных иконок ХIII-ХVI вв.1 Первые исследователи каменной пластики ограничивались изданием археологических находок, а также публикацией коллекций, и только значительно позже появляются работы, рассматривающие произведения как образцы средневекового художественного ремесла2. Н. Г. Порфиридов провел подсчет иконографических сюжетов, выделив наиболее популярные из них, встречающиеся в резьбе3. А. В. Рындина представила образцы мелкой каменной пластики как художественное явление в культуре Древней Руси4. Т. В. Николаева осуществила каталогизацию и издание всех выявленных и оказавшихся доступными для изучения произведений, предпослав обзорные тексты, посвященные происхождению коллекций мелкой пластики, историографии, классификации и хронологии произведений мелкой пластики из камня, вопросу о мастерах5. Это итог многолетнего ­изучения крайне сложного по своему составу материала, с ценнейшими наблюдениями и во многих случаях убедительными выводами. Однако остались и спорные атрибуции, что естественно по отношению к сотням сохранившихся образцов, преи­мущественно новгородским6.
Последующий этап систематизации произведений должен был учесть и недавно введенные в научный оборот образцы резьбы, и новую интерпретацию ранее известного материала7. Оказалось очевидным, что дальнейшее изучение развития древнерусской мелкой каменной пластики немыслимо без привлечения широкого художественного контекста, роль которого далеко не всегда оценивалась по достоинству. Ведь и само возникновение и затем весьма интенсивное развитие камнерезного художественного ремесла на Руси представляет феномен, объяснение которому, в сущности, не дано. Проблематичной остается порой и локализация каменных иконок, далеко не всегда соответствующая историческому бытованию изделий, никак не равнозначная ареалу их распространения. От правильной датировки произведений зависит решение вопроса о хронологических этапах в использовании для резьбы определенных пород камня.
Актуальным является вопрос о времени возникновения русской художественной резьбы по камню, о появлении первых каменных иконок. Как известно, в Византии этому предшествовал многовековый опыт резьбы по слоновой кости, искусство которой унаследовано от поздней античности8. В Македонскую эпоху она вступает в период нового расцвета, отмеченного удивительным взаимодействием с иконописью9. Самые ранние византийские иконы, выполненные в технике резьбы по светло-зеленому стеатиту, относятся к X в., в XI в. их больше, а в ХII в. они уже многочисленные10. Однако нет оснований утверждать, что синхронным оказалось камнерезное дело на Руси. Б. А. Рыбаков написал: «Существование специальных резчиков по камню явствует из обилия русских каменных иконок и крестиков XI-ХIII вв. Вполне возможно, что выделкой этих иконок занимались монастырские мастерские», – и привел ссылку на публикации изделий, среди которых нет ни единого, относящегося к XI-ХII вв.11 Из пяти изделий, отнесенных к указанному вре­мени Т. В. Николаевой, не оказалось ни единого, выполненного раньше рубежа ХII-ХIII вв.12 Таковы реальные факты, никем не оспоренные.
