Детские игрушки и взрослая политика

 

 

В дореволюционной России производство игрушек существовало вне ведения государства. Российская педагогика также долгое время не обращала на них внимания. Исторически сложившиеся центры производства народной игрушки не удовлетворяли потребностей населения даже при учете того, что «игрушки для детей высших классов резко отличались от тех, которыми играли их ровесники „низкого” звания»1.

Едва ли вызовет протест предположение, что в это время основной игрушкой в деревне была игрушка традиционная – привезенная с ярмарки и самодельная; фабричные и иностранные игрушки бытовали лишь в помещичьих усадьбах, хотя и там встречались «этнически окрашенные» игрушки; вряд ли они могли предназначаться для крестьянских детей.

В маргинальных слоях городского населения, судя по позднейшим данным, преимущественную роль играли также традиционные игрушки, но по мере повышения статуса социального слоя их место занимали фабричные изделия.

Несмотря на то, что древнейшее происхождение игрушки – и куклы в частности – ни у кого не вызывает сомнения, тема детских игрушек вообще до самого недавнего времени оставалась за пределами внимания историков. Ее изучение началось только в последнее столетие, а пристальный интерес к ней возник всего лишь пару десятилетий назад. На рубеже XIX-XX веков отношение российских исследователей к игрушке, а предметом изучения стала в первую очередь игрушка народная, целиком определялось искусствоведческими и этнографическими задачами: игрушка рассмат­ривалась не столько как атрибут субкультуры детства, сколько как продукт народного промысла2. Чуть позже, в середине 1910-х годов, возникает педагогический интерес к игрушке, но и здесь предметом рассмотрения в силу различных причин остается, прежде всего, народная игрушка, причем, основанием для ее классификации весьма часто служит (это остается и по сей день) материал, из которого она изготовлена, и техника ее исполнения3. Во многом ситуация была предопределена и тем, что в традиционном сельском укладе России кукла играла специфическую сакральную роль и в жизни взрослых, и тем, что почти все производство игрушек осуществлялось кустарно, нередко как сезонный приработок в основном промысле, например, гончарном (абашевская, дымковская, жбанниковская, каргопольская, филимоновская, романовская, скопинская, тульская, хлудневская игрушка). Так, в Курской губернии «широкая продажа игрушек... начиналась с 23 апреля (6 мая по новому стилю), в праздник Георгия Победоносца, который считался в этих местах покровителем глиняной игрушки. В г. Судже в этот день устраивались крупные ярмарки, а среди других товаров продавались... и игрушки. С этого дня перекупщики начинали возить игрушки по ярмаркам и базарам в разные села и города»4.

Изучалась, прежде всего, этнографическая игрушка, да и то преимущественно с позиций декоративно-прикладного искусства; в связи с детскими играми тема игрушки затрагивалась как средство психического развития и обучения детей; в 20-30-е годы большое внимание уделялось идеологическому воздействию игрушек и проч. При том, что педагоги, психологи, искусствоведы, художники, этнографы рассматривали сложные теоретические проблемы, связанные с игрушкой, практически вне поля зрения исследователей оставались вопросы бытования игрушки в конкретном историческом контексте. Для советского времени эта ситуация вполне объяснима: реальное бытование игрушки обнажает множество острых социальных противоречий, которых по официальной идеологии в советской жизни не было и быть не могло; даже простое их обозначение еще несколько лет назад могло быть небезопасным для исследователя.

Сложность в изучении бытования игрушки заключается, прежде всего, в том, что игрушка недолговечна: она ломается или ее ломают, стареет или устаревает, теряется или выбрасывается, надоедает или становится неинтересной. К тому же игрушка, как и многое другое в обществе, подвержена влиянию моды и идеологии. В конце концов, когда дети вырастают, она просто оказывается ненужной и рано или поздно от нее избавляются как от хлама. Редкие экземпляры хранят и передают из поколения в поколение и чаще уже не как игрушку, а как семейную реликвию. Долгое время, в том числе и в первые десятилетия советской власти, в обычных семьях игрушек у детей было мало. Зачастую покупных, фабричных, не было вообще; играли самоделками, которые, конечно не хранили. Игрушки выбрасывали еще и оттого, что жизнь в малогабаритных квартирах, – а чаще в бараках или «коммуналках», – просто не оставляла места, где можно было хранить игрушки. Однако многие выходцы из деревни, даже переехав в города, пытались остаться верными своему крестьянскому «накопительскому» менталитету. Старые игрушки – может быть потому, что в крестьянской жизни нередко использовались игрушки, сохранявшие сакральное значение, – хранили сначала в шкафу дома, затем в кладовке, если был сарай – в нем. С уходом старшего поколения из жизни, молодые, разбирая старые вещи, выбрасывали на помойку и игрушки, в которых уже не видели ни мемориальной, ни, тем более, сакральной и уж совсем никакой материальной ценности.

Большинство краеведческих и исторических музеев также не могут похвастаться систематическими коллекциями игрушек, а немногие частные коллекции до недавнего времени были или тематическими (например, оловянных солдатиков, автомашин, самолетов, какого-либо вида народной игрушки), или собранием антикварных раритетов (авторских или фарфоровых кукол, мишек Тедди) и т. п. Обычная повседневная серийная игрушка интересовала, пожалуй, только организацию, ныне именуемую Учреждение Российской академии образования «Художественно-педагогический музей игрушки» в Сергиевом Посаде. Специализированные музеи игрушки, в большинстве своем – частные, в нашей стране появились только в последние десятилетия.

***

И о производстве, и о бытовании детских игрушек в Муроме известно крайне мало, а точнее сказать, неизвестно ничего.

Иногда игрушки упоминаются в мемуарной литературе, но круг известных мемуаров о Муроме весьма ограничен5. Кое-какие сведения можно почерпнуть из дореволюционных каталогов промышленных выставок и прейскурантов промышленных артелей6, из местной периодической печати. Определенный интерес представляет и подборка фотографий, сложившаяся в муромском музее в ходе осуществления проекта «Фотолетопись Мурома»7. Около 220 отобранных снимков запечатлели с игрушками детей и взрослых. Фотографии, сделанные в период с начала по шестидесятые годы XX века, имеют разный художественный и технический уровень – есть выполненные профессионалами в фотоателье, есть снимки начинающих любителей, но почти все они постановочные. Это и плохо, и хорошо. С одной стороны, на фотографиях практически отсутствуют самодельные и простенькие игрушки, а зафиксированные мизансцены демонстрируют или «как должно быть», или близки по жанру к «парадному портрету», или это просто «фотография на память». С другой – волей участвовавших в съемке оказались отобранными или самые любимые, или самые престижные, модные и дорогие игрушки, из тех, которые во многих семьях дети только иногда, по особому разрешению старших, получали для игры. К тому же подборка фотографий носит случайный характер, и о ее полной репрезентативности говорить весьма сложно. Так что при статистической обработке проявляется, конечно же, не абсолютная картина, а лишь некоторые тенденции бытования игрушек в Муроме. При этом не следует забывать, что эти фотографии в ряде случаев являются едва ли не единственным источником, по которому можно составить представление, как выглядели те или иные конкретные игрушки. К сожалению, комплекс фотографий, относящихся к дореволюционному периоду, в этой выборке весьма мал: всего семнадцать снимков. Следующая выборка условно отнесена к 1918-1940 годам. Такой значительный временной период во многом обусловлен не только тем, что бытовая фотография не имела большого распространения, но и тем, что фотографии этого периода чрезвычайно сложно поддаются более-менее точной датировке. Хронологическая атрибуция каждой из них – это практически самостоятельное исследование. В этом комплексе всего девять фотографий. Необходимо учитывать и то, что в этом жанре фотографии, во всяком случае, до революции, существовала своя мода, и фотоателье приобретали специальных кукол для фотографирования. 

До 1917 года на шести снимках (т. е. более трети всей выборки) запечатлены куклы, причем, пять из них явно фабричного производства; два плюшевых медведя; по две дудочки, мячику и трехколесному велосипеду; по одной лошадке-каталке и собачке из папье-маше, погремушке, креслу-каталке, барабану. Кем и где произведены эти игрушки, установить пока не удалось.

***

Как уже упоминалось, основную массу оте­чественной игрушки до революции производили кустари. В качестве особенностей русской кустарной промышленности исследователи уже давно отмечали ее сельский характер и так называемое «гнездование», т. е. компактное расположение какого-то вида производства в одной местности8. Во Владимирской губернии таким «гнездом» по производству деревянных резных игрушек была деревня Богородская, сельцо Ворсково и сельцо Гривино Константиновской волости Александровского уезда. В 1894 году в Ворскове и Гривине производством игрушек на дому занималось 100 мужчин и 70 подростков. Каждый из них за зиму из местного материала вырезал до 1800 штук. Себестоимость игрушки составляла 2 коп., а сбывали их по 3 коп. в Москву. Еще один мастер, нарабатывавший до 100 руб. в год, работал в д. Березино Тирибревской волости того же Александровского уезда и свои изделия продавал тоже в Москву9. Стоимость богородских игрушек по данным на 1912 год колебалась уже от 9 коп. до 20 руб. Ассортимент был весьма разнообразным, включал 174 наименования, где были звери, наездники, пистолет с мушкетом, развод солдат, бодающиеся барашки, суфражистки, броненосец, шествие царицы и многое другое10. Игрушки крупными партиями сбывались в Сергиевом Посаде (на сумму до 4200 руб.)11. Игрушки из Александровского уезда были известны и за границей. Газета «Муромский край», например, несколько раз сообщала: «В Германии... наблюдается большой спрос на дешевые деревянные изделия, главным образом, на деревянные игрушки»12; «Игрушки раскупались нарасхват. Большинство посетителей (Русской кустарной выставки в Берлине, март 1914 года. – Л. Г., Ю. С.) возвращались с выставки с игрушками»13; «На значительный и постоянный спрос в Германии могут рассчитывать всевозможные игрушки»14. Однако эти игрушки радовали не только столичных жителей и иностранцев. Довольно крупными партиями их привозили на Муромскую ярмарку, о чем писала та же газета: «Идет бойкая торговля игрушками кустарей Александровского уезда»15.

В селах Исаково, Большое и Малое Маркушино, Набережная делали санки и продавали их в основном в Коврове и лишь частью в других местах16. Пять мужчин из д. Горки Тейковской волости Шуйского уезда занимались изготовлением лукошек и детских повозок. Материал завозили из Суздальского района, а товар сбывали на базарах Шуйска, Коврова, Суздаля, производя в год до 500 изделий. Производство одной повозки стоило до 150 руб., а ее базарная цена назначалась в 250 руб.17

Эти игрушки, если и попадали в Муром, то не слишком часто. Чаще в Муроме на базарах можно было встретить детскую плетеную мебель – столик, креслице (по 1 руб.), диванчик (1 руб. 75 коп.) – из корзиночной мастерской села Благовещенского Муромского уезда или «последовательную коллекцию погремушек» (1 коп.) из Санчурской земской мастерской Меленковского уезда. Бережковская кустарная сапожная артель шила покрышки для футбольных мячей по цене 3 руб. 50 коп. (для сравнения – туфли, пошитые в той же артели стоили 2 руб. 50 коп., а сапоги – 6 руб. 50 коп.)18. 

Некоторые кустари и артели, специально не занимавшиеся выпуском игрушек, тем не менее, делали их из отходов своего производства. Муромская жительница Н. П. Вощинина-Киселева (1911-1989) вспоминала, что на Рождественской площади города торговали гончары, которые вместе с «серьезным товаром» в большом выборе продавали глиняную игрушечную посуду, которую ей часто покупала бабушка19. Надо полагать, что раз такую посуду покупали одной девочке часто, то и стоила она – посуда – недорого. Одной из причин отсутствия на рынке широкого ассортимента местных глиняных игрушек являлось, видимо, то, что во Владимирской губернии (кроме с. Коровина Меленковского уезда) не было естественных залежей пластичных глин. Владимирские глины среднего качества. Изделия из них грубые и ломкие; чтобы довести глину до нужной производственной кондиции, следовало потратить много времени и сил. Причем, если «выкручиванием» посуды занимались мужчины, то лепка одинаковых и дешевых свистулек была женским занятием. Обжигали свистульки вместе с посудой, чтобы рационально использовать все пространство горна20. Однако некоторые исследователи категорически утверждают, что «глиняную игрушку в Муромском крае раньше не делали», правда, речь в этом случае идет о производстве в промышленных масштабах21.

Неподалеку от гончаров в рядах, где предлагали столярные и плотницкие изделия, можно было выбрать детские колясочки или что-нибудь из деревянных игрушек22. Вполне возможно, что основными поставщиками были крестьяне Меленковского уезда, значительная часть которых занималась «выделыванием деревянной разного рода домашней посуды23», хотя, справедливости ради, следует отметить, что несколько ранее «деланием деревянной посуды» занимались «почти все уезды, изобилующие лесом», но особо отличался Муромский24. 

Академик живописи Иван Семенович Куликов, уроженец и житель Мурома, «вспоминал об удовольствиях, которые получали крестьянские дети на ярмарке. Им покупали незамысловатые игрушки, вроде деревянных кузнецов, глиняных свистулек, оловянных петушков и дудочек»25.

Еще один канал поставки игрушек на муромский рынок обнаружился благодаря курьезу, описанному в местной газете. Там в разделе «Ярмарочная жизнь» сообщалось: «Привлекаются к ответственности: по ст. 169... крестьянина с. Карачарова А. П. Сасина за кражу металлической гремушки (курсив наш. – Л. Г., Ю. С.), стоящей 35 коп. из лавки игрушек на ярмарке крестьянина Ковровского уезда И. Ф. Казакова»26. Житель Ковровского уезда появился на Муромской ярмарке не случайно: еще в середине XIX века жители этого района славились «предприимчивостью особливого рода: они развозят мануфактурные изделия по ярманкам, в разные внутренние губернии... Этот промысел называется ходебство... Число офеней в уезде показано до 4000 человек, а торговые их обороты до 6 млн. руб. серебром»27. Так что можно не без основания полагать, что игрушки в Муром попадали и благодаря мелочным разносчикам.

Дорогие фабричные игрушки можно было выписать из другого города или, судя по рекламным объявлениям, приобрести в магазине Г. И. Когана28 и в «книжном и писчебумажном» магазине Н. П. Мошенцевой29. Об ассортименте судить трудно. В рекламе Мошенцевой, например, говорится о детских играх и заводных игрушках. В то время основную массу поступавших в российскую продажу игрушек составлял импорт из Франции, Германии, Англии. Народные игрушки все более вытеснялись игрушками западноевропейского образца30. «Лишенная руководства, стихийно развивавшаяся местная фабричная и кустарная промышленность всецело попадала под влияние иностранного капитала и чуждой народному искусству капиталистической культуры. Ассортимент игрушек, выброшенных на рынок земством, был слишком ничтожен в сравнении с огромным потреблением игрушек в России. Частные мастерские и фабрики, работавшие по немецким образцам, не могли конкурировать с дешевизной и роскошью немецкой игрушки. Создавшееся положение приводит к тому, что гегемоном на русском игрушечном рынке начала ХХ в. становится Германия»31. (В Германии в это время существуют следующие развитые производства игрушек: Дрезденские мастерские художественного ремесла, Дрезденские мастерские немецкой обстановки; Венские, Бременские и Любекские мастерские; Мюнхенские объединенные мастерские; в Мюнхене же – производство кукол М. Каулица; в Шарлотенбурге – куклы К. Крузе; кроме этого действует игрушечная мастерская профессора К. Сутера, а также кустарные производства в Рудных горах в Саксонии и в Зоннеберге, где изготавливаются изделия из дерева, папье-маше и картонажа, и фабрики в Нюрнберге по производству оловянных и жестяных игрушек и кукольных домов). В среде российских исследователей эти игрушки особого интереса не вызывали. Отношение к ним, скорее, напоминало современное отношение к Барби. В середине 1990-х годов во время музейной закупочной экспедиции в соседствующий с Муромом г. Меленки пожилая жительница, дочь бывшего местного купца, показала нам три фарфоровые куклы, которые ее отец еще до революции заказал для нее в Париже. Продать их в музей она отказалась.

В небольшом количестве по западноевропейским образцам делал кукольную посуду Кузнецовский фарфоровый завод. Фарфоровые головки для кукол формовались на фабриках Бенуа и Хотьковской, которые затем, как это было на кукольной фабрике Журавлева и Кочеткова, монтировались с шитым туловищем. Такой же «сборкой» занимались и кукольные артели32. 

