К вопросу о традициях кузнечного ремесла русского поселения городецкой округи (по материалам исследований коллекции ножей с селища Першино-I)

 

Основанием для этой статьи послужило изучение методом археометаллографии четырнадцати обломков ножей, которые хранились в научно-вспомогательном фонде музея ННГУ им. Н. И. Лобачевского и были получены с древнерусского селища Першино-I в течение археологических раскопок 2001-2006 годов. Исследованные образцы происходят из первого и второго слоев памятника и связаны с переотложенным слоем пашни. Состояние сохранности железной структуры различное. Как правило, его можно оценить как хорошее и удовлетворительное (необходимо отметить, что уже во время хранения в фондах музея образцы подверглись сильной коррозии, что в перспективе угрожает им полным разрушением), и в целом они были пригодны для археометаллографического изучения. Исследования были проведены автором в октябре-ноябре 2009 года в археологической лаборатории Ульяновского педагогического института им. И. Н. Ульянова под руководством заведующего лабораторией Ю. А. Семыкина и в декабре 2010 года в металлографической лаборатории НИФТИ ННГУ им. Н. И. Лобачевского. Шлифы образцов подготовлялись в соответствии с общепринятой методикой. В качестве травителя использовался 5 % раствор пикриновой кислоты в этиловом спирте. Работа проводилась с использованием металлографического микроскопа МИМ-7, НЕОФОТ-32, микротвердомера ПМТ-3 и цифрового фотоаппарата «Olympus F-115» по методу Ю. А. Семыкина. 

Древнерусское селище Першино-I было открыто в результате археологических разведок, проводимых с 1998 г. экспедицией ИАЦ «Регион», после экспедицией истфака ННГУ под руководством Д. А. Антонова. В результате этих работ было выявлено и обследовано более семидесяти ранее неизвестных памятников. Раскопки группы селищ в нижнем течении реки Санда (Обухово-II, Нагавицино-I, Першино-I и II) были начаты с 2002 года1. Поселение Першино-I расположено в нижнем течение р. Санда, на берегу распаханного русла ручья, выходящего в речную пойму. Общая площадь памятника около 7 тысяч кв. м. По состоянию на 2006 год раскопками было вскрыто 432 кв. м культурного слоя. В настоящее время исследовано около 900 кв. м. По совокупности полученного вещевого материала исследователь памятника Д. А. Антонов относит время существования этого памятника к домонгольскому времени (конец XII – середина XIII веков)2. 

Сравнительно-типологическое изучение исследованной коллекции затруднено тем обстоятельством, что все предметы из нее повреждены в большей или меньшей степени. Наиболее сохранились ножи с коллекционными номерами 27, 29, 17, 10 и 24. Но по совокупности имеющихся признаков мы можем сказать, что все исследованные инструменты являлись хозяйственными универсальными ножами. Они были небольшими: от 8-9 до 12-15 см, имели сравнительно широкую спинку (от 3 до 5 мм) и ярко выраженные симметричные уступы (3-5 мм) между черешком, лезвием и спинкой. Черенок в сечении, как правило, подчетырехугольной формы, мог иметь длину 6-8 см. По своей форме эти ножи в основном соответствуют 2 типу II отдела, которые как древнерусские выделил на материалах Сарского городища А. Е. Леонтьев3, и по большинству признаков соответствуют ножам II группы, которые Р. С. Минасян связывал с «постзарубинецким» славянским населением раннего средневековья Восточной Европы4. Таким образом, мы можем признать першинские ножи результатом развития общеславянских и древнерусских форм, протекавшего в течение нескольких веков. 

Сравнительно-типологический анализ изделий из черного металла, однотипность которых объясняется сходным способом ведения хозяйства и производственной необходимостью, не может дать существенной информации о средневековых традициях и мастерстве. Наибольший результат можно получить, изучая соотношения средневековых технологий. Для такого исследования наиболее ценную информацию может дать исследование такой категории инструментов, как ножи, которые являются не только самым массовым после керамики археологическим материалом, но и универсальным инструментом, наилучшим образом отражающим уровень средневекового кузнечного ремесла и те изменения, которые проходили в хозяйстве и экономике древних обществ. Соответственно, сборы этих изделий, подвергшиеся структурному изучению, наиболее многочисленны и информативны. 