Объем и общий характер византийского художественного импорта в ХI-ХII вв. на Руси неизвестны. Однако шиферные рельефы с мифологическими сюжетами в Киеве могли быть выполнены только при использовании в качестве образца соответствующих сцен на византийских ларцах с накладками слоновой кости13. Византийские иконки ХII в. из стеатита и сланца обнаружены при археологических раскопках в Киеве и Новго­роде14. Эти изделия оставляют впечатление мастерства и изящества, присущих константинопольской продукции. Не исключено, что отдельные греческие мастера, свободно владевшие искусством художественной резьбы по камню, могли появиться в этот период в Киеве или Новгоро­де, но результаты их  ворчества неизвестны, в отличие от металлопластики, прослеживаемой в последней четверти ХII в.15
Как ни велик соблазн удревнить появление местной традиции изготовления каменных иконок в Киеве, – удается ее проследить только с начала ХIII в., когда она представлена различными стилистическими вариантами16. Один из них, характеризующий произведения группы мастера «1200 г.», свойственный византийским столичным изделиям при­дворного круга (стеатитовые иконки Уверения апостола Фомы, Иоанна Богослова, св. Космы и Дамиана); другой, «группы мастера Распятия», с графическо-декоративной манерой и своеобразными «каллиграфическими» сопроводительными надписями; третий – архаизирующий, с укрупненными головами и кистями рук17. Все эти резчики являются носителями оформившихся художественных направлений и совершенно не похожи на осваивающих профессию ремесленников. Характерно, что мастер архаизирующего стиля успешно работал с различным материалом в разной технике, и каждой из них владел в совершенстве18. Ареал распростра­нения этих изделий неодинаков, причем самый широкий у «группы мастера Распятия», образцы которой и наиболее многочисленны, в целом их датировка не выходит за пределы первой трети ХIII в. Генетически данная продукция непосредственно связана с Византией, что затрудняет выделение предметов импорта, особенно неравноценного по качественному уровню19. Обнаруженные произведения отчасти обязаны мастерам, оказавшимся на Руси после захвата Константинополя крестоносцами в 1204 г. и образования Латинской империи на Востоке, в условиях которой трудно было найти достойное применение их художественному ремеслу. В этом плане Киев открывал большие возможности, а изделия находили ценителей даже в демократической среде. Изысканная стеатитовая иконка Уверения апостола Фомы вызывает наивное керамическое подражание, обнаруженное в Переяславе20. Существование камнерезного дела в Киеве оказалось ограничено десятилетиями, предшествовавшими монголо-татарскому вторжению. Но, судя по иконке св. Георгия-воина из Триполья, было отмечено выполнением замечательных образцов21.
Локализация каменных иконок ХIII в. затруднена тем обстоятельством, что резчик мог работать не только в большом ремесленном центре, но и там, где оседала его продукция, скажем в Изяславле или Любече22. В пользу последнего предположения может свидетельствовать в целом невысокий профессиональный уровень резьбы, хотя в то же время применены технические приемы, прослеживаемые по образцам определенной художественной традиции23. Впрочем, могли миг­рировать как сами мастера, так и выполненные ими изделия, которые порой судьба заносила даже далеко за пределы Руси: в Грузию и на Синай.
Византийский вектор в развитии древнерусской каменной пластики малых форм безусловно был определяющим ее общий характер, но это никак не исключало проникновение западных иконографических мотивов и стилистической характеристики. Немало тому способствовали крестовые походы, обусловившие развитие весьма своеобразного культурного направления24. Нe обошло оно стороной и средневековую Русь, оставив в ее искусстве самые разнообразные следы25. Помещенное в киот со створами западное скульптурное изваяние св. Николая около 1200 г, воспроизводит на каменной иконке резчик, манера которого близка скандинавской романике, и при повторении затем этой композиции киевским мастером исчезают непонятные для него реалии, а позже, уже в Новгороде, на основе более радикальной адаптации образца создана совершенно новая композиция26. Аналогично была в резьбе первой половины ХIII в. интерпретирована западная деисусная композиция с двухъярусным расположением полуфигур27. В это же время квалифицированные романские резчики выполняют каменные иконки, найденные в Рязани28.
Под воздействием западных изображений складывается иконография Гроба Господня в новгородской каменной пластике29. Этот перечень может быть продолжен. Однако надо при этом сделать и важное уточнение: заимствования большей частью входили в византийском культурном контексте, и в таком случае их западное происхождение не учитывалось.
По-видимому, в начале XIII в. камнерезное художественное ремесло проникает не только в Киев, но и в иные русские наиболее значитель­ные политические и культурные центры. Несколько каменных иконок связаны своим происхождением с Полоцким княжеством30. Некоторые из них с чертами романского стиля, и особенно примечательной в этом плане является найденная при археологических раскопках на Верхнем замке в Полоцке в 1967 г. с изображением св. Константина и Елены31. Среди русских изделий она уникальна и не имеет полноценных стилистических аналогий. В целом стильная резьба отличает преимущественно наиболее качественные изделия, вышедшие из рук опытных мастеров.