В зажиточных семьях такие игрушки обычно дарили детям на Рождество33, Пасху. По воспоминаниям философа М. В. Безобразовой (1857-1914) – в данном контексте для нас важно не столько ее отношение к куклам, сколько возможность узнать, какими эти куклы были – она «не только никогда не играла в куклы, но возненавидела повод, по которому их дарят – елку. На елку приезжали те старшие родители, для которых мои молодые родители не были законодателями и не могли им сказать: „не дарите”. Эти старшие заваливали меня, как первенца, аршинными куклами, их кроватками, шкапиками и другой дребеденью»34. Хотя М. В. Безобразова и не жила в Муроме, ее воспоминания достаточно типичны для того времени. В муромских семьях также было принято дарить детям рождественские и пасхальные игрушки. Это, конечно, были не ювелирные шедевры Фаберже, но все же... «Воспитательница... всем нам подарила по яйцу, сделанному необыкновенно красиво. Скорлупа была ровно разрезана на две равные части и выклеена изнутри шелком. На шелке стояла маленькая картиночка ангела, над ним небо, под ним трава. Снаружи яйцо было в бархате. Оно открывалось и закрывалось, как дверка. Все было сделано ее руками», – вспоминает Киселева-Вощинина35. 

Активная реклама игрушек в газете – «Покупайте к празднику» – приходится как раз на предрождественские и предпасхальные дни, причем размещалась она на первой странице36. В 1914 году Пасха была 6 апреля, поэтому пик объявлений начался со второй половины марта. Перед летним выездом на дачу ассортимент игрушек менялся. Магазин Н. П. Мошенцевой, например, в это время предлагал «летние садовые и детские игры»37. Выезжая на дачу, детские игрушки обязательно вывозили с собой38. М. В. Безобразова вспоминала, что «летом разыгрывалась фантазия матери. С нетерпением ждала я своих именин, зная, что она готовит мне сюрприз. Но то, что она дарила, всегда превосходило мои ожидания. За деревянным топором следовала маленькая соха с железными лемехами... в которую я впрягала братьев; и, наконец, явилась коса, в сообществе бруска в брусочнице и молотка с бабкой»39.

Еще одним производителем игрушек были монастыри с традиционно группировавшимися вокруг них ремесленниками, которые изготавливали игрушки и для массовой продажи, и на заказ40. Следует отметить, что уже в те времена их продукция носила оттенок сувенирной, т. е. предназначалась не только для игры, а иногда и совсем не для нее. Наиболее известным и крупным поставщиком игрушек был промысел, сформировавшийся на основе производства богородицкой игрушки у Троице-Сергиева монастыря в Сергиевом Посаде.

На заказ игрушки делали в швейных мастерских муромского Троицкого монастыря. Н. П. Вощинина-Киселева вспоминала: «Я со своей Кокой ходила (в монастырь. – Л. Г., Ю. С.) к монахине матушке Нине... Занималась матушка Нина стежкой одеял и шитьем тpяпичных кукол. Для нашей большой семьи бабушка заказывала и то и дpугое... Лица кукол вышивали цветными нитками. Куклы были очень пpочными. Здесь же можно было заказать для кукол платье и пальто. Все выполнялось тщательно и кpасиво. Пальто отделывались меховой опушкой... Помню, у меня была кукла-девочка, а у Лени – кукла мальчик»41. Показательно, что Н. П. Вощинина-Киселева также отмечает, как в Муроме на Рождество детям дарили нарядных дорогих кукол, однако куклы из Троицкого монастыря «были очень хоpоши, и мы любили игpать ими больше, чем фаpфоpовыми»42.

Самодельные игрушки делались, прежде всего, к Рождеству как украшения на елку. Эта традиция еще многие десятилетия сохранялась в Муроме. Н. П. Вощинина-Киселева вспоминала, что игрушки ее научила делать воспитательница: «Дети клеют, как умеют, игрушки для елки... К елке мы сами делали игрушки... Потом, уже будучи школьницей, я всему... учила своих младших братьев и сестер, когда мы клеили игрушки для своей домашней елки... Елки были необыкновенно красивы. Дети нарядные, как дорогие куклы, которые они получали в подарок»43.

Кроме того, были самоделки и для повседневных игр. Например, сосед Вощининой-Киселевой, восьмилетний Шурик, «очень хорошо рисовал, лепил из пластилина... глины и строил из всякого материала все на свете. Его изделия были так хороши, что их не ломали. Помню много кораблей и кораблик с хорошо выделанными мелкими деталями: якорями, мачтами, цепями, канатами; дома и замки из глины и песка в саду... Он построил даже настоящий маленький домик в саду. В доме было две или три комнаты и настоящая кирпичная печка, которую можно было топить44».

Места для игр выбирались самые разные, но предпочтение, конечно же, отдавалось укромным уголкам: «Верх амбара использовали для лишних в доме вещей... (ах, какое это было желанное место для детских игр!)»45. А В. К. Зворыкин вспоминал, что в огромном доме отца, великоватом даже для их немалой семьи, дети любили пробираться в незанятые комнаты и устраивать игры там46. 

***

Историю России первой половины XX века можно рассматривать как непрерывную цепь потрясений. Столетие началось жестокой мировой войной, перешедшей в социальную революцию, которая, в свою очередь, переросла в гражданскую войну. Военные и политические катаклизмы привели экономику страны к полной разрухе. 

По установившемуся в последние годы публицистическому обыкновению, в спаде производства игрушек в России первых десятилетий XX века следовало бы обвинить октябрьскую революцию, однако на самом деле революция уже «застала игрушечное производство в состоянии крайнего упадка»47. Гражданская война только усугубила положение. На некоторое время производство игрушек прекратилось совсем; в лучшем случае, их можно было купить лишь у отдельных кустарей48. Дела с игрушками и в стране в целом, и в Муромском регионе обстояли отвратительно.

После октябрьского переворота какие-либо, и без того скудные, сведения об игрушках из муромской прессы практически исчезают. Во всяком случае, до 1923 года. Единственный раз встречается упоминание об игрушках в весьма специфическом контексте, где игрушка рассматривается не как детская забава, а как средство коммерческого обмена, или, говоря современным языком, бартера: «Расширяются промыслы экспортных изделий (Богородская игрушка...) для обмена за границу на необходимые кустарям орудия производства»49. Это объявление дал Московский союз производительных трудовых артелей и их объединений «Артель-банк», который в числе своих главнейших предметов производства и торговли декларировал, в том числе, «всевозможные игрушки: куклы, пасхальные и елочные приборы»50.

Оно и понятно, о каких игрушках может идти речь, когда в 1922 году в Муроме, например, «за весь учебный год Усоцвос из скудных запасов прошлых лет и незначительных поступ­лений из Губстнароба осенью 1921 года распределил всего лишь по нескольку десятков книг самого разного содержания, по 40-50 шт. карандашей, небольшое количество чернил; на волость по 4-8 листов бумаги на 1-го учащегося. Перья, мел совершенно отсутствовали». Это эвфемистично называлось «дефектом в работе»51. Достаточно сказать, что на 455 страницах рекламы формата А4 справочной и адресной книги «Вся Россия» за 1923 год игрушки упоминаются всего пять раз – три в Москве [Универсальный магазин Мосторга (Мум) – бывший Мюр и Мерилиз; Иногородняя экспедиция товаров («деньги высылать вперед»); «Артель-банк»]; один в Петрограде (магазин № 1, Гостиный двор – «художественные игрушки, цены вне конкуренции»), один в Берлине (международное торгово-промышленное общество «Индустрелла» – игрушечные товары, экспорт во все страны); числится еще заготовительная контора по кустарно-художественным изделиям в городе Сергиеве «Отдела внешней торговли при Московском совете РК и КД и Московском отделении Государственной Экпортно-импортной конторе при НКВТ»52. Такая же книга на 1923-24 гг. четыре раза упоминает о продаже игрушек в Москве (Государственный трест резиновой промышленности «Резинотрест» продает мячи и принимает заказы на них; Центральное торгово-промышленное управление Всероссийского комитета помощи больным и раненым красноармейцам и инвалидам войны при Всероссийском Центральном Исполнительном Комитете Советов «производит на собственных заводах... по заказу всевозможные игрушки из дерева, папье-маше и картона»; оптово-розничный магазин в Столешниковом – игрушечные и кустарные изделия; Торговый отдел МОНД – игры и занятия для детских домов); по одному – в Оренбурге (в магазинах Государственного издательства КССР «громадный выбор» игрушек) и Нижнем Новгороде (Губернский союз потребительских обществ предлагает игрушки фаб­рики «Националь». Рекламируются еще музей игрушки в Загорске (Сергиевом Посаде) и «лечебница» кукол Н. Шумского в Москве53. 

В числе многих глобальных целей, которые в первые десятилетия существования поставило перед собой советское государство, не последнее место занимал вопрос воспитания нового коммунистического человека. «Идеи марксизма-ленинизма об общественном воспитании и охране материнства и младенчества легли в основу политики Коммунистической партии и правительства в области просвещения и стали проводиться в жизнь. Дошкольное воспитание было включено в систему народного образования. Стала создаваться широкая сеть яслей, детских садов», – с чувством глубокого удовлетворения писала в 1969 году О. А. Фролова54. Буквально через несколько дней после революции, 20 ноября 1917 года, Наркомпросом была опубликована «Декларация по дошкольному воспитанию», где общественное воспитание детей с момента их рождения объявлялось насущнейшей задачей55. 

Советское государство, декларировавшее себя как государство нового типа, занялось строительством и нового типа экономики, причем, создать ее предполагалось в невероятно краткие сроки. Основными задачами, поставленными в этот период, были индустриализация и коллективизация страны с далеко идущими фантастическими планами. «В промышленности, – писал в 1929 году идеолог новых планов Л. Сабсович, – (за один 1942/43 год. – Л. Г., Ю. С.) мы должны будем построить такое количество фабрик и заводов, – которые по стоимости их в ценах 1927/28 г. (а, следовательно, и по физическому объему) будут превышать стоимость всех ныне существующих фабрик и заводов в 5-6 раз, а размер капитальных работ 1927/28 г. будет превышать в 33 раза. Другими словами, если капитальное строительство, крупной промышленности 1927/28 г. по своим размерам равнялось примерно 7,5 Магнитогорским заводам, то капитальное строительство одного 1942/43 г. будет равняться постройке примерно 240 Магнитогорских заводов... Число рабочих должно будет увеличиться за 10 лет примерно в 4,5 раза»56. Аналогичные перспективы намечались и для сельского хозяйства. 

Грандиозные планы требовали огромного количества рабочих рук. В связи с этим вспомнилась и утопическая идея «обобществления быта». Согласно ей освобождение населения от бытовых и семейных забот должно было позволить народу активнее включиться в общественное производство. «Условия быта должны быть изменены преж­де всего в том направлении, что должно быть уничтожено индивидуальное домашнее хозяйство, тот „домашний очаг”, который всегда являлся и является источником рабства женщины... даже при весьма быстром поднятии производительности труда недостаток в рабочих руках может быть преодолен через 15 лет только при том условии, если все трудоспособные в возрасте от 21 до 49 лет – и мужчины и женщины – будут заняты общественно-обязательным трудом... Воспитание детей с самого раннего возраста может быть рационально организовано только как общественное воспитание... В социалистических условиях, при обобществлении воспитания, дети уже не будут являться „собственностью” родителей: они будут „собственностью” государства, которое возьмет на себя все задачи и заботы о воспитании детей... дети не будут жить вместе с родителями. С самого же рождения они должны быть помещены в специальные „дома ребенка...” В результате женщина раскрепощается подлинно и полностью и становится действительно равноправным мужчине работником»57. Таким образом, «население рассматривается как рабочая сила, на содержание которой следует тратить как можно меньше средств. Минимальное жилье, казенная типовая мебель, минимум бытового оборудования. Дети воспитываются в детских домах типовым образом. Так на них тратится меньше ресурсов... В идеале советским людям не следовало тратить ни времени, ни средств на личную, индивидуальную жизнь и на воспитание детей»58.

Общественное воспитание детей преследовало несколько явных и скрытых целей. Во-первых, предполагалось не только оторвать детей от влияния семьи, но и сделать их проводниками новых идей в «тесный домашний мирок»; таким образом «общественно воспитанные» дети займутся перевоспитанием идейно несознательных взрослых. Во-вторых, избавление родителей, и, в первую очередь, матерей от необходимости заботы о детях, позволяло им активно включиться в общественное производство, высвобождая огромное количество рабочих рук. В-третьих, «правильно организованное» общественное воспитание требовало гораздо меньше материальных затрат из расчета на одного ребенка, тем более, что и родители должны были вносить свою лепту деньгами, то есть в масштабах страны можно было сэкономить колоссальные средства и пустить их на более актуальные, с точки зрения партии и государства, нужды59. 

«Развертывание сети дошкольных учреждений – детских садов, площадок и комнат, – писал „Муромский рабочий” со ссылкой на газету „Правда”, – превысило все предположения в первой пятилетке. В 1932 году в детских садах и на площадках РСФСР воспитывалось свыше 570 000 ребятишек. (ЦСУ СССР указывает несколько иные цифры – 1 061 700 детей. – Л. Г., Ю. М.)60. План дошкольного воспитания перевыполнен в десять раз. На дошкольное воспитание по РСФСР в 1932 году затрачивается около 1 млрд. руб. Во второй пятилетке предполагается введение всеобщего дошкольного коммунистического воспитания детей и в городе и в деревне. В городах и фабрично-заводских поселках стопроцентный охват детей всеми видами дошкольных учреждений будет осуществлен уже в 1933 году. Стационарными детскими садами в 1933 году будут охвачены все дети из рабочих семей в городах, на новостройках, транспорте и в районах ведущих отраслей промышленности. В 1937 году в дошкольных учреждениях РСФСР будет находиться свыше 13 млн. детей в возрасте от 3 до 6 лет... На дошкольное воспитание во второй пятилетке будет вложено около 17 млрд. руб. Около 5 млрд. будет отпущено по финплану, остальные – средства самого населения и общественных организаций (курсив наш. – Л. Г., Ю. С.»61.

Идеологические и прочие установки партии и государства не соответствовали реалиям жизни, но, поскольку ставилась задача строительства нового мира, само собой подразумевалось, что на эти несоответствия не стоит обращать внимания, а брать их в расчет следует только для того, чтобы их разрушить. Однако идеальные цели, провозглашенные в верхах, в провинции словно отражались в кривом зеркале, принимая зачастую карикатурные и анекдотические формы. Как на самом деле претворялся в действительность лозунг «Все лучшее – детям», хорошо видно на материалах провинциальной прессы. 

Трудно сказать, насколько радужная статистика соответствовала действительности. Указания сверху, конечно же, исполнялись на местах. Однако, как и насколько они претворялись в жизнь, хорошо видно из материалов муромской городской прессы того времени. Установка на изменение роли семьи в обществе методично доводилась до населения. «Работница всегда была связана по рукам и ногам с узкосемейными обязанностями, заботами – это в немалой доле также способствовало ее закрепощению, отсталости от передовых слоев рабочего класса, ее слабому развитию... находилась под гнетом двоякого рабства: с одной стороны – под экономически-политическим и узко-семейным – с другой... Для того, чтобы женщина-труженица могла занять равное место в рядах пролетариата рабоче-крестьянская власть помогала и помогает женщине освобождаться от наследия царского строя – семейного рабства – путем организации общественных столовых, детских домов, садов, яслей и т. п.