 С территории Першино-I было исследовано 14 ножей и их обломков. С точки зрения статистики такая выборка считается малой и средняя статистическая ошибка значительно превышает 95 %, что не позволяет считать эту выборку достоверно отражающей генеральную совокупность явлений5. Абсолютная ошибка доли при рассмот­рении трех изделий из четырнадцати, выполненных по какой-то технологической схеме, в данном случае превышает + 100 %, что не позволяет нам судить о том, что данная технологическая схема действительно представлена на этом памятнике в соотношении 3/146. Таким образом, приблизительный объем исследованной коллекции, который смог бы удовлетворить требование средней статистической ошибки не более 95 %, должен составить не менее 200 образцов. В данном случае это условие невозможно выполнить как по причине трудоемкости такого исследования, так и за отсутствием необходимого объема материалов. Вместе с тем, учитывая значительную погрешность при попытке сделать статистические выводы и опираясь на опыт металлографических исследований других археологических коллекций, мы можем сделать вывод о наличии тех или иных технологических схем, которые применялись при изготовлении инструментов, и попытаться сравнить полученные данные с материалами других памятников. 

Анализ № 1 был получен из обломка лезвия (коллекционный № 30), найденного в заполнения ямы № 9 первого раскопа (2002 год) и связан со слоем № 1. В паспорте образца указано, что это обломок ножа, хотя в данном случае, учитывая его размер и последующий структурный анализ, мы можем определить его, скорее, как обломок лезвия серпа. После травления было выявлено применение технологии косой боковой наварки. К неоднородной крупнозернистой ферритовой основе с микротвердостью от 160 до 200 кг/мм2 была приварена с выходом на лезвие среднеуглеродистая стальная пластинка, которая была отделена от основы чистым сварочным швом. Изделие, вероятно, подверглось мягкой закалке. На лезвии была выявлена неоднородная феррито-перлитная структура, переходящая в сорбит с микротвердостью от 300 до 360 кг/мм2. Исследованный инструмент можно характеризовать как высококачественное изделие. При термообработке серпов средневековые мастера в основном использовали мягкую закалку, что было наиболее рациональным приемом, придававшим лезвию вместе с твердостью определенную вязкость. Такой технологический прием характерен для инструментов из Новгорода, Серенска, Княжей горы и Райковецкого городища. Закалка и последующий отпуск выявлены у серпа № 1505 из Старой Рязани7 и болгарского, полученного из V-IV слоев8. 

Анализ № 2 был получен из обломка ножа (коллекционный № 29), также происходящего из слоя 1 в заполнении ямы 9 первого раскопа (2002 год). Нож подвергся значительной коррозии, что не помешало исследовать его структуру. Металлографический анализ выявил после травления наличие неоднородной феррито-перлитной структуры с микротвердостью от 160 до ­260 кг/ мм2. Этот нож можно характеризовать как изделие с низкими эксплуатационными качествами. Он был откован из неравномерно науглероженного кричного железа и, возможно, подвергся локальной закалке. 

Анализ № 3 принадлежит ножу (коллекционный № 17), найденному в 2003 году на раскопе 2 в пласте 3 квадрата 7. Изделие подверг­лось умеренной коррозии. Нож был выполнен из кричного железа. Металлографический анализ показал наличие среднезернистой ферритной структуры, плохо протравившейся ближе к острию, с микротвердостью 190-200 кг/мм2. Этот нож, как и предыдущий, можно охарактеризовать как низкокачественное изделие. 

Анализ № 4 был взят из ножа (коллекционный № 24), который подвергся незначительной коррозии. Этот инструмент был получен с пятого раскопа (2006 год) из квадрата 16 первого пласта. Изделие было изготовлено в технике торцовой наварки. На железную крупнозернистую основу с микротвердостью 90-100 кг/мм2 была наварена стальная высокоуглеродистая леза, закаленная на сорбит с переходом на лезвии в троостит (произошла диффузия углерода из стальной пластины в железную основу). Острие имело микротвердость около 260 кг/мм2 и, вероятно, прошло мягкую закалку. Качество сварочного шва хорошее. Этот нож можно характеризовать как качественное изделие. 

Анализ № 5 получен из ножа (коллекционный № 10), который неплохо сохранился. Этот инструмент был найден на втором раскопе (2003 год) в первом пласте квадрата 14. Металлографический анализ показал, что нож был сделан из кричного железа, сильно засоренного шлаковыми и неметаллическими включениями, с микротвердостью от 180 до 210 кг/мм2. Нож обладал низкими эксплуатационными качествами. 

Анализ № 6 принадлежит обломку ножа (коллекционный № 27) с первого раскопа (2002 год) из первого слоя ямы 9. Образец подвергся умеренной коррозии. Металлографический анализ выявил, что в мелкозернистую железную основу была вварена стальная леза, переходящая на острие в феррит с микротвердостью от 160 до 115 кг/мм2. Сварочный шов выполнен некачественно и местами разошелся. Обезуглероживание лезвия может быть вызвано пребыванием ножа в огне. 