Зарождение камнерезного художественного ремесла в Новгороде, где получило наиболее широкое развитие, представляется особенно интересным. Между тем, оно пока прослеживается с трудом, по отдельным археологическим находкам изделий ХIII в. неравноценным и разнохарактерным32. Среди них и отличающаяся высоким мастерством сланцевая иконка с изображением св. Димитрия Солунского с Космой и Дамианом, византийского круга, выполненная около 1222-1225 гг., возможно, для князя Всеволода Юрьевича33. По стилю с ней сопоставима двусторонняя шиферная иконка с изображениями Распятия и избранных святых, тоже 1220-х гг., ошибочно прежде отнесенная к продукции московских мастеров XIV в.34 Однако становление новгородского камнерезного художественного ремесла как производства происходит лишь на рубеже ХIII-ХIV вв., при своеобразных обстоятельствах35. С одной стороны – твердая византийская основа, с другой – позднероманские элементы, словно вплетенные в канву36. Их роль нельзя не заметить, но ее нельзя переоценивать, поскольку это свойство унаследовано вместе с художественным стилем византийской пластики ХIII в.37 Бесспорным воздействием выполненных для крестоносцев греческими мастерами икон отме­чена композиция новгородских каменных образков ХIV в. с движущимися попутно парными святыми всадниками38. Трудно представить, что все это достигает далекой северной периферии византийского культурного мира, пусть даже с некоторым запозданием, когда в Константинополе успело оформиться элитарное искусство эпохи Палеологов.
Новгородские каменные иконки ХIII-ХIV вв. в количественном отношении составляют более половины всего фонда произведений древнерусского камнерезного художественного ремесла, даже без учета того, что не учтены все материалы, а также некоторые ошибочно приписаны продукции иных культурных центров39. Пока невозможно окончательно выяснить, существовало ли камнерезное дело ХIII-ХIV вв. во Пскове, испытывавшее воздействие Новгорода, а позже – Москвы, или логичнее предполагать в известных образцах предметы импорта40. Могло, судя по археологическим находкам недавнего времени, оказаться отмеченным новгородским влиянием и ремесло Твери. Для того, чтобы занять столь влиятельное положение, Новгород должен был иметь широко поставленное ремесленное производство и опытные кадры резчиков по камню, тем более, что каждое произведение было продуктом индивидуального исполнения. Говорить о серийном изготовлении изделий можно скорее условно и в немногих отдельных случаях, имевших свои причины.
Продукцию новгородских резчиков характеризуют определенные сюжеты и иконографические схемы, порой отличающиеся вариативностью и воспроизводящие живописные образцы, в целом соответствующие византийским41. Это изображения Гроба Господня, Деисуса, Богоматери Умиление, св. Николая (иногда в окружении семи отроков эфесских). В качестве материала новгородцы обычно используют различные породы сланца (шифера), реже – известняк, мелкозернистый песчаник, и лишь в исключительных случаях – темный или темно-серый твердый камень, схожий с базальтом. Сюжетная избирательность явно предопределена не только популярностью, но и устойчивой сакрализацией конкретных образов и иконографических формул. Изображение Спаса на престоле дают тому наглядный пример42. Деисусная композиция, представленная в новгородских каменных иконках XIV в., имеет общий источник, иногда несколько интерпретируемый резчиками43. Многочисленные каменные иконки св. Николая отражают эволюцию его иконографии на протяжении нескольких столетий, прежде всего в новгородской иконописи44. Некоторые миниатюрные рельефы воспроизводят наиболее оригинальные изображения святителя45. Показательно, что изображения семи спящих отроков эфесских не являются самостоятельной иконографической темой каменных образков, но лишь служат обрамлением изображений Христа, Богоматери с Младенцем, св. Николая46. Особый интерес представляют весьма редкие изображения на каменных иконках местных новгородских святых, как правило, включенные в определенную композицию47. Естественно, часто воспроизводили в каменной резьбе Чудо св. Георгия о змие в его различных иконографических изводах48.
Новгородские паломнические каменные иконки с преобладающим изображением Гроба Господня уже неоднократно служили предметом анализа. Примечательна и датируемая ХIV в. иконка из мелкозернистого песчаника с изображением Благовещения, Сретения и Крещения49. Ее иконография и композиционная схема, как выясняется, восходят к средневековым палестинским евлогиям, сопроводительные греческие и латинские надписи которых были восприняты новгородским ремесленником как собственные имена50.