Сеть вышеуказанных учреждений, при непосредственном и активном участии работницы и крестьянки, все в большей и большей степени раскидывается по СССР... Перед работницей и крестьянкой открыты все пути, которые раскрепощают ее от семейного рабства – наследия прошлого, старого быта», – 7 ноября 1924 года писала в газете «Красный Луч» Г. Горбунова62. «Не прошла революция бесследно и для семьи. Целый ряд заметок, помещенных в „Красном Луче” (1924 г. – Л. Г., Ю. С.) ярко свидетельствуют, что мы имеем на лицо начало конца былой власти отца и матери над детьми. Даже в деревне все чаще и чаще дети сами распоряжаются своей судьбой... Женщина все более осознает необходимость своего раскрепощения от печи, пеленок, претендует на те же права, которыми пользуется мужчина. Это явление общее для СССР, но есть и у нас в Муроме. Организация общественных и доступных всем столовых, прачечных, детских яслей, детдомов и т. п. – вот те условия раскрепощения женщины, которые наметила революция в других местах, – а далее автор как бы между делом замечает, – и которые даже частично у нас не разрешены. Ни для кого не секрет, что даже те детдома, которые созданы для беспризорных детей – влачат жалкое существование (курсив наш. – Л. Г., Ю. С.)»63. С неизбежной обреченностью возникает вопрос: «А что же на самом деле было по сравнению с условиями, заявленными в первой половине заметки?» Картину того, что было, рисуют в местной прессе самые разные авторы. Радетель общественного воспитания пишет в «Приокском рабочем»: «Несмотря на то, что воспитание ребенка, как будущего члена коммунистического общества, должно начинаться с первых же дней его рождения, у нас дошкольное воспитание детей в загоне. Дети дошкольного возраста воспитательной работой через дошкольные учреждения охвачены только на 1/2 процента... Государство же больше средств, что оно дает и намерено дать за пятилетку, в связи с расходами на индустриализацию страны, дать не может. Необходима помощь со стороны общественности, со стороны населения»64. Следующие авторы просто кипят от негодования: «Ни один возраст у нас так не обижен общественным воспитанием, как пред-дошкольный и дошкольный. Школ в округе насчитывается свыше 500, политпросветучреждений более сотни, а детсадов и д/очагов мы имеем только 6 с 385 детьми, тогда как всех дошкольников в округе числится 76 098 чел... Но это не все. Одна из наших основных задач, – это задача раскрепощения женщин... Все на борьбу за общественное воспитание дошкольников!»65. «С детским дошкольным воспитанием в нашем округе дело обстоит плохо, – пишет следующий автор. – В Муроме на 22 тыс. населения – 1 детсад. Летом дошкольная работа несколько улучшается: при предприятиях и учреждениях организуются детплощадки... обнаружены ненормальные явления в детучреждениях... На дошкольную работу наши учреждения, в том числе и ОНО привыкли смотреть, как на дело последней важности. В бюджете отдела образования дошкольному воспитанию отводили всего лишь один процент. Это одно уже не давало возможности развернуть работу»66.

Неожиданно оптимистично на этом фоне выглядит заглавие еще одной заметки – «Детский сад пользуется авторитетом». Однако ее содержание настраивает совсем на иной лад: «В детсаде при с. Дмитриевской слободе состоялось родительское собрание, на котором выявился ряд недочетов в его оборудовании. Стены и пол в детсаде грязные, штукатурка около печей обвалилась, скамейки и столы большие, неуклюжие... Учебных пособий не хватает. Нет ни кубиков, ни игрушек. Несмотря на недостатки, детсад завоевал авторитет среди крестьянок. Многие желают отдать своих детей в детсад, но не позволяют размеры помещения»67.

Следующие два года положение не меняется. «Ни одна организация не подошла к делу дошкольного похода по-серьезному: все проявили возмутительную неповоротливость, допустив дошколят ходить по улицам беспризорными, купаться в пыли и помойках. Матери же, обремененные семьями, не могут полностью включиться в социалистическую стройку... спиртоводочный завод не дает ни одной копейки на содержание площадок. Так же поступает маслозавод, толевая фабрика и другие»68; «Наиболее отстающим разделом культработы является дошкольное воспитание. Особенно плохо оно по сельской местности. Из 10 600 детей дошкольного возраста, мы имеем охваченными дош. учреждениями всего лишь 100 человек... До сих пор не проработали еще вопроса об организации летних дошкольных площадок»69; «В начале марта были обследованы все дошкольные учреждения стационарного типа. Обследование... выявило ряд недостатков в работе... помещение д/с при жакте „Коммунар” не соответствует своему назначению... Большую работу проделала секция по мобилизации средств общественных организаций на дело дошкольного воспитания»70, – продолжают писать газеты. При этом итоговая статья за 1931 год рисует вполне приемлемую картину: «Дошкольный поход, объявленный в 1929 г., оправдал себя вполне... В 1929 году мы имели охват по городу детсадами 100 чел., детплощадками 290, всего 450 чел. (хотя если к ста прибавить двести девяносто будет триста девяносто. – Л. Г., Ю. С.), по селу детсадами 70 чел., детплощадками 30. В 1930 году по городу было охвачено детсадами 340 чел., детплощадками 1050 чел., по селу детсадами – 90 чел., детплощадками – 150 чел. В 1931 году мы уже имеем детей, охваченных по городу детсадами 587 чел., детплощадками 1073 чел. И по селу: детсадами охвачено детей 90 чел., детплощадками 1827 чел. Но этот рост далеко неудовлетворительный. Он отстает от роста потребностей в дош. учреждениях... резерв безнадзорной детворы продолжает расти... Мешает делу развертывания сети дошкольных учреждений недостаток средств... С большим трудом была развернута летняя сеть дошкольных учреждений, план не выполнен на 550 чел.»71. Складывается впечатление, что в городе, говоря современным языком, проходит некая PR-акция по поводу дошкольных учреждений. Чем она вызвана – мы не знаем, но в следующем номере уже сами работники дошкольных учреждений рассказывают, как они воспитывают дошколят. На детплощадке, например, «воспитывают детей в политическом духе. Дети так же, как и вся пролетарская общественность, участвует в выполнении пятилетки. Детплощадка жакта „Коммунар” провела коллективную подписку на заем „Третьего, решающего года пятилетки” на сумму 40 руб. 50 коп. Кроме того, дети Всеславин и двое Горшковых подписались индивидуально по 5 руб. в пользу детплощадки»72 (заметка называется «Строители социализма»). В городском детском саду «в педагогической работе дети приобрели навыки ориентировочно-исследовательские, элементарно-двигательные, речевые и навыки грамоты и счета, культурно-гигиенические, коллективные, трудовые (в малом виде) и дисциплинарные. Политические вопросы освещались перед ребятами в революционных праздниках и в общении с прикрепленными к ним пионерами. Антирелигиозная работа велась в попутных беседах с детьми... Условия работы городского сада тяжелы, занимаемая площадка неудобна, мебель не отвечает требованиям детей, сад неудобен и тем, что он обслуживает детей 4 часа, нужно бороться за то, чтобы обслуживать детей в течение 8 часов»73.

И в последующие годы обстановка не улучшилась, хотя «Муромский рабочий» сообщал, что «в 1932 году по Мурому было 11 детсадов (стационарные учреждения) с количеством 714 детей, в 1933 – 12 детсадов с количеством 988 детей. Имеется вечерняя деткомната. По деревне летних площадок в 1932 году было 18 с охватом 300 детей, в 1933 году намечено 42 с охватом 1600. Летней сетью детплощадок по городу в 1932 году было охвачено 500 человек, а в 1933 году детплощадками намечено охватить 650 детей... По нашему району есть образцовые дошкольные учреждения, например, деточаг фаб­рики „Красный Луч”. Он укомплектован квалифицированными кадрами. Налажено правильное воспитание детей»74. Но члены депутатской группы и актив женщин-ударниц одной из фабрик тут же жалуются: «Наша фабрика систематически не выполняет производственные программы... Фабрика не имеет своих детяслей, в то время, как на фабрике применяется исключительно женский труд. Решения об открытии детяслей не выполняются»75. Далее жалобы льются потоком. «В районе с развертыванием дошкольного похода плохо. Намечено охватить по району площадками по городу 2000 детей и по деревне 2500. Но дальше этой наметки не двигается. Нет средств, нет кадров, нет инвентаря, помещений... Средств по бюджету на дошкольное дело не отпущено»76. «Детсад 41 полка – вместо намеченных по плану 50 детей охватил всего 32. Не дают детей в сад потому, что сад работает безобразно. Руководительницы Хромова и Кутовая не сумели поставить там воспитательную работу, не могут заинтересовать детей, в результате получается среди детей дебоширство, бросаются табуретками, дерутся. Хромова детей воспитывает тем, что таскает их за уши. Районо, прекрати эти безо­бразия»77. «В плохом состоянии находится детплощадка Горжилсоюза... Неважно с питанием, часто были перебои по снабжению ребят белым хлебом и сахаром. По утрам ребята кушали только черный хлеб с кипятком... С 20 декабря от отсутствия дров площадка закрыта»78. «Детясли при жакте № 1 находятся в антисанитарном состоянии. Помещение рассчитано на 40 человек детей, а помещается 58 человек. Изолированной уборной нет, судно находится в общем коридоре, вонючий воздух разносится по всем комнатам... Не имеется ванны и сушильни для белья. Обслуживающий персонал неквалифицированный... Пища в большинстве однообразна»79. «В Санниковском колхозе в мае месяце были открыты детясли. В ясли детей носили от случая к случаю, потому что за детьми там никто не смотрит. Дети падают с коек, ходят по улице и собирают всякую нечистоту... Есть случаи, когда ребенка принесут в ясли, а детясли на замке»80. «Права тов. Палкина, которая в своем письме в „Горьковскую коммуну”, отмечает, что в детяслях и детсадах Мурома еще есть целый ряд безобразий. „Отдаешь хорошего, здорового ребенка – пишет т. Палкина – через 2 недели он уже неврастеник, приносит домой нездоровые навыки”. Чем объяснить такое явление? Прежде всего... недостаточным контролем и вниманием окружены детучреждения. Благодаря безответственности руководителей, детучреждения часто остаются материально необеспеченными. Плохое воспитание, скверные жилищные условия, плохой подбор кадров – вот корни от которых идут эти нездоровые явления... Задача каждой организации... организовать борьбу за здоровых коммунистически-воспитанных детей. Малыши этого требуют!»81. «В течении пяти лет тянется волокита об открытии детяслей для детей кустарей Мурома... В промкассе имеется достаточно средств на открытие и содержание детских яслей. Весь вопрос упирается в помещение. За последнее время вынесены новые решения... что в строящемся здании под контору промкассы будут отведены комнаты и для детяслей. Дом построили, а комнаты, предназначенные под ясли, использовали под квартиры служащих. Правление Муркустпромсоюза и Древхимсоюза совершенно не интересуется указанными фактами»82. «В нашей стране дети трудящихся окружены исключительной заботой и вниманием со стороны партии и правительства. На организацию детских учреждений (детсады, ясли и т. д.) отпускаются огромные средства... К сожалению, партийные, профсоюзные и хозяйственные организации, райздравотдел (тов. Марин), районо (тов. Боровков) мало интересуются работой детских площадок, яслей, детской амбулатории, больницы... Только этим можно объяснить, что детские очаги на Фанерном заводе, на фабрике им. Войкова... имеют крупнейшие недостатки, не обеспечены всем необходимым для нормальной работы»83. «К великому сожалению, у нас в Муроме забота о ребенке далеко недостаточна. Многие руководители общественных организаций еще не осознали всей важности вопроса воспитания детей. Часто приходится доказывать хозяйственникам и профсоюзным работникам необходимость организации, укрепления и оказания помощи ячейкам ОДД (Общество „Друг детей”. – Л. Г., Ю. С.) на производстве. Они забывают, что работа добровольных обществ должна стоять в центре внимания профсоюзной работы»84. 

Не вдаваясь в детальный анализ ситуации, отметим только, что приведенные материалы не являются тенденциозной выборкой – использовались все, опубликованные в газетах, заметки. 

***

В пылу теоретических дискуссий, обсуждавших педагогические методы, способы, приемы, на такую мелочь, как игрушка, теоретики революционного воспитания не сразу обратили внимание. Тем более, что и до революции игрушка в нашей стране также по большей своей части выпадала из поля зрения педагогов, а ее производство и импорт были пущены на самотек. 

Однако работники детских учреждений, на местах проводя в жизнь спущенные сверху циркуляры, постоянно жаловались на недостаток игрушек. С 1923 года в муромской городской прессе изредка появляются заметки, авторы которых, руководимые здравым смыслом, пытаются обратить внимание общественности на проблему игрушек. «В д/с до 150 чел... К сожалению, отсутствие необходимых пособий и детских игрушек немного затрудняет работу»85 (1923); «В детских же площадках и садах все дети от 2 до 6 лет пользуются надлежащим присмотром, и где их забавляют разными играми, и куда нужно отдавать все, у кого имеются детские игрушки для общего пользования»86 (1924); «В детсаде при с. Дмитриевской слободе... учебных пособий не хватает. Нет ни кубиков, ни игрушек»87 (1929). 

С начала тридцатых таких заметок становится заметно больше (если с 1923 по 1931 годы их было всего три, то с 1932 по 1934 – одиннадцать). «Недостаточно учебных пособий и игрушек»88 (1932); «В Бердищевских яслях плохо... даже игрушек нет»89(1932); «Необходимо при яслях иметь игрушки это стоит недорого»90 (1933); «Хорошо сделанная игрушка имеет большое воспитательное значение. Через нее ребенок учится понимать и осмысливать окружающий его мир. Игрушка отвлекает его от шалостей, наводит на путь размышлений и т. д. К сожалению, игрушка в муромские дет-очаги еще не пробила себе дорогу. Взять хотя бы для примера детскую больницу... Ни детских журналов, ни игрушек в больнице нет. То же в детяслях. Здесь дети такого возраста, при котором необходима игрушка, а все же ни зав. яслями, ни инспектор охраны матери и ребенка т. Русакова мер к приобретению игрушек не принимают. Ссылки на отсутствие средств совершенно неосновательны. Любое предприятие, дети работниц которого обслуживаются яслями, пойдут навстречу, стоит только поставить вопрос перед родителями, заводскими комитетами и средства на игрушки будут»91 (1933); ­­«...игрушек недостаточно (ясли „Красный Луч”. – Л. Г., Ю. С.)»92 (1933); «Детсад горжилсоюза рассчитан на 115 человек... Никакой системы в работе нет. Часто дети предоставлены сами себе, шалят и, вооружившись вениками, метут пол, поднимая массу пыли... сейчас необходимо детсаду отеплить уборную, приобрести клеенки, игрушек... но средств на это жилсоюз не отпускает, а игрушки работники из жилсоюза считают „мелочью”»93 (1933); «Дмитриевослободской детский сад обслуживает детей работниц фабрики им. Войкова и детей колхозников... Помещение сада неуютное, стены голые... Воспитательная работа поставлена слабо... Игрушек почти нет, а ведь хорошая игрушка имеет большое воспитательное значение»94 (1933); «Детплощадка оборудована всем необходимым... Ощущается недостаток в игрушках»95 (1934); «На полу лужи, ребята-ползунки размазывают их напиленными деревяшками и руками. Другой забавы для них нет»96 (1934); «В Прудищах работа детсада поставлена хорошо... Комсомолец Крючков сделал для детей детсада кубики из дерева, тачки... Плохо обстоит дело в Новошинском колхозе... Детплощадка... не имеет игрушек»97 (1934); «Особенно резко стоит вопрос о воспитании детей. Нет специальных сотрудников, наглядных пособий, игрушек... Все это накладывает на детей отпечаток умственной отсталости»98 (1934). В организованном для ста пятидесяти ребятишек детском саду игрушек просто не было. Однако руководство констатировало, что это лишь «немного затрудняет работу»99. Показательно, что, авторы некоторых заметок требуют уже не просто игрушек, а игрушек «хороших».

Всплеск корреспондентской активности обусловлен не только тем, что в стране в массовом порядке стали создаваться дошкольные учреждения. Второй причиной, вызвавшей корреспондентскую активность, стало выстраивание государственной политики в отношении игрушек. Естественно, что основным требованием к игрушке стал ее классовый характер: «Надо перестать говорить о внеклассовом ребенке и всюду в первую очередь выявлять не половые, не возрастные особенности, а классовую принадлежность... И с ребенком рабочего, кулака, интеллигента надо, видимо, работать по-разному»100. Сверхзадача, которую ставила коммунистическая партия – это полное изъятие ребенка из семьи, полное отсутствие семейного воспитания. 

Исследования, выборочно проведенные в двадцатых-тридцатых годах, показали крайне низкую обеспеченность детей игрушками и в семьях, и в общественно-воспитательных учреждениях. В 1922 году в Москве из тридцати шести обследованных рабочих семей «следы особой детской жизни нашлись лишь в 9 семьях... Уголок с жалкими игрушками или кучка учебников, рисунков на столе»101. К середине двадцатых годов даже в семьях «политически сознательных» рабочих с тремя и более детьми расход на игрушки не превышал 0,4 % от годового бюджета, тогда как не менее 3 % тратилось на спиртное102. 9,4 % детей, в 1926 году опрошенных в Мытищинской волости Московской губернии, ответили, что если бы у них неожиданно появилась большая сумма денег, они бы не стали покупать игрушки, а купили бы платье и обувь103. В Горьком (1933; Муром с 1929 года входил в Горьковский край. – Л. Г., Ю. С.) в семьях у детей игрушки в основном самодельные; у девочек это куклы из тряпок и «мебельные гарнитуры» – кроватки, столики из спичечных коробок, дощечек, фанеры. Из покупных отмечены диванчики, столы, барыня-кукла, пупс, коровы из папье-маше104. В непролетарских семьях, как пишет исследователь, «дети-девочки не возражают против семеновской мебели»105. Обследовав детские уголки различных социальных группировок, автор констатирует, что почти у всех девочек пяти-семи лет были семейные уголки для кукол: тут были «папа» и «мама», и «детки», и «манной кашкой кормят», и «оспочку прививают...»106 Справедливости ради следует отметить, что покупные игрушки были чрезвычайно дорогими. Лошадка из папье-маше величиной 12-15 см стоила 7 руб. 50 коп.107 Игрушки из жести были еще дороже. В оптовой торговле их цена доходила до 12 руб., а детское ведерко стоило столько же, сколько и настоящее – 1 руб. 25 коп.108 

Обследование дошкольных и ясельных учреждений Горького, Ижевска, Балахны, Йошкар-Олы, Городца в 1933 году показало, что на одного ребенка приходится одна десятая, а иногда и одна двадцатая часть игрушки109. Ассортимент игрушек на сто детей следующий: набор песочников, ящик мелкого строительного материала, поезд из жести (грубый), несколько птиц и животных из папье-маше, деревянные пароход, лодки, коляски, мельница, матрешки (семеновские), кубики с картинками; две-три настольных игры; «обязательная» пирамида из колец110.