Анализ № 7 происходит из ножа (коллекционный № 3), который подвергся сильной коррозии. Этот инструмент был найден в квадрате 10 первого пласта четвертого раскопа (2005 года). Металлографический анализ показал, что нож был сделан из двух сваренных высокоуглеродистых стальных пластин с выходом одной из них на острие. Сварочный шов качественный. Сталь подверглась резкой закалке на мартенсит и имеет микротвердость около 420 кг/мм2. Исследованный нож был острым, но хрупким изделием невысокого качества. Вероятно, имел место производственный брак. При сварке стальную полосу перепутали с железной. 

Анализ № 8 взят из ножа (коллекционный № 16), который был получен со второго раскопа (2003 год) из третьего пласта квадрата 7. Нож подвергся умеренной коррозии. Металлографический анализ показал, что он был выполнен в технологии косой боковой наварки. Основа была изготовлена из пакетного металла (вероятно, железный лом), в котором чередовались пластинки крупнозернистого засоренного шлаковыми включениями железа и среднеуглеродистой стали с микротвердостью 210-220 кг/мм2. К этой основе была приварена высокоуглеродистая пластина. Сварочный шов качественный. На границе стальных пластин произошла диффузия углерода. Сталь была закалена на сорбит с переходом в троостит на острие с микротвердостью 420-510 кг/мм2. Вероятно, изделие подверглось резкой локальной закалке. Исследованный нож был высококачественным и грамотно исполненным инструментом. 

Анализ № 9 был получен из ножа (коллекционный № 32), обнаруженного на первом раскопе (2002 год) в первом слое ямы 9. Инструмент подвергся сильной коррозии. Металлографический анализ выявил, что основная часть лезвия была сделана из неравномерно науглероженного железа с микротвердостью от 90 до 340 кг/мм2. На острие выявлена структура перлита с мартенситовой ориентацией. Вероятно, изделие подверг­лось резкой закалке с отпуском, которую большая его часть не могла принять. Исследованный нож был низкокачественным, бракованным изделием. 

Анализ № 10 принадлежит ножу (коллекционный № 6), который был найден на третьем раскопе (2004 год) в первом пласте на квадрате 13. Нож подвергся незначительной коррозии. Металлографический анализ показал, что он был выполнен в технологии V-образной наварки. На неравномерно науглероженную железную основу с микротвердостью от 140 до 116 кг/мм2 были наварены две стальные пластинки, закаленные на сорбит с микротвердостью 260 кг/мм2. Кузнечная сварка выполнена со средним качеством. Металл местами перегрет. 

Анализ № 11 происходит из ножа (коллекционный № 9), полученного с четвертого раскопа 2005 года из второго пласта квадрата 11. Металлографический анализ выявил, что этот инструмент, подвергшийся незначительной коррозии, был изготовлен сваркой высокоуглеродистой пластины с микротвердостью от 460 до 665 ­кг/ мм2 и неравномерно науглероженной пластины с выходом на острие структуры сорбита с микротвердостью 270 кг/мм2. Вероятно, нож подвергся резкой закалке с отпуском. 

Анализ № 12 был взят из ножа (коллекционный № 12), который обнаружили на первом раскопе (2002 год) второго слоя квадрата 4А. Коррозия изделия незначительная. Изделие было изготовлено в технике вварки. В неравномерную феррито-перлитную основу была вварена специально подготовленная стальная леза, закаленная на сорбит (микротвердость 220-270 кг/ мм2) с переходом в мелкодисперстный мартенсит на острие (микротвердость 460 кг/мм2). Вероятно, изделие подверглось резкой локальной закалке. Кузнечная сварка была выполнена качественно. Инструмент по грамотности применения технологической схемы и качеству ее исполнения можно признать эталонным. Его изготовил высокопрофессиональный мастер. 

Анализ № 13 получен из обломка ножа (коллекционный № 23), который подвергся незначительной коррозии. Он был обнаружен на пятом раскопе (2006 год) в первом пласте квадрата 15. Инструмент был изготовлен из железа, сильно засоренного шлаковыми и неметаллическими включениями с микротвердостью 150-200 кг/ мм2. На кончик острия вышла феррито-перлитная структура с микротвердостью 143 кг/мм2. Исследованный нож был изделием среднего качества.