Творчество средневекового мастера преимущественно анонимное, но некоторые произведения могут быть сгруппированы по индивидуальной манере исполнения. Это удается сделать по отношению к некоторым резчикам по камню, связанным с Киевом и Новгородом51. Сходные манеры объединяются понятием мастерской в его приложении к древнерусской производственной практике52. Т. Б. Николаева, оказавшись перед нерасчлененной массой новгородских каменных иконок, выделила относимые к Новгороду предположительно, затем с изображениями воинов и архангелов, работы мастерской с линейной орнаментацией одежд, мастерской с монументально-живописным стилем, мастерской с чертами романо-готической пластики и византийской иконографии, мастерской с преобладающей декоративной орнаментацией одежд, заштрихованными треугольниками или прямыми линиями, мастерской с условно декоратив­ной трактовкой многофигурных сюжетов, мастерской с живописно-пластической лепкой фигур с символическими и патрональными изображениями, иконки с изображениями Гроба Господня и святых, с изображениями конных воинов, плоского рельефа со штриховой трактовкой одежд, в иконописном стиле конца XIV – начала ХV в., с композициями праздников, иконки XV в., отметив и пути новгородской пластики в конце ХV – начале ХVI в.53 Столь сложная, если не дробная, классификация красноречиво говорит не только о необычайно широко развитом искусстве художественной резьбы по камню в средневековом Новгороде, но и о почти синхронно работающих там мастерах со своими индивидуальными манерами, скорее всего оформившимися явно не на местной почве; по крайней мере, – во многих случаях. Это предположение заставило критически осмыслить сформулированные положения с привлечением более широкого историко-культурного контекста54. В результате установлено, что у истоков новгородской каменной резьбы малых форм прослеживается присутствие греческих мастеров. При всех локальных отличиях продукция «мастерской с чертами романо-готической пластики и византийской иконографии» не отделима от византийской палеологовской пластики. Свойства, приписанные мастерским, скорее воспринимаются как индивидуальные манеры конкретных ремесленников. Характерно, что на ранних этапах встречаются высокие образцы, но на рубеже ­ХIV-ХV вв. заметна некоторая дробность, параллельно с этим усиливается стилизация.
На заключительном этапе развития новгородского камнерезного дела начинают появляться воспроизведения московских византинизирующих иконописных оригиналов. Сказывается, с другой стороны, также ставшая заметной миграция мастеров, работающих в Вологде, Сольвычегодске, Великом Устюге. Впрочем, ни в одном из этих городов камнерезное художественное ремесло не имело того размаха, равно как столь искусных резчиков (не считая переселившихся новгородцев), а также богатых, наделенных тонким эстетическим вкусом заказчиков. Требования последних существенно формировали тот высокий уровень развития новгородской пластики малых форм, который обеспечил ей ведущее место в средневековом русском искусстве.
Хотя ряд образцов каменной пластики ­ХIII-ХV вв. исторически связан с Владимиро-Суздальской Русью, очень трудно характеризовать мастерство ее городских ремесленных центров, даже несмотря на то, что обнаружены остатки камнерезной мастерской во Владимире. Часть продукции стилистически близка монументальной скульптуре первой трети ХIII в.55 Другая – образцы новгородской резьбы, возможно в некоторых случаях выполненные в этом регионе, как каменная иконка Богоматери Одигитрии ХIV в.56 Встречаются также ремесленные изделия, о стилистической принадлежности которых  говорить невозможно. Не многим лучше обстоит дело и с выявлением продукции московских мастеров, что кажется вызывающим удивление. Нет оснований оспаривать наблюдения Т. В. Николаевой, позволившие ей локализовать Москвой ряд виртуозных по исполнению образцов каменной резьбы, но в то же время нельзя признать мос­ковскими характерные новгородские образцы57. Исследовательница писала: «Во второй половине ХV в. выработалась совершенно особая манера резьбы, в которой передача лиц и одежд приобрела четко отработанные черты, заимствованные с иконописных образцов»58. Явно речь идет о том византийском стиле, который прежде всего проявляется в московской деревянной резьбе, более распространенной в ХV в., чем каменная59. Новые археологические находки в пределах Москвы и Подмосковья в последние годы, по мере введения их в научный оборот, могут значительно облегчить решение проблем, требующих привлечения более широкого круга произведений.