При этом игрушками, которых так не хватало в дошкольных учреждениях, к началу тридцатых годов были затоварены многие торговые точки Мурома, и это несмотря на то, что кустарные артели нередко не выполняли план («Красный кустарь» после «чистки», например, выполнил его всего на 5,8 %). «Плохо обстоит дело в ларьке № 1 Нижкустпромторга... Ассортимент товаров в ларьке не ходовой. Большинство: детские игрушки кустарного производства, которые затовариваются неделями»111. У строителей Мурома «в магазине... ассортимент товаров: пудра, барабаны, детские игрушки. Больше ничего там не увидишь»112. «Кооперация формально участвует в проведении колхозных базаров... Вот ларек инвалидов „Розничник” – одни игрушки расставлены по полкам»113. «Отстает „Розничник”. В его ларьках по-прежнему одни детские игрушки»114. Кстати, «корова из папье-маше» в 1931 году была приобретена «в Муромском Ларьке № 11» для экспозиции общественно-экономического отдела Муромского краеведческого музея, но, к сожалению, до наших дней не сохранилась115.

В Муроме попытались возродить традиционную ярмарку, которая просуществовала несколько лет. «Невелика была в текущем (1929. – Л. Г., Ю. С.) году ярмарка в Муроме, но публики собиралось на нее много... а игрушечники торговали на широкую ногу... Ярмарка таким образом целиком была предоставлена частнику и лишь только два киоска с папиросами было поставлено на ярмарке коопартелью инвалидов, МЦРК (Муромский центральный рабочий кооператив. – Л. Г., Ю. С.) в свою очередь мог бы выйти с большим успехом на ярмарочную площадь с теми же игрушками»116. Одна из старожилок вспоминает об ярмарочной лотерее: «Лотереи большие были. Я выиграла курочку с яичком. Вот такая вот дощечка и ручка... И, вот так вот крутишь эту дощечку, и курочки клюют зернышки. Вот такая игрушка. Наверно, лет восемь мне было»117. Судя по описанию, это была богородская игрушка.

Время от времени и Муромское отделение Госбанка дает объявления, что «имеются в продаже игрушки. Справиться у т. Антонова», – это госбанк распродает неоплаченные товары118. 

***

Качество же игрушек оставляло желать лучшего. После революции прекратился ввоз в страну импортных игрушек. Во всяком случае, из-за границы в 1923 году «игрушечные товары» предлагало только международное торгово-промышленное общество «Индустрелла». Все это в самом скором времени заставило кустарей увеличить выработку119. С одной стороны, они вроде бы восполняли лакуну в общественном производстве, которому было не до детских игрушек. С другой – при переводе хозяйства «на социалистические рельсы» кустарь был объявлен классовым врагом, рассадником мелкобуржуазной стихии, которого надо было изжить в кратчайшие сроки. Показательно, что то небольшое число публикаций об игрушке, которое встречается в муромской прессе, – 11 заметок за 11 лет – посвящено ей не как предмету детской забавы, обучения и проч., а как предмету производства и товару.

«В селах Криуша, Пол-Майдан, Тумлейка и некоторых колхозах Вознесенского района вы встретите крестьян, хорошо набивших руку на выделке... детских игрушек... Этот промысел в зачаточном состоянии возник в Вознесенском районе не случайно. В годы разрухи, голода, некоторые группы передовых крестьян, в борьбе за существование, переняли у кустарей-ремесленников способ выделки деревянных кустарных изделий и стали их выделывать, применяя простой ручной токарный станок»120. «Пол-Майдан... Умелые быст­рые рассчитанные движения токаря на глазах превращают липу в детские игрушки – чугунки, чайные приборы, грибы, цветочницы и т. д., что принято называть турурушками. От этого названия и сами пол-майданцы получили прозвище „турурушечники”. В избе-читальне комсомолка обжигает игрушки. За выжигание она получает 1 р. – 1 р. 20 коп. за сотню игрушек... Один из местных тузов К. П. Волков, руками своих рабочих, вырабатывает около 800 шт. пеналов в неделю. В зависимости от сезона пеналы продаются от 5 до 9 руб. за сотню. В неделю продается на ­70-100 руб. или 300-400 руб. в месяц».121 

Однако экономическая политика Советов была направлена против кустаря-одиночки. С 1924 по 1938 гг. в стране проводятся мероприятия по укрупнению предприятий игрушечной промышленности122. Под давлением государства часть кустарей разорялась, не выдержав высоких налогов. Из-за этого исчезали целые промыслы, как это произошло, например, с романовской игрушкой123; тульскую игрушку посчитали слишком буржуазной, и ее производство свернулось124; другие игрушечные промыслы умирали с закрытием монастырей. В некоторых местах, как, скажем, в Сергиевом Посаде, местные власти предпринимали усилия для объединения кустарей в артели125, тем более, что игрушечные артели существовали там и до революции. 

Те одиночки и артели, которым чудом удавалось выживать, зачастую выпускали ассортимент, который больше напоминал политическую сатиру, направленную против нового строя, чем детские забавы126. Одна артель под Петроградом, например, у детских скакалок делала ручки в виде повешенных127; у других кукла красноармеец и кукла революционный матрос были не иначе, как пьяными; новая деревня представлялась образами разухабистых «Маньки да Ваньки» из папье-маше (Семенов), еще один красноармеец превратился в паяца-копилку128. «Современного типажа в куклах мы почти не находим. Если и попадется из тысячи „барышень”одна пионерка, то на ней – букли, белые завитые локоны, крашеные губы и пр. Попытка в точеной деревянной игрушке дать современный типаж приводит к карикатуре: щеголи-красноармейцы и матросы с усами кверху, стоящие на одной ноге, пионер, ударяющий себя по лицу и т. п.»129 (можно предположить, что это игрушка с движущимися руками – пионер отдает салют). В г. Горьком среди игрушечного ассортимента встречались гипсовые статуэтки-пепельницы: «отдыхающий лев с лежащей на нем, тоже в отдыхающей позе, полуодетой женщиной. Эта „игрушка” сходила за куклу со львом и продавалась „для девочек” 7-8 лет»130.

При этом игрушки нередко были сделаны не бесталанно, с юмором и сарказмом, и власть не без основания усматривала в них идеологическую угрозу. Кроме того, ассортимент выпускаемых игрушек во многом повторял существовавший ранее, иногда, правда, курьезно приспосабливая его к «политическому моменту». Так, кувыркающийся в кресле клоун стал «физкультурником», а Деду-морозу вручили в руки топор, и он стал лесорубом131. Большинство настольных игр также повторяло дореволюционные сюжеты: «Цирк», «Вверх и вниз», «Гусек». (Гусек ­­– разновидность одной из старейших настольных игр. Цель игры – проводка своей фишки на игровой доске по определенному маршруту. Расстояние, на которое можно было провести фишку за один ход, определялось броском кости. Обычно в игре присутствуют дополнительные правила, дающие преимущества или налагающие штрафные санкции при попадании фишки на определенное поле132. До революции игра была чрезвычайно популярна в России. И. П. Сахаров писал о ней: «Гусек составляет отрадное утешение пожилых людей летом и зимою. Охотники до этой игры предпочитают ее всем другим, даже шахматной, наслаждаются Гуськом лучше всех утешений... Без всякого сомнения, Гусек занесен к нам с чужой стороны и, как кажется, подарен нам немцами. Здесь только и есть русского: постоялый двор и кружало, в которых заметно русское удальство)133.

К последней, например, сделано такое предисловие: «Незавидна доля домашнего гуся: единственное его назначение – быть съеденным, и только незнание своей горькой участи не лишает гуся душевного спокойствия... Играя, мы проследим, что приходится испытывать гусю в продолжение его существования на земле»134. Приспособленный к веяниям времени вариант этой игры вышел под названием... «Пятилетка». Понятно, почему критик, не скрывая раздражения, усматривает в ней идеологическую диверсию: «Игровой процесс в ней строится на систематическом вредительстве различных типов производств друг другу. Цель вредительства – выполнение пятилетки»135. Так же не вызывает вопросов и то, почему Междуведомственный научно-художественный совет по игрушке и игровым материалам в 1930 году из всего репертуара одобрил 16,6 %, временно допустил к производству 25,6 % и забраковал как идеологически и педологически вредные 67,8 %136. Из кукол, представляющих различные народы, населяющие Россию – а в новой пролетарской идеологии они получили название «интернациональных типов» – за исключением экспортной куклы Загорской артели остальные признаны абсолютно не приемлемыми137. «Интернациональным типам» придавалось большое значение, потому что обычные игровые куклы в рамках теории общественного воспитания были объявлены идеологически вредными и практически запрещены138. 

Жестяная игрушка Андреевской артели, образцом для которой, по мнению советских специалистов, «служила дешевая немецкая игрушка, безнадежно антипедагогическая, глубоко пропитанная немецким буржуазным духом, антихудожественная по форме и окраске», подверглась острой критике, потому что, например, из 130 названий транспортной игрушки «транспорта грузового и тягового почти нет... на грузовые автомобили приходится 6, на тяговый транспорт (тракторы) – 3, на лошадиный рабочий транспорт, водовозки – 8 и на колымажки – 6 названий», остальные средства передвижения... почти все легковые или пассажирско-прогулочного типа... Пароход не плавает (для катания по суше), часть игрушек, в том числе с пружинным заводом, с неподвижными колесами... Из жести изготовляются люди, лошади, бочки, мебель, материал, флаги, бахрома и т. д... Колористическое оформление часто противоречит действительности... 60 названий... – игрушка, изображающая семейную обстановку: мебель... – золоченая... и венская...; умывальники – с камином, зеркалом и т. д.; комнаты с мебелью...; ванны разных размеров на ножках и без; кровати; коляски для детей; плиты с набором кухонной посуды; примус»139.

В публицистическом азарте Е. А. Флерина, специалист по игрушке, отмечает, что на 90 % современная игрушка – это старая дореволюционная игрушка, ассортимент, техника и художественное оформление которой к тому же значительно понизились140. Видимо, она была недалека от истины. Другой специалист, Ф. А. Моисеев, полностью соглашался с Е. А. Флериной: «Современная игрушка – в большой своей массе с индивидуалистическим уклоном, мещанской тематикой, с религиозным душком и без всякого художественного оформления... Задача, которая в данный момент стоит перед научно-художественным советом по игрушке, – это переделать большевистской рукой игрушечную промышленность с точки зрения идеологии и дать в ближайшее время нашему ребенку коллективную, политехническую, интернациональную, коммунистическую по духу игрушку и игровой материал»141. 

***

Еще в 1918 году Наркомпросом в Москве был создан специализированный музей, директором которого назначен знаток игрушки, художник Н. Д. Бартрам; он, собственно, и создал этот музей, который чуть позже перевели в Загорск. В задачи музея входило изучение истории и этнографии игрушки. Это выглядело как продолжение дореволюционной традиции, ибо по справедливому замечанию Т. В. Шумуновой «в дореволюционный период в России игрушка представлялась музейными работниками, прежде всего, как носитель традиций и культуры промыслового производства. Педагогика игры и игрушки представлялись опо­средованно и свернуто через феномены этнокультуры и производства, обслуживающего институты детства и родительства»142.

Практически тогда же Л. Г. Оршанский, один из первых наиболее авторитетных исследователей отечественной игрушки, справедливо предупреждал: «Нельзя в игрушке интересоваться только элементом обучения, педагогической стороной; недостаточно также психологической стороны, потому что здесь есть и первое, и второе, и еще много иных сторон»143. 

Однако именно в эту крайность – с доведением ее до идеологического абсурда – впала молодая советская педология/педагогика, возможно и под влиянием государственной власти, в своих целях обратившей внимание на игрушки. В конце 20 – начале 30-х гг. государство увидело в игрушке мощное воспитательное средство. Но по замечанию специалистов того времени, у этого средства имелось «сильное отставание в идеологическом отношении»144, и расценивалось оно как «явно отрицательное»145. «Вопрос же об идеологии современной игрушки – вопрос самый острый»146; «здесь еще революции нет, она только будет»147. По замыслу педагогов-идеологов «игрушка из предмета коммерческой эксплоатации должна превратиться в орудие коммунистического воспитания детей»148; для этого следует «переделать большевистской рукой игрушечную промышленность с точки зрения идеологии и дать в ближайшее время нашему ребенку коллективную, политехническую, интернациональную, коммунистическую по духу игрушку и игровой материал»149. Свой взгляд на значение игрушки для коммунистического воспитания детей выразили А. В. Луначарский, А. С. Макаренко, А. М. Горький... «К игрушке нужно подойти с точки зрения того, насколько эта игрушка помогает изучать окружающее, насколько она помогает активности и самодеятельности ребят», – писала Н. К. Крупская150. «Мягкая игрушка – слоны, марфушки, зайцы, плюшевые медведи – вот весь убогий ассортимент развлечений. Мы должны через игрушку воспитывать пролетариат», – писал в начале 30-х годов журнал «Дошкольное воспитание»151. Роскошных кукол продолжала выпускать московская фабрика «Журавлев и Кочетков». Кукол одевали в дорогие, шикарные ткани, кружево, заграничную шерсть, обували обязательно в кожаную обувь. В 1928 году по распоряжению А. В. Луначарского фабрику закрыли за излишнюю буржуазность продукции: «У советского ребенка должны быть куклы, отвечающие советским реалиям – пионеры, рабочие, красноармейцы, а не девочки в локонах и шляпках»152. 

Тогда же началась государственная работа по созданию новой «советской» игрушки, которая должна была способствовать воспитанию строителя социализма. С 1930 г. при ВСНХ действовал междведомственный Научно-художественный совет по игрушке (МНХС); ему в компетенцию вменялись контроль над выпуском, пропаганда и создание образцов новых игрушек, оценка их педагогического значения153. В мае 1932 года был основан Всесоюзный научно-исследовательский институт игрушки в г. Загорске с филиалом в г. Вятке154. 13 августа 1933 г. при Наркомпросе РСФСР создан Комитет по игрушке, призванный организовать политико-идеологическое руководство и контроль за игрушкой, однако, как это нередко бывало в Советском Союзе, решение выполнялось только на бумаге: за 1935-39 годы Комитет ни одного документа по игрушке не издал155, хотя к 1935 году действовало около трехсот игрушечных производств156; при этом в стране издавался журнал «Советская игрушка» («Игрушка»). Именно в это время стали распространять лозунг «Спасибо родному Сталину за счастливое детство!» и на полных оборотах заработал миф, который исследователи впоследствии назовут «Советский Союз – рай для детей».

«Муромский рабочий» на очередную идеологическую кампанию откликнулся статьей К. Вольского: «Меньше всего приходится говорить о детской игрушке. Ассортимент их незначительный, а качество безобразное. Лошадь, например, похожа на корову. У слона одна нога короче другой и он валится на бок. Такие игрушки как автомобиль, пароход или детский самолет, ребенку хватает лишь на день или максимум на два-три дня. Сделаны они очень небрежно, „на скорую руку” и тут же раскалываются. К кооперации рабочие и колхозники сейчас предъявляют очень большие требования... Товарищи кооператоры! Ваша прямая обязанность обеспечить детей этими столь необходимыми предметами дошкольного обихода»157.