Анализ № 14 принадлежит обломку ножа (коллекционный № 4), найденного на четвертом раскопе (2005 год) в первом пласте 12-го квадрата. Изделие подверглось умеренной коррозии. Нож был изготовлен в технике косой боковой наварки. К пакетной неравномерно науглероженной основе (феррит и перлит с микротвердостью 170-270 кг/ мм2) была приварена высокоуглеродистая стальная пластина с выходом на острие мелкодисперсного мартенсита с микротвердостью 440-305 кг/мм2. Вероятно, нож подвергся резкой локальной закалке. Исследованный инструмент можно характеризовать как высококачественное изделие. 

На полученных из Першино материалах мы можем проследить шесть технологических схем: изготовление из кричного железа (образец № 2, 3, 5, 13), сварка двух пластин (образец № 7 и 9), вварка (образец № 6 и 12), наварка стальной лезы на железную основу (образец № 10), косая боковая наварка (образец № 4, 8, 14) и торцовая наварка (образец № 1 и 11). Значительная часть изделий (6 штук) изготовлена по упрощенной (архаичной) технологической схеме либо из кричного железа, либо сваркой двух пластин. В исследованной коллекции грамотностью исполнения и качеством выделяются образцы № 1 и 4, выполненные в технике торцовой наварки, № 8 и 14 (косая боковая наварка) и № 12 (вварка). Косая боковая наварка и торцовая наварка стального лезвия являются сложными и требующими немалого искусства технологическими схемами, что поз­воляет предположить, что эти изделия, особенно выполненные в технике торцовой наварки, были для этого памятника, скорее всего, импортом. 

Сравнительно большая процентная доля изделий, выполненных в технике наварки, позволяет нам сделать некоторые суждения о возможной датировке памятника. К сожалению, эти выводы будут достаточно относительными и требующими осторожного к ним отношения. Во-первых, мы имеем мало древнерусских коллекций, исследованных методом металлографии, которые бы обладали сравнительно большим объемом (более 200 экземпляров) и могли бы дать характеристику ремесла исследуемых регионов для XI-XII и XII-XIII веков. Во-вторых, те материалы, которые отвечают этим требованиям, принадлежат памятникам Северо-Запада (Новгородская земля) и Запада (Полоцкая земля) Древней Руси. Поэтому нам нужно учитывать неизбежные культурное отличие такого памятника, как селище Першино, расположенного на восточной периферии древнерусского государства, и небольшой объем исследованной с него коллекции. Материалы Новгорода и Полоцка демонстрируют масштабное применение технологии наварки (косая боковая и торцовая наварка) начиная с XIII века. Полоцк IX-XI – 5 % и XII-XIII – 65 %. Новгород XI-XII вв. – 9,5 % и XIII – 34 %9. Исследовавший материалы Новгорода Б. А. Колчин отмечает на Новгородских материалах эволюцию от простых технологических схем к наиболее продуктивным и сложным наварным схемам и, в частности, к торцовой наварке10. На основе этих данных изделия, полученные с Першино, более соответствуют кузнечному ремеслу XIII – начала XIV века, что позволяет согласиться с мнением Н. Н. Грибова, который считает, что наличие домонгольских материалов для Першино-I, скорее всего, может быть объяснено его периферийностью и некоторым отставанием в изменениях материальной культуры. 

Железные изделия и железная основа сварных изделий, как правило, сильно засорена шлаками, что является обычным явлением для кузнечного ремесла. Шлаковые включения снижали твердость железа, но в целом не влияли серьезно на качество изготовленных изделий. Вместе с тем, в ряде случаев измерения показали сравнительно высокую микротвердость железа (более 200 кг/ мм2) у образцов № 1, 3, 5, 8, 13. Это позволяет предположить использование в данном случае фосфористого железа. Средневековые кузнецы при работе внимательно относились к свойствам материалов и стремились их использовать. В железных изделиях может встречаться до 1 % фосфора. Б. А. Колчин считал эту примесь случайной и не влияющей на качество железа11. Но в целом фосфористое железо имеет большую микротвердость, чем обычное, и, как отмечают современные исследователи, целенаправленно применялось в сварных конструкциях. Этот материал могли использовать мастера Муромского городка, Болгара и Белоозера.