Практически невозможно на основании отдельных разрозненных находок характеризовать камнерезное художественное ремесло западных земель, особенно при отсутствии качественных научных публикаций. При этом надо решительно исключить имитации и подделки, порой рас­сматриваемые в литературе как иконки неизвестного происхождения. Не идет речь и о производстве каменных крестиков-тельников60.
В стремлении представить камнерезное художественное ремесло, каменные иконки как одну из ярких страниц в развитии пластического искусства средневековой Руси, обращено внимание главным образом на его истоки и пути поисков профессионального совершенства. О дости­жениях свидетельствует лучшие произведения, которых немало. 
 
1 Николаева Т. В. Произведения мелкой пластики ХIII-ХVII веков в собрании Загорского музея. Каталог. – Загорск, 1960.
2 Николаева Т. В. Древнерусская мелкая пластика из камня. XI-ХV вв. // САИ. – М., 1983. – Вып. Е 1-60. – 
С. 11-17.
3 Порфиридов Н. Г. Древнерусская мелкая пластика и ее сюжеты // СА. – 1972. – № 3. – С. 200-207.
4 Рындина А. В. Древнерусская мелкая пластика: Новгород и Центральная Русь ХIV-ХV веков. – М., 1978.
5 Николаева Т. В. Древнерусская мелкая пластика из камня. – С. 8-47.
6 Великий Новгород. История и культура IХ-ХVII веков: Энциклопедический словарь. – СПб., 2009. – С. 233-236.
7 Пуцко В. Г. Древнерусская каменная пластика малых форм: из опыта систематизации // Русское время, Stratum plus. 2005-2009. – СПб.-Кишинев-Одесса-Бухарест, 2009. – № 5. – С. 439-448.
8 Volbach W. F. Elfenbeinarbeiten der Spätantike und des frühen Mittelalters. – Mainz, 1952; Goldsahmidt A., Weitzmann K. Die byzantiniscehen Elfenbeinskulpturen des X.-XIII. Jahrhunderts. Bd. II: Reliefs. – Berlin, 1934.
9 Weitzmann K. Ivory Sculpture of the Macedonian Renaissance // Kelloquium über spätantike und frühmittelalterliche Sculptur. Bd. II. – Mainz аm Rhein, 1970. – P. 1-12.
10 Kalavrzou-Maxiner I. Byzantine Icons in Steatite // Byzantina Vindobonensia. Bd. XV. – Wien, 1985.
11 Рыбаков Е. А. Ремесло Древней Руси. – М., 1948. – С. 424-425.
12 Пуцко В. Г. Русские ранние каменные иконки (к вопросу о начале художественной резьбы малых форм) // Уваровские чтения-IV. – Муром, 2003. – С. 89-95.
13 Даркевич В. П. О некоторых византийских мотивах в древнерусской скульптуре // Славяне и Русь. – М., 1968. – С. 410-419; Радоjчиħ С. Киjевски рељефи Диониса, Херакла и светих ратника // Старинар. Нов. сер. Књ. XX-1969. – Београд, 1970. – С. 331-334.
14 Iвакiн Г. Ю., Пуцко В. Г. Пам’ятки пластичного мистецтва з розкопок Верхнього Києва 1998-2001 pp. // Археологiя. – 2005. – № 4. – С. 96-99. Рис. 2, 4; Седова М. В. Каменные иконки древнего Новго­рода // СА. – 1965. – № 3. – С. 262-264. Рис. 1:1-3, 6, 8; она же. Палом­нический комплекс ХII в. с Неревского раскопа // Новгородские археологические чтения. – Новгород, 1994. – С. 90-92. Рис. 1.
15 Мусин А. Е., Степанов А. М. Находка иконки свв. Бориса и Глеба на Борисоглебском раскопе в Новгороде в контексте иконографии святых братьев на Руси // Хорошие дни. Памяти А. С. Хорошева. – Великий Новгород-СПб.-М., 2009.  – С.  354-357.