Но и эти скудные поделки вызывали раздражение советских педагогов: «Эта игрушка всего больше наталкивает детей на игры в „папу и маму”, прославляющие „священный домашний очаг”... Все эти двуспальные кровати, комоды и куклы, игры в „папу и маму” – хорошая подготовительная ступень к сексуализму, женскому кокетству и нездоровому отношению между мальчиками и девочками»158. Предлагалось вообще упразднить куклу: «Довольно культивировать куклу. К чему искусственным образом культивировать у девочек ненужные коммунистическому строю способности домашних хозяек, суживающие их горизонты? Мы уверены, что игра в куклы в той форме, в какой она обычно существует... изживется очень скоро»;159 «смущаться тем, что мы огорчим девочек изъятием мещански-обывательских игрушек, вызывающих у детей нездоровые явления, нечего: марксистско-ленинская педагогика не ставит задачи приспособлять воспитательную среду к настроениям детей, чтобы они... „выясняли свою внутреннюю сущность”, чтобы „не ломали свою природу” и воспитывались „гармонически развивая свою личность”. Задачи и цели коммунистического воспитания четко определены, поэтому не приходится смущаться тем, что мы из ассортимента игрушек изъяли весь старый хлам, вредящий здоровому росту ребенка»160. Отсюда – и запрет на куклы, и замена их новыми, «общественными по звучанию», игрушками. 

К середине тридцатых годов созрела идея создания первой серийной производственной игрушки, которая могла бы пропагандировать Красную Армию. В условиях приближающейся войны государство, так же, кстати, как и страна потенциального противника – Германия, – обратило внимание на этот мощнейший способ воспитания и пропаганды. Например, мастерской театра кукол запретили выпустить своего красноармейца: служащие Красной Армии должны выглядеть подтянуто, молодцевато, служить примером для подражания, а их солдат больше походил на преступника. Критика неточностей в униформе велась на высшем уровне, в частности, ей занимался комбриг Ф. Ф. Новицкий161. Характерный образец советской идеологизированной военной игрушки того времени представляет жестяной пистолетик с пионерским лозунгом на стволе: с одной стороны – «Будь готов!», с другой – «Всегда готов!», – невольно вызывающий ассоциацию с известным немецким пистолетом, в 1900 году представленным на конкурс оружия под девизом «Para bellum» – «Готовься к войне»162. «Игрушки, – как верно отмечает А. Л. Романова, – из естественного, стихийного порождения народной жизни и культуры превратились в осознанный инструмент педагогического воздействия на ребенка»163. 

Ситуация усугублялась тем, что теория коллективного воспитания начинала активно претворяться в жизнь. Выполнение грандиозных планов по индустриализации и коллективизации требовало максимального освобождения взрослых. Поэтому в стране повсеместно создавались детские уголки, комнаты, клубы, площадки в общежитиях, дворах, жилтовариществах, колхозах164. По мысли теоретиков, здесь «особенное значение приобретает вещь-организатор – вещь, которая может объединить вокруг себя детей... на основе активной самодеятельности, без обязательного участия взрослых»165, т. е. игрушка. 

Возобновившийся было в годы НЭПа поток игрушек из-за границы в самом скором времени благополучно иссяк вместе с НЭПом166.

В стране стали создаваться артели игрушечников и производства игрушек. Наиболее крупными производителями игрушек, которых пока удалось установить, к 1931 году были «Всекооперация» (самый крупный из всех), «Резинотрест», концессионная Ченстоховская фабрика, «Моссельпром», Наркомтруд (где этим занимался отдел борьбы с безработицей), общество «Друг детей», «Ленпром», фабрика «Детский мир» (Москва), завод им. Медведева в Харькове, артель «Вятская игрушка», производства в Городце и Лыскове, Андреевская артель жестяной игрушки. 

Сергиево-Посадская промышленная артель игрушечников к 1930 г. выросла в целое объединение: фабрика игрушек, мастерская по производству кукол из мастики, артель одевальщиц кукол, Хотьковская артель мягкой игрушки, кудринская артель резчиков, мастерская майоликовых изделий (бывшая Дунаева). План артели на 1931 г. составлял 2 млн. рублей167.

Полхово-Майданская артель «Красная заря» с 1932 года входила в Муромский межрайонный союз деревообрабатывающих, лесозаготовительных и лесохимических кооперативов промысловой кооперации «Мурдревхимсоюз», правление которого находилось в Муроме. Здесь же имелся розничный и оптовый магазин «с продажей всех изделий, вырабатываемых системой». Производственная программа «научно-художественных изделий» артели составляла 1,2 млн. руб. (Для сравнения – выработка непаровых судов Мурдревхимсоюзом на 4.000 грузотонн – 532 000 руб., общая производственная программа 17,5 млн. руб.)168.

Хотя выпуск некоторых традиционных игрушек сохранился, в целом ассортимент, взятый под жесткий идеологический контроль, значительно изменился. По решению Междуведомственного научно-художественного совет по игрушке и игровым материалам приняты к производству колхозный птичий двор из папье-маше (фигурки: гусь, индюк, утка, петух, курица); колхозный скотный двор, выполненные профессиональными художниками Д. В. Горловым и В. А. Ватагиным; ряд моделей политехнической игрушки: двигающаяся схема парохода, винтового, колесного, два типа самоката, два типа турбин169.

Из «познавательных» игрушек в Муромском музее имелись «макет силосной ямы», присланный по заказу из мастерской наглядных пособий г. Твери (1932); детская игра «Работа по добыванию руды»; кубики зоологические, выпущенные московской «фабрикой политических игр и наглядных пособий „Друг детства” (1934)170.

В Петрограде на заводе «Треугольник» по анг­лийским прессформам (многие из которых просуществовали до 1941 года) изготавливали резиновые игрушки-пищалки: зверюшек, человечков, птичек и рыбок. Химкомбинат в районе Охты с 1926 года штамповал (тоже по зарубежным прессформам) куколок, пупсиков-голышей, зверей и проч. из целлулоида.

Много артелей с характерными для того времени названиями – «Все для ребенка», «Забава детей», «Красная игрушка», артель им. КИМ (Коммунистического Интернационала молодежи) – появилось в Москве.

Артель «КИМ» занималась выпуском игрушек из металла и жести: делала автомобильчики, леечки, лопатки, формочки, волчки, кукольные кроватки и саночки. «Забава детей» шила тряпичных кукол, представлявшие профессии: работниц в красных косынках, почтальонов, пожарных, молочниц. Загорские мастера из артели им. Красной Армии (Сергиев Посад переименовали в Загорск) вытачивали красноармейцев, матросов, уличных регулировщиков, пионеров-барабанщиков, из жести и папье-маше делали коней и каталки171. С 1932 года в Посаде решили делать куклы с детскими лицами. «Тряпочные девочки» обзаводятся своей маленькой утварью, своей мебелью. Затем появляются маленькие ослики, слоны172. При катастрофической нехватке игрушек в стране до двадцати процентов загорской игрушки в конце двадцатых годов отправлялось на экспорт со штампом «Made in Russia»173 или «Made in Soviet Union». В Муроме игрушки выпускали артели им. Крупской и «Красный кустарь»174, в соседних Меленках шила куклы мастерская В. П. Лобикова175.

Создание артелей позволило и сохранить промыслы, и контролировать ассортимент игрушек, и влиять на него. Так, был снят с производства зеленый пупсик-погремушка, поскольку считалось, что кукла должна быть, как и ребенок, телесного цвета.

Однако даже в условиях крепнущего тоталитаризма идеология не могла решить все. Во-первых, не было профессионалов-игрушечников. «Предметно-вещественную среду» нового детского мира по старинке создавали кустари-одиночки и кустарные артели176. Загорская артель, например, вместо 2500 названий стала выпускать 200-500177. В Горьковском крае, в который в 30-е годы входил Муромский округ, 30 % всех игрушек изготавливали кооперативы инвалидов178, а пока Междуведомственный научно-художественный совет по игрушке и игровым материалам ломал копья по поводу «идеологической наполненности игрушек», самые «передовые» игрушки делали в местах заключения – «домзаках»179. «В большинстве своем эти игрушки связаны с современностью, политехнические и производственные. Встречаются игрушки остроумные, занимательные, с применением принципов механики (использование воды, песка, электричества, пара). Мельница с приводным ремнем, подъемные краны, аэропланы, аэросани – все эти игрушки с двигателями, очень любимы ребятами за то, что „сами летают”, „сами едут”... Интересна игрушка „фабрика-кухня” – изобретение старого мастера-самоучки из Буреполомской колонии. „Фаб­рика-кухня” в сущности модель настоящей фаб­рики-кухни и больше подходит под категорию учебных пособий. Состоит она из нескольких частей: большая плита с применением электричества для приготовления пищи, отделение для мытья посуды, для чистки овощей. В настоящее время эта игрушка-модель, требующая значительного упрощения и проверки возможности включения... в массовое производство»180.

В этом контексте еще более двусмысленно звучит принцип реорганизации игрушечного производства, указанный Горьковским крайисполкомом на съезде кустарей: «Переделать кустаря-ремесленника в кустаря-педагога»181. 

Во-вторых, в стране катастрофически не хватало сырья, а игрушки изготавливались из производственных отходов. Сырьем для восстановленных и вновь созданных артелей и фабрик служили отходы производства и дешевые материалы: тканевые лоскуты, макулатура, обрезки жести, фанеры, дерева, вата, пакля, опилки, стружки, глина. Новые производства «не делают роскошных дорогих кукол с фарфоровыми головами и в богатых платьях. И материалы, и куклы стали проще – в кукольном мире, как в зеркале, отражается то, что происходит в это время в стране. Несмотря на всю свою простоту, куклы отнюдь не были хуже, чем раньше. Они не утратили свою очаровательность, пусть даже и были сделаны „из тряпок и набиты ватой, а одежда сшита из отходов дешевой ткани”. Нарисованные личики этих кукол, а также модные платья, украшенные цветами – розетками из марли, напоминали их счастливым владельцам красивых героинь немого кино»182. 

Предлагалось «взять на учет все отходы промышленности, все промышленное утильсырье. Организованная игрушечная промышленность должна иметь возможность использовать из этого сырья все, что может быть уступлено промышленностью, если ей будет доказана ценность применения его в игрушке»183. Однако снабжающие органы брали на учет весь утиль – «хлопчатобумажный лоскут, отходы цветных и черных металлов, обрезки жести и даже использованные консервные банки, в связи с недостачей данного вида сырья... и в первую голову отпускаются разным группам производства, но не игрушечному»184. Производителям предлагалось отказаться от дорогого сырья – металла, текстиля – и больше использовать дерево, папье-маше185. Считали, что эта мера удешевит продукцию, поскольку, «игрушечное производство пользуется фактически отбросами от различных заводов, фабрик... в виду целого ряда накладных расходов и неопределенного положения с сырьем все время повышаются цены на игрушки; цены в выпущенных прейс-курантах становятся уже низкими (по сравнению с реальными. – Л. Г., Ю. С.) тогда, когда прейс-курант не вышел из типографии. Многие игрушки становятся настолько дороги, что их абсолютно не в состоянии покупать более или менее широкие массы потребителей»186.

Иные исследователи, казалось бы, защищают производителей: «Оценивая игрушку как явно отрицательную, мы не в какой мере не обвиняем производственников». Однако тут же становится ясно, что речь идет не о кустарях, артелях и домах заключения, а о новой отрасли советской промышленности, которую создают, дабы обеспечить массовый выпуск вещи-организатора, поскольку автор продолжает: «Наоборот, нужно отметить, что в такое трудное время, когда все материалы мобилизованы на строительство, они смогли вызвать к жизни игрушечное производство, которое вырастает не по дням, а по часам... Благодаря колоссальной творческой работе производственников, кустарь поглощается артельными и фаб­ричными производствами»187. Основная ставка делалась на промкооперацию, развитие которой за три года привело к ощутимому росту выпуска игрушек. Если в 1928/29 году было произведено продукции на 3,7 млн. руб., в 1929/30 – 8,5, то в 1929/30 промкооперацией игрушек было выпущено уже на 16,7 млн. руб., т. е. 75 % от всего объема188. В 1931 году планировалось изготовить игрушек на 25 млн. руб.189

И, хотя как писал один из специалистов, «обобществление игрушечного промысла должно идти самым быстрым темпом. Коллективизация сельского хозяйства побуждает к скорейшему проведению этой меры. Освобождая большое количество рабочих рук (особенно женщин и молодежи), благодаря широкому применению механической обработки земли, коллективизация сельского хозяйства ставит перед игрушечным производством боевую задачу – усилить переход от индивидуальной выработки к выработке в общих мастерских», – трудности были190. Главная сложность в производстве игрушек заключалась в отсутствии сырья, или, во всяком случае, в недостаточной обеспеченности им игрушечного производства.

Из приведенной таблицы видно, что потребности в сырье, даже в его недефицитных видах, покрывались далеко не полностью191. Поэтому автор не только предлагает отказаться от металла и текстиля и перейти на дерево и папье-маше, но и выстраивает целую стратегию расширения игрушечного производства, удешевления игрушки, активного включения ее в жизнь деревенских ребятишек.

«Широкое использование местного сырья также служит серьезным политехническим фактором для игрушки. Изучение местного сырья, с точки зрения применения его в игрушке, является также и необходимым условием для развития игрушечных производств в национальных республиках. Эти соображения диктуют необходимость взять на учет все отходы промышленности, утиль­сырье. Организованная игрушечная промышленность должна иметь возможность использовать из этого сырья все, что может быть уступлено промышленностью, если ей будет доказана ценность применения его в игрушке...

Игрушечное производство, не требующее особенно сложных механических установок, легче, чем какое-либо другое производство, можно развернуть в условиях деревенской жизни.

Деревня – новый потребитель игрушки.

Игрушка в настоящий момент становится предметом, обслуживающим не только привилегированный класс, как это было до революции, а предметом народным, обслуживающим целиком трудящееся население. Поэтому-то мы должны предъявить к игрушке требования дешевизны и доступности. Особенно твердо эти требования должны быть предъявлены к ассортименту игрушек, который идет в деревню, в крестьянскую среду. Здесь, наряду с удешевлением продукции, должен стоять на очереди вопрос о массовом, серийном выпуске игрушек. Коллективизация сельского хозяйства, освобождая крестьянского ребенка от раннего, непосильного труда, возвращает ему детство и вместе с тем создает для игрушечного производства нового массового потребителя – потребителя, который до этого момента не имел игрушки совершенно»192. Среди кукол появились подтянутые симпатичные милиционеры, красноармейцы, санитарки193 и пр.

Таким образом, несмотря на острую необходимость детей в игрушке, несмотря на то, что игрушка была объявлена инструментом идеологического воспитания нового человека, производство игрушек в первые десятилетия советской власти было организовано по «остаточному принципу», а многие интересные и полезные игрушки так и не попадали в руки большинству детей194. Дети продолжали делать игрушки сами: кукол из глины и тряпочек («Платье разорвется – из него и шили. Из пуговиц глаза делали... Матери и бабушки только подсказывали»). Свистульки из ветлы делали «мастера»195. 

***

В деревне дело обстояло еще хуже. Уже дореволюционные исследователи отмечали, что деревенским детям игрушек не покупали, они обходились самоделками196. В этом, кстати, некоторые усматривали положительное значение: «Там, где отсутствует всякое предумышленное воспитание, – в крестьянской, в мещанской среде, где воспитывают детей поле, сад, животные и общество других детей, – дело обстоит несравненно лучше, чем в средних и так называемых „высших”, вообще, в „интеллигентных”, классах... большинство игрушек фабричного производства должны быть устранены из детской жизни как тормоз развития самодеятельного детского творчества», – писал В. Малахиев-Мирович в 1912 году197. Тогда же интересные замечания о природе куклы и игры с ней сделал С. Глаголь: «Кукла не есть сама по себе нечто законченное и определенное. Кукла – это нечто такое, на чем ребенок изощряет свое творчество, и одна и та же кукла в его руках сегодня маленький грудной ребенок, завтра барыня, делающая визиты, затем мальчик, едущий верхом кататься, или деревенская баба, идущая в лес по грибы... В бедной деревенской семье ребенок, вместо куклы с фарфоровой головкой и ручками, играл с дощечкой или щепочкой, но точно так же, как и настоящую куклу, завертывая эту щепочку в одеяло и нянчил или одевал в подобие сарафана и шубы и заставлял изображать то деревенскую бабу, то пастуха и т. п., но суть дела не изменялась. Таким образом, на самой кукле окружающая жизнь отражалась мало. Больше всего и ярче всего она отражалась на том, как (курсив автора. – Л. Г., Ю. С.) играл ребенок этою куклой, что заставлял он ее делать и переживать, но от этого прошлое не оставило, да и не могло оставить, никакого следа»198.

Советская власть придерживалась иной точки зрения, однако игрушки, которые выпускались, до деревенских детей не доходили, т. к. «торговопроводящая сеть» по распространению игрушек в сельской местности работала «исключительно неудовлетворительно», особенно в важнейшие хозяйственно-политические кампании – посевную и уборочную199. Чтобы сделать игрушки доступными для сельских детей, предполагалось игрушечное производство «развернуть в условиях деревенской жизни»200. Полагали, что «коллективизация сельского хозяйства, освобождая крестьянского ребенка от раннего, непосильного труда, возвращает ему детство и вместе с тем создает для игрушечного производства нового массового потребителя... который до этого момента не имел игрушки совершенно»201.