Большой интерес вызывает обнаружение в исследованной коллекции двух инструментов, выполненных сваркой стальной и железной полосы с выходом стали на острие. Эта технология в целом не характерна для Древней Руси. В материалах Киева и Чернигова X-XIII вв. и памятников их округи было выявлено 8 инструментов (1,7 %), выполненных в этой технологии. Два таких ножа (0,8 %) происходят из коллекций Полоцкой земли XII-XIII веков12. Из коллекции Ярополча-Залесского сварка из железной и стальной пластины с выходом стали на лезвие замечена у одного ножа (2 %), в Суздале у двух (2,3%). Автор работ М. В. Седова полагает, что они скорее характерны для изделий древних угро-финнов и балтских племен13. Археологический вещевой материал в городецких находках, который можно было бы связать с местным финским населением, очень скуден. К ним можно отнести единичные бронзовые круг­лые проволочные застежки со спирально подогнутыми окончаниями, мордовскую лопастную сюльгаму и марийский бронзовый треугольный декорированный тремя спиралями щиток от накосника. В окрестностях селища Першино-I обнаружен бронзовый тройник распределитель ремней конской упряжи финноугорского происхождения, датируемый периодом IX-XIV веков и представляющий собой ремесленный брак14. 

Хотя исследованная с территории Першино-I коллекция ножей невелика (всего 14 предметов), тем не менее, находка в ее материалах сразу двух экземпляров, выполненных в технологии сварки железной и стальной пластин, может свидетельствовать о ее сравнительно большой распространенности. В настоящий момент объем исследованной коллекции не позволяет сделать определенных выводов. Но мы можем предполагать наличие преемственности традиций кузнечного ремесла между пришлым русским населением и финскими аборигенами и иначе взглянуть на возможный ход освоения Нижегородского Поволжья. Исследователь Першино-I Д. А. Антонов полагает, что марийцы в этом регионе в момент его освоения русскими присутствовали эпизодически, и территория Нижегородского Заволжья представляла собой своеобразную нишу, занятую впоследствии славяно-русскими поселенцами. Это утверждение основывается на данных археологических разведок, которые не обнаружили марийские поселения, связанные с периодом освоения этого региона русскими, и очень скудном финском материале в вещевом комплексе русских памятников этого региона. Тем не менее, присутствие в Першинских материалах изделий, выполненных в кузнечной традиции, более характерной для угро-финских племен, позволяет искать наличие более тесных культурных и экономических контактов. 

 

1 Антонов Д. А. История и перспективы изучения сельских средневековых памятников Нижегородского Заволжья // Нижегородские исследования по краеведению и археологии. Нижний Новгород, 2008. – Вып. 11. – С. 19. 

2 Антонов Д. А. Украшения и предметы мелкой христианской пластики в русских заволжских селищах XIII-XIV веков нижнего течения реки Санда // Нижегородские исследования по краеведению и археологии. – Нижний Новгород, 2006. – Вып. 10. – С. 25. 

3 Леонтьев А. Е. Классификация ножей Сарского городища // Советская археология. – 1976. –№ 2. – С. 42. 

4 Минасян Р. С. Четыре группы ножей Восточной Европы эпохи раннего средневековья (К вопросу о появлении славянских форм в лесной зоне) // Археологический сборник. – Л., 1980. – С. 69. 

5 Федоров-Давыдов Г. А. Статистические методы в археологии. – М., 1987. – С. 50. 

6 Головин Б. Н. Язык и статистика. – М., 1970 – С. 56.

7 Толмачева М. М. Технология кузнечного ремесла Старой Рязани // Советская археология. – 1983. – № 1. – С. 253. 

8 Семыкин Ю. А. Черная металлургия и металлообработка на болгарском городище // Город Болгар. Ремесло металлургов, кузнецов, литейщиков. – Казань, 1996. – С. 128. 

9 Терехова Н. Н., Розанова Л. С., Завьялов В. И., Толмачева М. М. Очерки по истории древней металлообработки в Восточной Европе. – М., 1997. – С. 280. 

10 Колчин Б. А. Железообрабатывающие ремесло Новгорода Великого (Продукция. Технология) // Материалы и исследования по археологии СССР. Труды Новгородской археологической экспедиции. – М., 1959. – Т. II. – № 65. – С. 52. 

11 Колчин Б. А. Черная металлургия и металлообработка в Древней Руси. Домонгольский период // Материалы и исследования по археологии СССР. – М., 1953. – № 32. – С. 46. 

12 Терехова Н. Н., Розанова Л. С., Завьялов В. И., Толмачева М. М. Указ. соч. – С. 268-269. 

13 Седова М. В. Ярополч-Залесский. – М., 1978. – С. 147.

14 Антонов Д. А. Древнерусские селища XII-XIV вв. в Нижегородском Заволжье // Нижегородские исследования по краеведению и археологии. – Нижний Новгород, 2004. – С. 16.