16 Пуцко B. Київська пластика початку ХIII столiття // Студiї мистецтвознавчi. – Київ, 2005. – Ч. 3(11). – С. ­42-58. Статья написана в ноябре 1991 г. и тогда же сдана в печать.
17 Пуцко В. Г. Художественное ремесло Киева начала ХIII века (по данным археологических находок) // Проб­лемы славянской археологии (Труды VI Международного конгресса славянской археологии). – М., 1997. – Т. 1. – С. 317-321; он же. Константинополь и киевская пластика на рубеже ХII-ХIII вв. // Byzantinoslavica. – Prague, 1996. – T. LVII. – С. 376-390; он же. Киевское художественное ремесло начала ХIII в. Индивидуальные манеры мастеров // Byzantinoslavica. – Prague. – T. LII. – С. 305-319.
18 Пуцко В. Г. Архаїзуючий стиль у київському художньому ремеслi ХIII ст. // Iсторiя Русi-України (iсторико-археологiчний збiрник). – Київ, 1998. – С. 222-229.
19 Пекарская Л. В., Пуцко В. Г. Византийская мелкая пластика из археологических находок на Украине // Южная Русь и Византия. – Киев, 1991. – С. 131-138; Боровский Я. Е., Архипова Е. И. Новые произведе­ния мелкой каменной пластики из древнего Киева (по материалам раскопок) // Там же. – С. 119-131; Архипова Е. И. Новi знахiдки вiзантiйських iконок в Українi // Студiї мистецтвознавчi. – Київ, 2004. – Ч. 3(7). – С. 7-20.
20 Пуцко В. Г. Переяславська теракотова iконка «Запевнення апостола Фоми» // Археологiчний збiрник Полтавського краезнавчого музею. – Полтава, 1992. – Вип. I. – С. 72-78; он же. Коропластика средневековой Руси // Тверь, Тверская земля и сопредельные территории в эпоху средневековья. – Тверь, 2002. – Вып. 4. – С. 161. Рис. 1, 2.
21 Пекарская Л. В. Каменная иконка из Триполья // Памятники культуры. Новые открытия. 1988. – М., 1989. – С. 304-307.
22 Миролюбов М. А. Памятники письменности и религиозного культа из раскопок древнего Изяславля // Труды Государственного Эрмитажа. – СПб., 2004. – Т. 30. – С. 11-12; Пуцко В. Мистецтво у середньовiчному Любечi // Скарбниця української культури. – Чернiгiв, 2006. –Вип. 7. – С. 160-164.
23 Пуцко В. Г. Произведение русской пластики в Троице-Сергиевом монастыре: об одной стилистической группе каменных иконок XIII в. // Тверь, Тверская земля и сопредельные территории в эпоху средневековья. – Тверь, 2010. – Вып. 6. – С. 286-291.
24 См.: Folda J. Crusader Art. The Art of theCrusaders in the Holy Land, 1099-1291. – Hampshire, 2008.
25 Пуцко В. Крестоносцы и западные тенденции в искусстве Руси XII-начала XIV в. // Actes du XVe Congrès International d`etudes byzantines. Athènes-1976. – Athènes, 1981. – T. II. – C. 953-972. 
26 Пуцко В. Г. Загадочные явления в новгородской каменной пластике // Новгород и Новгородская земля. История и археология. – Великий Новгород, 2000. – Вып. 14. – С. 204-212.
27 Пуцко В. Г. Резная каменная иконка новгородского круга (о генезисе двухъярусной композиции с Деисусом) // Тверь, Тверская земля и сопредельные территории в эпоху средневековья. – Тверь, 2003. – Вып. 5. – С. 203-214.
28 Пуцко В. Г. Из истории русской каменной пластики XIII в.: рязанские иконы с изображением Деисуса // Великое княжество Рязанское. Историко-археологические исследования и материалы. – М., 2005. – С. 567-577; он же. Рязанский фрагмент каменной иконки апостола Петра // Материалы по истории и археологии России. – Рязань, 2010. – Т. 1. – С. 256-269. 