Чем и во что играли деревенские дети в 20-50-е годы, как нельзя более ярко характеризует несоответствие пропагандистского мифа и реального быта. Исследования, проведенные в Муромском районе, показывают, что, несмотря на то, что в 20-х годах XX века кукла была объявлена педологами вредной игрушкой, «которая воспитывает чувство собственности и любовь к нарядам»202, и была под запретом, дети не переставали играть с ней. Ребятня мастерила кукол из того, что было под руками: бумаги, глины, соломы, тряпок. Популярность куклы у детей объясняется не столько материнским инстинктом, сколько стремлением к общению, приобретению форм социального поведения. «В детские годы независимо от взрослых сохраняются произведения фольклора, их репертуар своеобразен и очень богат. Никто из взрослых не учит с детьми считалки, дразнилки, заклички, перевертыши, но дети их знают и передают из поколение в поколение. С той же подчас труднообъяснимой устойчивостью бытуют среди детей игровые традиции и игрушки»203. Жизнь в деревне была вся на виду: свадьба, рождение, похороны, и кукла служила не индивидуальной игрушкой, а средством передачи потребности в общении. Наряду с повседневной жизнью эти события копировались в детских играх.

Дети, как правило, не играли в куклы по одиночке, они объединялись в игровые сообщества (4-5 и более человек). По опросу респондентов деревень Репино, Кривицы, Одино, игровые сообщества чаще всего состояли из девочек и были постоянными. «Мы с подружками играли дружно, долго, человек пять собирались и играли»204; «Мальчишки хулиганили, и мы их выгоняли»205. Иногда, правда, в игру принимали и мальчиков: «Играли целой компанией 10-15 человек, и мальчишки играли»206. Зимой играли в «Дом», используя постройки из снега, делая из него целые комнаты. В межсезонье собирались у кого-нибудь в избе (если разрешали взрослые). Действия с кук­лами в играх напоминали действия родителей с малышами: кукол качали на руках или в зыбке, иногда припевая: 

Ай баю, баю, баю

Не ложися на краю,

А ляжись в середку

Завлекать залетку207. 

Кукол переодевали, «заворачивали в пеленки», (т. е. в старые тряпки, выданные взрослыми для игры), кормили их, а еще «мыли в маленькой посуде без мыла и сушили на печке или на солнышке летом»208. 

Самые интересные игры разворачивались летом на улице, где проявлялось настоящее коллективное творчество. Играли около крыльца или «на задах» в огороде, где делали всякие постройки из веток, соломы. Выносились самодельные куклы, разные старые тряпки для изготовления постели, использовались различные дощечки и ящики, из которых делали кукольную мебель: «Где найдем дощещку, покроем ее тряпочкой – это кровать»209. На поле или окраине деревни собирали кусочки битой посуды, стекла и использовали ее как кукольную посуду, в некоторых деревнях посудку лепили из глины210. «Делали из глины маленькие горшочки, блюдечки для игры в куклы. Сушили на солнце»211. Часто игру в «Дом» совмещали с игрой в «Магазин», используя все подручные средства, «а вешали (продавали. – Л. Г., Ю. С.), кто что с огорода принесет – морковь, лук, яблоки, репу. Деньги были бумажки: если газету найдем, то рвем из нее или какую другую бумагу – это и деньги»212. 

В детских играх отражались и те нововведения, которые произошли в деревне в годы коллективизации. «А еще мы играли в ясли. У нас в деревне перед самой войной открыли ясли, куда я водила младших брата и сестру Люсю... Вот мы на улице соберемся с подружками 5-6 человек и ведем своих кукол в ясли, там с ними играем, кормим», – вспоминала Ф. П. Кожухова из д. Филюково213. М. И. Малюкова из д. Репино рассказывает: «В 1930 году в дереве был образован колхоз, а при нем была детская площадка. А у меня на другом конце деревни своя площадка была. Собирала малышню (6-8 чел.) и играла с ними, как будто я воспитатель на площадке. Любили играть в „жмурки”, мыльные пузыри через соломинку пускали, а еще я им давала бумагу и карандаши для рисования и занималась с ними. Ходили собирали щавель, ядрышки терновника, столбунцы... Мне было 7-8 лет»214. Факт примечательный, особенно если учесть, что «в основе отечественной теории детской игры лежит представление о ее социальной природе. Ролевая игра возникает в ходе исторического развития в результате изменения места ребенка в системе общественных отношений, когда на основе развития общества включение детей в производительный труд отодвигается во времени»215. В описанном же случае детская игра является элементом производственного процесса, в котором ребенок, сам того не подозревая, выполняет функции социального института: присмотр за младшими детьми, пока их родители находятся на работе. «В колхозах и бараках довоенной России, – пишет Катриона Келли, – уход многих родителей за „отпрысками” в лучшем случае ограничивался заботой о том, чтобы дети были сыты, одеты, обуты и (среди самых старательных родителей) делали домашние задания»216. Это подтверждается и воспоминаниями Н. М. Евстигнеевой: «Мама никогда не смотрела, где и как мы играем, ей было некогда – все работали в колхозе от зари и до зари»217. Вообще первая реакция респондентов на вопрос «В какие игры вы играли в детстве?» была очень яркой: «Да ни в какие. Нам некогда было. Мы работали». В куклы играли до 8-9 лет, дальше играть было некогда. Родители с малых лет приобщали детей к труду: дома – по хозяйству, присмотру за младшими братьями и сестрами; в поле; по уходу за домашними животными: «Родители заставляли рвать траву для скотины и даже листья с дуба, т. к. мало травы было. Дома кормили корову, кур, выносили помои»218; «И не помню, чтоб играли в куклы, вот грядки копали, на поле ходили, жали серпом»219. Справедливости ради следует отметить, что и до революции – по воспоминаниям Н. П. Вощининой-Киселевой даже в их зажиточной городской семье – играть детям разрешалось только во второй половине дня; первая половина посвящалась домашней работе.

В ходе полевого опроса мы не услышали воспоминаний об играх, отражающих ритуалы. Однако в опросах Московского дома фольклора такие упоминания есть. Играли в свадьбу: «Жених и невеста спать лягут, и тут под свадьбу куколка в белом... Невеста – платье, а парень – тряпку длинную, вот и все, ног не было»220; похороны: «Кукол из трав делали, мы их хоронили, даже плакали, поминки справляли, делали маленькие могилки и живыми цветами могилки украшали. Мы прям кукол хоронили, маленьких, как детей – мы так играли: закапывали, бугорок делали и около него из полевых цветов водили молибин»221. 

Играть девочки приходили со своими куклами, их никому не передавали и не дарили. Во время игры дети могли поменяться куклами, но, уходя домой, каждая забирала своих.

В разных семьях отношение к куклам было разным: в одних кукол берегли, играли с ними долго и передавали даже внукам, в других – после многократных игр, когда они начинали рваться – выбрасывали, в третьих – «поиграли – грязная стала – сжигали»222. 

Самыми ходовыми, распространенными кук­лами в играх детей были самодельные тряпичные. В первые десятилетия ХХ века куклу делали как «скатку» – кусок ткани сворачивали в трубочку, верхнюю часть обтягивали белой или светлой тканью (лицо), «груди» делали из ровных тряпичных шариков или обходились без них, приделывали кудельную или волосяную косу. Платье, как правило, не снималось, являясь неотъемлемой частью формы куклы223. В 30-50 гг. ХХ века в деревнях Репино, Одино, Лазарево, Кривицах «скатка» как основа (туловище) куклы остается, но изготовление других частей куклы и одежда меняются. Появляются сшивные куклы, где отдельные части тела (руки, ноги, голова, туловище) набивались разными материалами (старыми тряпками, сеном, опилками, стружкой, травой) и затем пришивались. Иногда набивными были только голова и туловище, а руки и ноги делали в виде «скаток» из ткани, которые зашивали по краю (чтоб не разошлись) и пришивали к туловищу. Делали кукол и из других материалов, особенно летом. Например, в д. Кривицы «делали кукол, лошадок из соломы. Солому надо сжать, разровнять, высушить. Плели колыбельки, шляпки, корзиночки, шкатулки»; в д. Лазарево «Все делали. Сворачивали солому, одевали в тряпочки»224. 

В тех деревнях, где была глина (Репино, Кривицы, Филюково) делали кукол из глины, чаще всего из красной. Этих кукол лепили так: «Из куска глины делали шар – голова, потом из большого куска сляпывали руками туловище и присоединяли с головой. Руки и ноги скатывали между ладонями, прилепляли к туловищу. Сушили на солнышке»225. В каких-то деревнях (например, в Кривицах) глиняных кукол не разрисовывали и не одевали, в других (Филюково) шили для кукол тряпичные платья и для игры в «Дом» лепили еще разных домашних животных (коров, овец, кошек, собак), которые жили в доме. «Кукол и животных мы не разрисовывали красками, только углем рисовали глаза и рот»226. Глиняных кукол лепили невысокими – 5-10 см высотой; поскольку они были очень хрупкими, часто ломались. За лето дети делали их несколько раз.

В селе Татарове на Святки сделанные из холста куклы взрослые девушки привязывали к себе полотенцем и, ходя колядовать, приговаривали: «И на ребеночка подай!»227.

Тряпичные самодельные куклы были более высокими – 15-30 см. Первых кукол детям делали матери или старшие сестры, тети, затем в 5-6 лет девочки уже сами мастерили себе кукол. Чаще их одевали в платье, которое вырезалось из прямоугольного куска ткани, сложенного пополам, с вырезом «лодочкой» для головы. По бокам обеих полотнищ платья были завязки, которые скреплялись спереди и сзади, чтобы платье держалось. На голову повязывали платок, косынку или «шашлычок» (видимо, искаженное «башлычок». – Л. Г., Ю. С.), похожий на шапочку: «Спереди собирали на нитку и сзади собирали на нитку. Спереди завязывали веревочки, чтоб не съезжала с головы. Как саван»228. Ни разу нам не встретилось описание кукол с непокрытой головой или распущенными волосами.

По-разному делали и лица куклам. В некоторых деревнях не подбирали специально ткань белую или светлую, делали всю куклу из той, что дала мать, лицо не рисовали, в других лицо прорисовывали углем (глаза, брови, рот, нос).

Покупные игрушки доставались детям редко. Г. В. Васильева вспоминает, что любимую куклу Валю с закрывающимися глазами отец подарил ей после Финской кампании. Куклу взяли с собой в эвакуацию, и прожила она в семье до 1950 года229.

***

До 1927 года новогодние елки еще не были запрещены, но получили классово выдержанное название «пролетарских». Из-за введения нового календаря декретом Совнаркома от 24 января 1918 года Новый год стал обычным будничным днем недели. Тем не менее, его продолжали отмечать. «Благодаря стараниям Фабкома для детей рабочих фабрики „Красный луч” была устроена „елка”... Были закуплены игрушки для „елки” и подарки для детей... Детям были выданы подарки (на 404 человека) по 1 булке, колбасы, конфект, яблок и по 1 головному платку»230. Весьма похоже, что закупкой игрушек местные власти убили двух зайцев, т. к. в этом году в Муроме во Дворце Труда при Союзе совработников работает артель безработных, которая в числе прочих изделий «по самой сходной цене» изготавливает елочные игрушки231.

Купить фабричные елочные игрушки было невозможно. Именно в это время появляется самое большое количество самодельных игрушек232. В муромских семьях, где и раньше к елке делали игрушки, этот обычай продолжился: «Хлопушки, цепи, коробочки, рог изобилия, бомбоньерки. Из картона вырезали разных зверюшек: зайца, лису, медведя и обклеивали золотой или серебряной бумагой... Были у нас и настоящие покупные игрушки, но очень мало, – вспоминает Н. В. Суздальцева. – Это игрушки маминого детства, и еще было 12 очень красивых клоунов. Их подарила нам на Новый год мамина сестра... Когда мы были уже взрослыми, мама этих клоунов разделила нам всем поровну»233. В селе Татарове, где, по воспоминаниям, «народ жил бедно... ставили и украшали елку, благо лес был прямо за околицей... Поэтому игрушки были самодельные. Их вырезали из обложек тетрадей или тетрадную бумагу раскрашивали чернилами и вырезали гирлянды. Вместо клея использовали вареную картошку. Бусы делали из сухих ягод рябины и шиповника, а также вешали на елку стружки от столярных работ... с улучшением жизни на елку стали вешать конфеты или конфеты-обманки. Фантики, а особенно фольгу, копили в течение года... игрушки на елку вырезали из дерева, моркови и свеклы. С базара из села Фоминки перед Рождеством привозили раскрашенные игрушки из теста234.

В 1935 году запрет на новогодние елки был отменен. Соответственно было разрешено производство елочных игрушек. Однако «Муромский рабочий» в 1936 году приводит такую сценку: «На днях зашел в культурный магазин Торга.

– Мне бы украшения для елки купить.

– Как вы сказали? Елка? Для чего она вам, – недоуменно переспросил продавец.

– Не елка, а украшения к ней, – поправил я. – Такие маленькие изящные вещички, что навешивают на елку. Ну, скажем, „дедушка Мороз”, блестящие маленькие шарики, нитка есть такая золотая...

– Вон вы о чем! А зачем вам такие безделушки понадобились?

Признаться, я опешил от такого вопроса. Как, мол так, думаю зачем. „Ведь новый год скоро, – говорю. – Ребятишки елку просят купить. Обязан им веселье устроить или нет?”

Смотрю, продавец начал мне сочувствовать. Недолго порылся под прилавком и достал оттуда...

– Вот могу предложить: заводной танк за 10 руб. вместо „дедушки Мороза”, кукол возьмите за 12 руб., паровозик, если хотите, за 5 рублей.

– Что вы, что вы, – испугался я. – Куда мне такие вещи. Эдак вы, – говорю, – на сотню с лишним насчитаете, – и постарался как можно незаметнее уйти из магазина.

Сейчас сижу вечерами и сам, как умею, мастерю всякие игрушки и украшения...

К сожалению, этот случай не выдумка. Торговые организации Мурома забыли, что приближается новый год...

Ни в одном из магазинов вы не купите дешевую, специально для елки изготовленную игрушку»235.

Тем не менее, в том же году муромский «фанерокомбинат» начал выпускать елочные игрушки из миллиметровой фанеры, «красиво отделанные цветной слюдой». Однако все пятьдесят видов общей стоимостью 20 тыс. рублей до 1 января 1937 года должны быть отправлены в Москву236.

Правда, уже в 1941 году на елке в Поздняковской средней школе «каких только игрушек не было: слоны, белки, самолеты, автомобили, а на самом верху ярко сияла пятиконечная звезда»237.

Недостаток игрушек и забав восполнялся идео­логией, а место традиционных праздников постепенно занимали революционные. В Муроме «первый детский дом имени В. Г. Короленко праздник труда – „Первое мая” – отметил довольно удачно. Помещение дома декорировали зеленью.

Большой портрет Карла Маркса был вставлен в рамку из зелени, перевитой красной лентой. Рамка изображала букву „С” (социализм). Вечер (30 апреля) открылся пением Интернационала и докладом воспитанника детдома Семы Вост­рикова о „значении 1-го Мая для трудящихся”238. К слову сказать, портреты вождей, на которые, в отличие от игрушек, деньги находились, продавались (на дешевой распродаже со скидкой 20 %) в том же книжно-писчебумажном магазине «Новая жизнь», что и «детские игры и забавы»239. Магазин пытался рекламировать игрушки и к советским праздникам, как, скажем, «к шестой годовщине Октябрьской революции»240, однако устойчивой традиции дарить детям игрушки к таким дням так и не сложилось.

Особой фантазии в устройстве праздников для детей не наблюдалось: идеологическое клише задавало жесткие формы. Что называется «найдите десять отличий» от картинки празднования другого праздника – «годовщины Октябрьской революции» – во Владивостоке в 1924 году: «В этом году наша школа особенно торжественно праздновала Красный Октябрь. Старшие наши товарищи из III и IV группы весь день накануне украшали зал. Все стены были украшены красным. Портреты Ленина и Троцкого были окружены осенними листьями, которые мы собрали во время наших экскурсий. Везде висели плакаты. Пришли в школу наши отцы, матери, старшие братья, сестры. Народу было много.

Начался праздник.

Наш хор спел международную песнь рабочих „Интернационал”. Одна из старших учениц сказала речь, в которой рассказала о том, как прошла Октябрьская революция и что она дала рабочим и крестьянам. Потом заведующий школой говорил о том, какое значение имеет образование в жизни рабочих и крестьян. После этого стали декламировать стихи и петь революционные песни. Особенно мне понравилась хоровая декламация. После этого начались игры. Нам было очень весело. После игр мы пошли по домам»241.

К тридцатым годам стереотипы новых праздников были прочно внедрены в сознание детей. Е. А. Флерина приводит весьма показательный пример, конечно же, с положительной оценкой. В одном из детских садов группа педагогов проводила наблюдения за игровым поведением детей. Детям были предложены разные игрушки, однако, поиграв немного, «один 3-летка увидел, что на полочке лежит красный флажок... Поднял его, с торжественным видом стал шагать кругом комнаты и петь Интернационал, как умеет, переходя от Интернационала на другие революционные песни. Вся группа, как один, потребовала флажки: „И мне, и мне...”»242.

30 апреля 1941 года, когда уже был снят запрет на куклы, «в детском саду фабрики „Красный луч” проходил утренник, посвященный Международному празднику 1 мая... Радостные ребята показывали замечательные игрушки. Особенно довольны девочки большими куклами... А куклы, как живые, повертывают головы, ручки, ножки»243.

Между тем, немалая часть детей, лишенная возможности нормальной игровой деятельности, была предоставлена сама себе. В мае 1922 года газета «Луч» поместила заметку с чрезвычайно выразительным названием: «Одичание детей». В ней говорилось: «Через неделю наши школы закроются. Детей „распустят” на летние каникулы... Значительная часть школьных малышей будет скитаться по городу без культурного воздействия. Будут собираться в стайки маленькие босяки, сражаться в бабки, в орлянку с азартом, на деньги с матерной бранью. Начнутся походы за чужим добром, в огороды, в сады»244. В 1929 году Наркомвнудел предложил исполкомам издать обязательное Постановление о воспрещении каких бы то ни было лотерейных игр, лотерей и азартных игр (в карты, лото, орлянку, юлу, ремешок) в местах общественного пользования, не исключая сельских местностей245. В 1931 году из ассортимента Андреевской артели была «безусловно исключена» рулетка, «внешней формой предназначенная для игры на деньги»246.

Видимо как попытку отвлечь детей от улицы следует расценивать «праздники без повода», которые изредка устраивались для муромских детей. «8-го июня ячейкой ст. Муром Нижегородской железной дороги в летнем саду им. т. Воровского устроено большое гуляние для детей... Гулянье открылось ровно в 12 часов. На танцплощадке дети начали разные игры, по аллейкам играли: кто в крокет, кто в мяч, часть детишек носилась друг за другом по аллейкам... Спектакль окончен, дети снова рассыпаются по аллейкам сада в ожидании игр... Дается сигнал, начинается бег на призы в мешках... Участникам бегов были розданы призы, как-то: печенье, книжка о В. И. Ленине, краски для рисования, карандаши, перья, резиновый мяч и пугач-игрушка»247.

***

Даже беглый обзор бытования игрушки в Муроме первых десятилетий XX века показывает, что собственного игрушечного производства в городе и уезде не было, практически все игровые средства привозились как из соседних регионов, так и издалека. Фабричные игрушки можно было приобрести или заказать в двух городских магазинах. Игрушки на заказ изготовлялись и в швейной мастерской Троицкого монастыря. Артельные кустарные игрушки привозились из центров их производства на ярмарки. Дешевые кустарные игрушки низкого качества как товар сопутствующего производства продавались на муромском базаре. После октябрьского переворота приток игрушек сократился. Показательно, что Н. П. Вощинина-Киселева, с упоением рассказывавшая о своих детских игрушка, об игрушках своих детей не упомянула ни разу... 

Двадцатые-сороковые годы явились временем бытования в муромской деревне самодельной игрушки особого рода. Она не испытала влияния ни промышленной, ни так называемой народной промысловой игрушки. Все сходство ее с первой – промышленной – заключалось лишь в том, что и та, и другая делались в основном из отходов производства и утиля. Ближайшим ее родственником, без сомнения, можно считать русские домашние куклы – обереговые, обрядовые и игровые, о происхождении и семантике которых в последние годы написано немало248. В силу ряда внешних причин традиционные куклы практически мгновенно утратили свои сакральные характеристики, многие внешние черты; изменились и технологические приемы их изготовления. Детские самодельные куклы сыграли чрезвычайно интересную и важную роль в истории культуры. К сожалению, большинство этих кукол крайне недолговечно, и их современное изучение весьма проблематично.

Права К. Келли, отметившая, что «многие данные... прямо противоречат официальным лозунгам о „счастливом детстве”... Когда действовал форс-мажор, о детях просто переставали заботиться... потребности детей и молодежи были подчинены мощным нуждам так называемого „военно-промышленного блока”»249. А форс-мажор действовал все эти годы...

 

1 Оршанский Л. Г. Исторический очерк развития игрушек и игрушечного производства на Западе и в России // Оршанский Л. Г. Игрушки. Статьи по истории, этнографии и психологии игрушек. – М.-П., 1923. – С. 51. 

2 См., например: Боруцкий В. И. Игрушки и художественные изделия. – М., 1926; Галанин Д. Д. Игры и игрушки. – М., 1909; Евдокимов И. Русская игрушка. – ГИЗ, 1925; Игрушка, ее история и значение. – М., 1912; Литвинский И. А. Игрушки и их значение и выбор. – Б. м., 1899; Лубенц Г. П. Об игрушках. – Б. м., 1908; и др.

3 Алабычев. Механические игрушки. – Б. м., 1929; Болдырева Ю. Н. Игрушка, ее психологическое и педагогическое значение. – Петроград, 1916; Браун Гербо. Какие игрушки нужны детям. – Л., 1927; Даньковская Р. С., Редин Н. Е. Об изучении детских народных игрушек // Воронежский историко-археологический вестник. – Воронеж, 1921. – Вып. II; Игра и игрушка. – ГИЗ, 1926; Леонов П. В. Деревянные игрушки. – Б. м., 1928; Ребенок и игрушка. – ГИЗ, 1926; Рыбников. Детские игрушки и их выбор. – М., 1927; Сухарев А., Пупышев В. Игрушка – поделка в школе и дома. – Б. м., 1930; Тезаврская. Бросовый материал. – Б. м., 1917; Тихеева. Игрушка как дидактический материал // Вестник наглядных пособий. – 1920; Холл С. Очерки по изучению ребенка. – Б. м., 1925; Шабад Е. Ю. Игрушка в дошкольном возрасте. – М., 1929; и др.

4 Спесивцев Ю. С. Суджанская традиционная глиняная игрушка: История сохранения промысла // Первые Барт­рамовские чтения. – Сергиев Посад, 2004. – С. 87.

5 См., например: Вощинина-Киселева Н. П. О Муроме (Семейная хроника купцов Вощининых). – Муром, 2007; Суздальцева Н. В. Праздник Рождества в моей памяти о детстве // Муромский сборник. – 1993. – С. 154.

6 Каталог кустарно-промышленной выставки, устраиваемой в гор. Владимире при Губернской Управе с 15-го ноября по 6 декабря 1912 г. – Владимир на Клязьме, 1912; Муромский межрайонный союз деревообрабатывающих, лесозаготовительных и лесохимических кооперативов промысловой кооперации «Муромдревхимсоюз»: Иллюстрированный прейс-курант на изделия промкооперативов; Мебельные, Игрушек, Кузнечно-меховые, Судостроение, Лесохимической продукции, Бондарные и тары, Обозные, Разных промыслов. – М., 1937;

7 Благодарим Е. И. Сазонову, хранителя фотоархива Муромского историко-художественного музея за предоставленную подборку фотографий.

8 Кустарная промышленность РСФСР. – М., 1929. – С. 10.

9 Памятная книжка Владимирской губернии за 1894 год. – Владимир, 1895. – С. 480, 486.

10 Каталог кустарно-промышленной выставки, устраиваемой в гор. Владимире при Губернской Управе с 15-го ноября по 6 декабря 1912 г. – С. 27.

11 Обзор Владимирской губернии за 1907 год. – Владимир, 1908. – С. 80.

12 Русские кустарные изделия за границей // Муромский край. – 1914. – № 82 (15 апр.). – С. 1.

13 Русские кустари в Германии // Муромский край. – 1914. – № 53 (7 марта). – С. 2.

14 Русские кустари за границей // Муромский край. – 1914. – № 103 (9 мая). – С. 2.

15 Ярмарочная жизнь. Кустари // Муромский край. – 1914. – № 143 (28 июня). – С. 3.

16 Памятная книжка Владимирской губернии за 1894 год. – С. 362.

17 Там же. – С. 526.

18 Каталог кустарно-промышленной выставки, устраиваемой в гор. Владимире при Губернской Управе с 15-го ноября по 6 декабря 1912 г. – С. 21, 22, 76.

19 Вощинина-Киселева Н. П. Указ. соч. – С. 24.

20 Сбитнева И. С. Гончарные и керамические промыслы во Владимире и Владимирской области: история и современность // Материалы областной краеведческой конференции (14 апреля 2006 г.). – Владимир, 2007. – Т. 1. – С. 164.

21 Кулешов А. Г. Мужские ремесла // Традиционная культура Муромского края. – М., 2008. – Т. 2. – С. 428.

22 Вощинина-Киселева Н. П. Указ. соч. – С. 25.

23 Владимирский сборник. Материалы для статистики, этнографии, истории и археологии Владимирской губернии. – М., 1857. – Гл. XV. – С. 13.

24 Арсеньев К. Статистические очерки России. – СПб., 1848. – С. 205.

25 Беспалов Н. А. И. С. Куликов. – М., 1990. – С. 62.

26 Муромский край. – 1914. – № 149 (5 июля). – С. 3.

27 Арсеньев К. Указ. соч. – СПб., 1848. – С. 415.

28 Муромский край. – 1914. – № 1 (1 янв.). – С. 1; № 71 (29 марта). – С. 1.

29 Муромский край. – 1914. – № 70 (28 марта). – С. 1; № 72. – С. 1; № 73. – С. 1; № 75. – С. 1; № 77. – С. 1; № 78. – С. 1.

30 См., например: Баранова Д. Н. Куклы фабрики игрушек имени 8 Марта в собрании Художественно-педагогического Музея игрушки РАО // Первые Бартрамовские чтения. – Сергиев Посад, 2004. – С. 104.

31 Греков А. У. Н. Д. Бартрам – личность в контексте культуры России первой трети 20 века // Первые Бартрамовские чтения. – Сергиев Посад, 2004. – С. 10.

32 См.: Интервью с директором частного музея игрушки М. А. Марченко (Санкт-Петербург) // [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.antiq.info/magazine_­all_issues/6859.html; Романов С. Г. Игрушки 1920-х годов в СССР (Размышления реставратора) // [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.igrologia.ru/izdania/Teoria_i_istoria_igri/14_Romanov.htm; Было ли в старой России крупное кукольное производство? // [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.antiq.info/magazine_­all_­issues/6859.html.

33 См., например: Суздальцева Н. В. Указ. соч. – С. 154.

34 Безобразова М. В. Розовое и черное из моей жизни. Цит. по: Розанов В. В. Люди лунного света: Метафизика христианства. – М., 1990. – С. 229.

35 Вощинина-Киселева Н. П. Указ. соч. – С. 65-66.

36 Муромский край. – 1913. – № 2 (28 дек.). – С. 1.

37 Муромский край. – 1914. – № 118 (29 мая). – С. 1; № 126 (7 июня). – С. 1.

38 Вощинина-Киселева Н. П. Указ. соч. – С. 64.

39 Безобразова М. В. Указ. соч. – С. 230.

40 См.: Горожанина С. В. К истории фабрик игрушек Сергиева Посада // Первые Бартрамовские чтения. – Сергиев Посад, 2004; Кочемина Н. Богородская игрушка // [Элект­ронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.igrushkin.ru/bogor.php; Прямкова Н. А. Традиционная романовская глиняная игрушка. Проблемы современного развития // Первые Бартрамовские чтения. – Сергиев Посад, 2004; Вощинина-Киселева Н. П. Указ. соч. – С. 50.

41 Вощинина-Киселева Н. П. Указ. соч. – С. 50.

42 Там же. – С. 50, 55. 

43 Там же. – С. 54, 55, 65. 

44 Там же. – С. 67.

45 Там же. – С. 29.

46 Зворыкин В. К. Мемуары изобретателя телевидения //Парфенов Л. Зворыкин Муромец. – М., 2011. – С. 67.

47 Баранова Д. Н. Указ. соч. – С. 104.

48 История «советской» игрушки // [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://igrushka.kz/phpBB2/viewtopic.php?p=8591.

49 Луч. – 1921. – 5 июля. – № 50 (333). – С. 3.

50 Справочная и Адресная книга «Вся Россия» на 1923 г. – М., б. г. – С. 59.

51 Позаботьтесь о пособиях // Луч. – 1922. – 1 июля. – № 49 (332).

52 Справочная и Адресная книга «Вся Россия» на 1923 г. – С. 23, 59, 157, 178, 189. 

53 Справочная и Адресная книга «Вся Россия» на 1923-1924 г. – М., б. г. – С. 6, 39, 102, 109, 196, 197, 200. 

54 Фролова О. А. Система учреждений дошкольного воспитания в СССР. – М., 1969. – С. 12.

55 Там же. – С. 16.

56 Сабсович Л. Советский Союз через 15 лет. – М., 1929. Цит. по: Хмельницкий Д. С. Леонид Сабсович или кто придумал «обобществление быта?» // Уваровские чтения-VII. – Муром, 2011.

57 Сабсович Л. Советский Союз через 15 лет. – М., 1929. Цит. по: Хмельницкий Д. С. Указ. соч. – С. 180-190.

58 Хмельницкий Д. С. Указ. соч.

59 См., например: Хмельницкий Д. С. Указ. соч.; Салова Ю. Г. Съезды и конференции по дошкольному воспитанию 1920-х годов о роли семьи и коллектива в становлении личности ребенка // Уваровские чтения-VIII. – Владимир, 2011. – С. 190-194.

60 ЦСУ СССР. Народное хозяйство СССР в 1965 г. Статистический ежегодник. – М., 1966. – С. 686.

61 Всеобщее дошкольное коммунистическое воспитание детей // Муромский рабочий. – 1932. – № 292. – С. 4.

62 Горбунова Г. Работницы и пролетарская революция // Красный Луч. – 1924. – № 248. – С. 4.

63 М-т. В атаку против старого быта! – Красный луч. –1924. – № 248. – С. 6.

64 На фронте дошкольного похода. За активное участие женщин // Приокский рабочий. – 1929. – № 125 (26 октября). – С. 4.

65 Титов И. В поход за дошкольное воспитание // Приокский рабочий. – 1929. – № 132. – С. 2.

66 В дошкольном походе должна участвовать вся общественность // Приокский рабочий. – 1929. – № 92. – С. 4.

67 Детский сад пользуется авторитетом // Приокский рабочий. – 1929. – № 140 (15 ноября). – С. 4.

68 С. М. Выполнить план дошкольного похода // Муромский рабочий. – 1931. – № 132 – С. 4.

69 Е. М. На фронте дошкольного воспитания тревожно // Муромский рабочий. – 1931. – № 79. – С. 4.

70 Лаврова. Работу детплощадок – на службу промфинплану // Муромский рабочий. – 1931. – № 157. – С. 4.

71 Музюкина. Дошкольный поход за два года и его перспективы // Муромский рабочий. – 1931. – № 156. – С. 4.

72 Детплощадка. Строители социализма // Муромский рабочий. – 1931. – № 157. – С. 4.

73 Коллектив детсада. Дети получают физическое, политическое и культурное воспитание // Муромский рабочий. – 1931. – № 157. – С. 4.

74 Данилова. Больше внимания дошкольному воспитанию детей // Муромский рабочий. – 1933. – № 50. – С. 2.

75 Члены депутатской группы и актив женщин-ударниц Смяткина, Бушуева, Бабакина, Чулошникова, Пустолаева и др. Открытое письмо // Муромский рабочий. – 1932. – № 84. – С. 2.

76 Комса. Развернуть немедленно подготовку к дошкольному походу // Муромский рабочий. – 1932. – № 57. – С. 2.

77 Смелый. Наладить работу // Муромский рабочий. – 1932. – № 57. – С. 2.

78 Баева. Детплощадка беспризорна // Муромский рабочий. – 1932. – № 296. – С. 3.

79 Лешин. Навести порядок в детяслях № 1 (письмо рабочего) // Муромский рабочий. – 1933. – № 149. – С. 4.

80 Бригадир. В Санниково детясли работают плохо // Муромский рабочий. – 1932. – № 230. – С. 2.