29 Беляев Л. А. Элементы романской иконографии XII века в древнерусских изображениях Гроба Господня // Беляев Л. А. Русское средневековое надгробие. Белокаменные плиты Москвы и Северо-Восточной Руси XIII-XVII вв. – М., 1996. – С. 183-210; он же. Элементы романской иконографии XII века в древнерусских изображениях Гроба Господня // Древнерусское искусство. Русь и страны византийского мира. XII век. – СПб., 2002. – С. 539-553; Пуцко В. Г. «Гроб Господень» в каменной пластике средневекового Новгорода // Православный Палестинский сборник.– СПб., 1998. – Вып. 98(35). – С. 159-183.
30 Pucko W. Średniowieczne kamienne ikonki z zachdnich obszarów Rusi // Biuletyn Historii Sztuki. – 1993. – R. LV. – S. 9-20.
31 Pucko W. Połocki relief XII wieku // Biuletyn Historii Sztuki. – 1983. – R. XLV. – S. 259-264.
32 Пуцко В. Каменные иконки из археологических раскопок Новгорода // София. – 2000. – № 4. – С. 21-24.
33 Там же. – С. 23-24. Ил. 3. Первоначально находка отнесена к более позднему времени: Седова М. В. Каменная иконка XIV в. с Троицкого раскопа Новгорода // Великий Новгород в истории средневековой Европы. – М., 1999. – С. 374-378.
34 Пуцко В. Г. Крест Семена Золотилова: мемория Дмитрия Донского? // Н. И. Троицкий и современные исследования историко-культурного наследия Центральной России. – Тула, 2002. – Т. 2. – С. 64-87.
35 Пуцко В. Г. Новгородская каменная резьба на рубеже XIII-XIV вв.: становление традиции // Новгородский исторический сборник. – СПб., 2003. – Вып. 9(19). – С. 141-152.
36 Пуцко В. Г. Византийско-новгородские каменные иконы // Пилигримы. Историко-культурная роль паломничества. – СПб., 2001. – С. 149-156. 
37 Пуцко В. Г. Новгородские каменные иконки XII – начала XIV в. «романского» стиля // Староладожский сборник. – СПб.-Старая Ладога, 2002. – С. 87-102.
38 Пуцко В. Г. Святые всадники в новгородской каменной пластике // Староладожский сборник. – СПб.-Старая Ладога, 1998. – С. 105-115.
39 См.: Пуцко В. Г. Неизвестная каменная пластика древнего Новгорода // Древности Пскова: Археология. История. Архитектура. – Псков, 1999. – С. 72-81; он же. Каменные паломнические иконки из Новгорода // София. – 2006. – № 2. – С. 11-14; он же. Древнерусская мелкая пластика из камня в Ростове // История и культура Рос­товской земли. 1999. – Ростов, 2000. – С. 232-241.
40 Пуцко В. Г. Каменные иконки средневекового Пскова // Псков в российской и европейской истории (к 1100-летию первого летописного упоминания). – М., 2003. – Т. 2. – С. 347-355.
41 Пуцко В. Г. Сюжеты новгородских каменных икон // Церковная археология. Материалы Первой Всероссийской конференции. – СПб.-Псков, 1995. – Ч. 2. – С. 78-81; он же. Сюжетная каменная резьба в художественном ремесле средневекового Новгорода // Труды II(XVIII) Всероссийского археологического съезда в Суздале. – М., 2008. – Т. II. – С. 505-508.
42 Пуцко В. Каменная резная иконка из раскопок на Славне // София. – 2001. – № 1. – С. 27-29; он же. Об одной группе каменных икон Спаса на престоле // Археологические вести. – СПб., 2005. – № 12. – С. 142-147.
43 Пуцко В. Г. Резная иконка в Ельце: Деисус в новгородской каменной пластике XIV века // Археологические вести. – М., 2008. – № 15. – С. 133-140; он же. У истоков иконографии прп. Варлаама Хутынского // София. – 2004. – № 2. – С. 16-18.
44 Пуцко В. Г. Русские иконы святителя Николая по данным мелкой каменной пластики ХIII-XV веков // Почитание святителя Николая Чудотворца и его отражение в фольклоре, письменности и искусстве. – М., 2007. – С. 121-131.
45 Пуцко В. Г. Новгородская круглая икона святого Николы // София. – 2000. – № 2. – С. 26-29; он же. Новгородская двусторонняя каменная иконка конца ХIV века // София. – 2005. – № 3. – С. 21-23.
46 Пуцко В. Новгородские каменные иконки с включением изобра­жений семи спящих отроков эфесских // София. – 2008. – № 2. – С. 8-12; он же. Двусторонняя каменная иконка из Калуги // Калуга в шести веках. – Калуга, 1997. – С. 62-74.
47 Пуцко В. Ранние изображения св. Ионы Новгородского // София. – 2000. – № 2. – С. 25-26.
48 Пуцко В. Новгородская каменная иконка Георгия Победоносца // София. – 2004. – № 1. – С. 29-31.
49 Рындина А. В. Древнерусская мелкая пластика: Новгород и Центральная Русь ХIV-ХV веков. – С. 64. Ил. 51; Николаева Т. В. Древнерусская мелкая пластика из камня. – С. 99. Табл. 35:7. Кат. № 203. 
50 Пуцко В. Г. Новгородская каменная иконка с тремя праздничными сюжетами // Диалог культур и народов средневековой Европы: К 60-летию со дня рождения Е. Н. Носова. – СПб., 2010. – С. 79-85.
51 Пуцко В. Г. Индивидуальная манера резьбы в каменной пластике средневековой Руси // Тверь, Тверская земля и сопредельные террито­рии в эпоху средневековья. – Тверь, 2002. – Вып. 4. – С. 276-289.
52 Подробнее см.: Пуцко В. Г. Понятие «мастерская художника» в древнерусском историко-культурном контексте // Церковь и общество: история и современность. IV научно-образовательные Знаменские чтения. – Курск, 2009. – С. 117-124.
53 Николаева Т. В. Древнерусская мелкая пластика из камня. – С. 25-35.
54 Пуцко В. Г. Средневековые мастера новгородской каменной резьбы малых форм // Краеугольный камень. Археология, история, искусство, культура России и сопредельных стран. Сборник статей в честь А. Н. Кирпичникова. – М., 2010. – T. 2. – С. 188-199.
55 Вереш С. В. Памятник мелкой пластики ХIII в. // Памятники культуры. Новые открытия. 1975. – М., 1976. – С. 145-146; Овчинникова Е. С. Резная каменная икона с изображением св. Тимофея // СА. – 1971. – № 2. – С. 196-203.
56 Седова М. В., Мухина Т. Ф. Каменная иконка из Владимира // РА. – 1995. – № 1. – С. 206-209.
57 Николаева Т. В. Древнерусская мелкая пластика из камня. – С. 40-42. Бесспорно новгородскими являются кат. № 317, 315, 316, 314.
58 Там же. – С. 42.
59 Пуцко В. Г. Византийский стиль в московской деревянной резьбе ХV века // Уваровские чтения-VI. Граница и пограничье в истории и культуре. – Муром, 2006. – С. 234-244.
60 Павленко С. Исследование производственных комплексов овручской средневековой индустрии пирофиллитового сланца в 2002 г. // Науковi записки з української iсторiї (Переяслав-Хмельницький державний педагогiчний унiверситет iм. Г. Сковороди. Кафедра icтopiї на культури України). – Переяслав-Хмельницький, 2005. – Вип. 16. – С. 195-209. В целом это трудный для изучения материал. См.: Сидоренко Г. В. Скульптура. Прикладное искусство Х-ХIV веков // Государственная Третьяковская галерея. Каталог собрания. Т. 1: Древнерусское искусство X – начала ХV века. – М., 1995. – С. 193, 210-218. Кат. № 112-165; она же. Коллекция крестов-«корсунчиков» В. Е. Гезе – И. С. Остроухова в собрании Государственной Третьяковской галереи // Ставрографический сборник. – М., 2003. – Кн. 2. – С. 201-206.
 
дата обновления: 12-02-2016