81 Л. М-в. К месячнику смотра детучреждений // Муромский рабочий. – 1933. – № 248. – С. 4.

82 К. М. ...А детяслей еще нет // Муромский рабочий. – 1933. – № 150. – С. 2.

83 Больше заботы о детях // Муромский рабочий. – 1934. – № 271. – С. 1.

84 Куликова. Организуем досуг ребенка // Муромский рабочий. – 1934. – № 271. – С. 1.

85 Вольник Н. Детский сад // Луч. – 1923. – № 44. – С. 2.

86 Кому дороги дети – открывайте ясли в селах и деревнях // Луч. – 1924. – № 88. – С. 2.

87 Детсад пользуется авторитетом // Приокский рабочий. – 1929. – № 140. – С. 4.

88 Руновская. О состоянии работы деточага «Красного Луча» // Муромский рабочий. – 1932. – № 145. – С. 4.

89 В. Л. Тов. Ларин увез у ребят сахар // Муромский рабочий. – 1932. – № 171. – С. 4.

90 Кармышев. Каждому колхозу – детясли // Муромский рабочий. – 1933. – № 93.

91 Головашкин. Детям – хорошую игрушку // Муромский рабочий. – 1933. – № 263. – С. 4.

92 Головашкин. Чисто и вкусно // Муромский рабочий. – 1933. – № 273. – С. 2.

93 Ларин. Детсад, которому нужна помощь // Муромский рабочий. – 1933. – № 273. – С. 2.

94 Бригада «М. р.» – Сорокова, Балабанова, Рогоськова, Малькова. Побольше заботы о наших детях // Муромский рабочий. – 1933. – № 279. – С. 3.

95 Лекутов В. Воспитываем здоровую смену // Муромский рабочий. – 1934. – № 117. – С. 2.

96 Климовские руководители и коммунисты не заботятся о детях // Муромский рабочий. – 1934. – № 133. – С. 2.

97 Данилова, Калинина. Обеспечить детям радостную, веселую жизнь. Больше заботы о работе детплощадок // Муромский рабочий. – 1934. – № 202. – С. 3.

98 Бригада «М. р.» – Субботина, Экземплярская. Внимание дому ребенка // Муромский рабочий. – 1934. – № 271. – С. 1.

99 Вольник Н. Детский сад // Луч. – 1923. – 22 апреля. – № 44 (428). – С. 2.

100 Шульгин В. Н. Предисловие // Дети и Октябрьская революция. Идеология советского школьника. – М., 1929. – С. 4, 5.

101 Покровская А. Домашняя жизнь московских детей // Вестник просвещения. – 1922. – № 1. – С. 14.

102 Кабо Е. Очерки рабочего быта: Опыт монографического исследования домашнего рабочего быта. – М., 1928. – С. 41, 45 и др.

103 Арямов И., Одинцова А., Нечаева Е. Дитя рабочего. – М., 1926. – С. 70.

104 Якубовская М. Игрушка Горьковского края. – Горький, 1934. – С.38.

105 Там же. – С. 52.

106 Там же. – С. 52. 

107 Указ. соч. – С. 77.

108 Кваснецкий Г. А. Жестяная игрушка Андреевской артели // Советская игрушка. – М., 1931. – Вып. 1. – С. 47.

109 Якубовская М. Указ. соч. – С. 37.

110 Там же. Указ. соч. – С. 37-38.

111 Карелина. Развернуть на деле советскую торговлю // Муромский рабочий. – 1932. – № 60. – С. 2.

112 Арекан. Пудра, барабаны... // Муромский рабочий. – 1932. – № 74. – С. 4.

113 Бригада. Кооперация в стороне от колхозной торговли // Муромский рабочий. – 1932. – № 145. – С. 3.

114 Бригада «Мур. раб.» Беспалов, Веселовская. Всячески искоренять перекупщика-спекулянта // Муромский рабочий. – 1932. – № 158. – С. 2.

115 Сухова О. А. Старые инвентари музея как исторический источник (на примере документов научного архива Муромского музея) // Сообщения Муромского музея 2009. – Муром, 2010. – С. 121. 

116 Еко. Ярмарка в руках частника // Приокский рабочий. – 1929. – № 38. – С. 4.

117 Миронихина Л. Ф. Рассказы о прошлом // Традиционная культура Муромского края. – М., 2008. – Т. 1. – 

С. 519. 

118 Муромский рабочий. – 1932. – № 2, 24, 290. – С. 2; 1933. – № 89. – С. 4.

119 Горожанина С. В. Указ. соч. – С. 93.

120 Выксунец. Среди вознесенских кустарей-игрушечников // Приокский рабочий. – 1929. – № 58. – С. 3.

121 Из липового чурбана // Приокский рабочий. – 1929. – № 85. – С. 3.

122 Баранова Д. Н. Указ. соч.– С. 106. 

123 Прямкова Н. А. Указ. соч. – С. 83.

124 [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.antiq.info/magazine_all_issues/6859.html.

125 См.: Горожанина С. В. Указ. соч. – С. 93.

126 См., например: Глущенко Л. И., Смирнов Ю. М. «Игра в куклы»: этнография и идеология (на материалах Муромского района) // Рождественский сборник: Материалы конференции «Российская провинция: история, традиция, современность». – Ковров, 2009. – Вып. XVI. – 

С. 133-136. 

127 Золотарев Д. А. Этнографические наблюдения в деревне РСФСР (1919-1925 гг.). // Материалы по этнографии Госуд. русского музея. – Л., 1926. – Т. III. – В. I. 

128 Гур-Гуревич. Революция требует новых игрушек // Советская игрушка. – М., 1931. – Вып.1. – С. 54.

129 См., например: Флерина Е. А. Игрушка, как она есть // Советская игрушка. – М., 1931. – Вып. 1. – С. 10.

130 Якубовская М. Указ. соч. – 39.

131 Гур-Гуревич. Указ. соч. – С. 54.

132 [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%98%D0%B3%D1%80%D0% B0-%D1%85%D0%BE%D0%B4%D0%B8%D0%BB%D0%BA%D0%B0.

133 См.: Сахаров И. П. Сказания русского народа, собранные И. П. Сахаровым. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://bibliotekar.ru/rusSaharov/136.htm.

134 Родин А. Настольные игры // Советская игрушка. – М., 1931. – Вып. 1. – С. 28.

135 Флерина Е. А. Игрушка, как она есть. – С. 11-12. 

136 Моисеев Ф. А. Наши задачи // Советская игрушка. – М., 1931. – Вып. 1. – С. 6.

137 Флерина Е. А. Указ. соч. – С. 11.

138 См., например: Якубовская М. Указ. соч. – С. 52-53; Сальникова А. Безглазая кукла и папин револьвер: ребенок в вещно-предметном мире раннесоветской эпохи // Теория моды. – 2008. – Вып. 8; Глущенко Л. И., Смирнов Ю. М.  Взрослые игры в детские игрушки (Игровые куклы 20 – 50-х годов ХХ века. Муромская округа в контексте времени и страны // Материалы Межрегиональной краеведческой конференции. – Владимир, 2010. – С. 163-168.

139 Кваснецкий Г. А. Указ. соч. – С. 42, 43, 46, 47.

140 Там же. – С. 9.

141 Моисеев Ф. А. Наши задачи // Советская игрушка. – М., 1931. – Вып. 1. - С. 6-7.

142 Шумунова Т. В. Педагогические воззрения Н. Д. Барт­рама в концепции и практике музея игрушки. Попытка реконструкции // Первые Бартрамовские чтения. – Сергиев Посад, 2004. – С. 15.

143 Оршанский Л. Г. Игрушки. – С. 101. 

144 Василевский И. И. Игрушечный промысел в системе промкооперации // Советская игрушка. – М., 1931. – Вып 1. – С. 34.

145 Горлов Д. В. Какова современная игрушка // Советская игрушка. – М., 1931. – Вып 1. – С. 16. 

146 Флерина Е. А. Игрушка, как она есть. – Вып 1. – 

С. 9, 10.

147 Василевский И. И. Указ. соч. – С. 34.

148 Василевский И. И. Указ. соч. – С. 35.

149 Моисеев Ф. А. Указ. соч. – С. 7. 

150 Цит. по: Народные куклы. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.naivmir.ru/toys11.htm. 

151 Цит. по: Новые игрушки торопят детей взрослеть. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.dwijok.ru/HTML_VOV/HTML/vvv_001/vvv_15.htm.

152 Романов С. Г. Указ. соч.

153 Ефимова Е. А. Журнал «Советская игрушка» («Игрушка») как исторический источник по истории развития игровой культуры второй половины 1930-х гг. // Первые Барт­рамовские чтения. – Сергиев Посад, 2004. – С. 78.

154 Игрушка Горьковского края. – Загорск, 1933. – С. 4; История «советской» игрушки. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://igrushka.kz/phpBB2/viewtopic.php?p=8591. 

155 См.: Ефимова Е. А. Указ. соч. – С. 79, 80.

156 Гептинг О. Игрушки прошлого века. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.novsu.ru/press/novuniver/i.2526/?number=2004_03_03&article=ig....

157 Вольский К. О детском гардеробе // Муромский рабочий. – 1935. – № 69. – С. 2.

158 Якубовская М. Указ. соч – С. 52.

159 Маркович М. Драматизация в школьном возрасте // Дети и театр. – Л., 1925. – С. 23; см. также: Сальникова А. Указ. соч.

160 Якубовская М. Указ. соч. – С. 53-53.

161 История страны в игрушке. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.ifvremya.ru/cgi-bin/res.pl?FIL=work/arc/2004/1117/5_20041117.... Советская военная игрушка. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: // http://www.rustrana.ru/article.php?nid=31232.

162 Часть латинской пословицы – «Хочешь мира – готовься к войне!». См.: Жук Б. А. Стрелковое оружие. – М., 1992. – С. 233.

163 Романова А. Л. Образная игрушка как носитель социокультурных ценностей: сравнительный анализ советских и современных кукол // Психологическая наука и образование. – 2008. – № 3. – C. 91-98. 

164 Родин А. Настольные игры // Советская игрушка. – М., 1931. – Вып. 1. – С. 28. 

165 Там же.

166 Романов С. Г. Указ. соч.

167 Агапова М. П. Как работает и что делает Загорская артель игрушечников // Советская игрушка. – М., 1931. – Вып 1. – С. 49.

168 Муромский межрайонный союз деревообрабатывающих, лесозаготовительных и лесохимических кооперативов промысловой кооперации «Мурдревхимсоюз»: Иллюстрированный пресс-курант на изделия промкооперативов: Мебельные, Игрушек, Кузнечно-меховые, Судостроение, Лесохимической продукции, Бондарные и тары, Обозные, Разных промыслов. – М., 1937. 

169 Флерина Е. А. Междуведомственный научно-художественный совет по игрушке и игровым материалам. Работа за период с 1 июня по 1 ноября 1930 г. // Советская игрушка. – М., 1931. – С. 56.

170 Сухова О. А. Указ. соч. – С. 121.

171 История «советской» игрушки; Романов С. Г. Указ. соч.; История страны в игрушке. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.ifvremya.ru/cgi-bin/res.pl?FIL=work/arc/2004/1117/5_20041117.txt.

172 История страны в игрушке.

173 Горожанина С. В. Указ. соч. – С. 94.

174 Гордость артели (артель им. Крупской) // Муромский рабочий. – 1935. – № 52. – С. 2; Камский М. Артель «Красный кустарь» после чистки ухудшила работу // Муромский рабочий. – 1934. – № 224. – С. 2.

175 Тюрина Е. К. Коллекция полотенец мастерской Василия Петровича Лобикова в собрании Муромского музея // Сообщения Муромского музея 2010. – Муром, 2010. – С. 123.

176 См., например: Василевский И. И. Указ. соч.

177 Агапова М. П. Указ. соч. – С. 50.

178 Якубовская М. Указ соч. – С. 69. 

179 Там же. – С. 70.

180 Там же. – С. 70.

181 Там же. – С. 79.

182 История «советской» игрушки.

183 Греченко В. А. На службу политехническому воспитанию // Советская игрушка. – М., 1931. – Вып 1. – С. 23; см. также: Гур-Гуревич. Революция требует новых игрушек // Там же. – С. 53. 

184 Василевский И. И. Указ. соч. – С. 38.

185 Там же. – С. 38.

186 Гур-Гуревич. Указ. соч. – С. 53-54.

187 Горлов Д. В. Какова современная игрушка // Советская игрушка. – М., 1931. – С.16.

188 Василевский И. И. Там же. – С. 34. 

189 Флерина Е. А. – Указ. соч. – С. 9.

190 Греченко В. А. На службу политехническому воспитанию // Советская игрушка. – М., 1931. – Вып. 1. – С. 36.

191 Там же. – С. 37.

192 Там же. – Вып. 1. – С. 23, 36.

193 См., например: Solovieva L. The Toy. – М., 2002. – С. 20; Русские декоративные промыслы. – М., 2010. – С. 55.

194 См., например: Глущенко Л. И., Смирнов Ю. М. Указ. соч.

195Райкова И. Н. Детское творчество // Традиционная культура Муромского края. – С. 446.

196 Глаголь С. Русская народная игрушка в XIX веке // Игрушка. Ее история и значение. – М., 1912. – С. 84.

197 Малахиев-Мирович В. Воспитательное значение игрушки // Игрушка. Ее история и значение. – М., 1912. 

– С. 142, 154.

198 Глаголь С. Указ. соч. – С. 82, 84.

199 Якубовская М. – Указ. соч. – С. 79.

200 Василевский И. И. Указ. соч. – С. 36; Кустарная промышленность РСФСР. – М., 1929. – С. 10. 

201 Василевский И. И. Указ. соч.. – С. 36.

202 См.: Дайн Г. «Дочки-матери» // Декоративное искусство СССР. – 1978. – № 2. – С. 30.

203 Там же.

204 Полевой дневник Л. И. Глущенко. 2008 г. – Инф. З. А. Крошкина 1931 г. р.

205 Там же. – Инф. Г. С. Васильева 1932 г. р.

206 Там же. – Инф. М. И. Малюкова 1924 г. р.

207 Там же. – Инф. Г. С. Васильева.

208 Там же. – Инф. Н. М. Евстигнеева. 1947 г. р.

209 Там же. – Инф. З. А. Крошкина, Г. В. Васильева.

210 Там же. – Инф. Ф. П. Кожухова 1932 г. р.

211 Там же. – Инф. М. И. Малюкова.

212 Там же. – Инф. З. А. Крошкина.

213 Там же. – Инф. Ф. П. Кожухова.

214 Там же. – Инф. М. И. Малюкова.

215 Зыков М. Б. Игрушка в эмоционально-виртуальном мире ребенка // Вторые Бартрамовские чтения. – Сергиев Посад, 2008. – С. 14-15.

216 Катриона Келли. Советский Союз – рай для детей? – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http natali.pozitifff.com/modules.php. 

217 Полевой дневник Л. И. Глущенко. – Инф. Н. М. Евстигнеева.

218 Там же. – Инф. Н. М. Евстигнеева.

219 Там же. – Инф. Л. О. Дырова 1932 г. р.

220 Традиционная культура Муромского края. – М., 2008. - Т. I. – С. 446. Инф. В. А. Герасимова 1913 г. р.

221 Там же. – Инф. Т. Н. Кузнецова 1953 г. р.

222 Там же. – С. 446е. Инф. Г. С. Серкина 1930 г. р.

223 Дайн Г. Указ. соч. – С. 30.

224 Традиционная культура Муромского края. – С. 446. Инф. Е. М. Лодыгина 1920 г. р., О. М. Сирюк 1930 г. р.; см. также: Попова Е. В. Растения дикорастущей и культурной фауны в игровой культуре удмуртов // Первые Бартрамовские чтения. – Сергиев Посад, 2004. – С. 71.

225 Полевой дневник Л. И. Глущенко. – Инф. З. А. Крошкина.

226 Там же. – Инф. Ф. П. Кожухова.

227 Холодова Л. С. Рождественские праздники в селе Татарово // Сообщения Муромского музея 2010. – Муром, 2011. – С. 145.

228 Там же. – Инф. З. А. Крошкина.

229 Там же. – Инф. Г. С. Васильева.

230 Пролетарская елка // Луч. – 1923. – 3 февр. – № 10 (394). – С. 3.

231 Луч. – 1923. – 25 дек. – № 229 (607).

232 Советская елочная игрушка. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.kholmtoy.com/history7.html.

233 Суздальцева Н. В. Праздник Рождества в моей памяти о детстве // Муромский сборник. – 1993. – С. 154.

234 Холодова Л. С. Указ. соч. – С. 143. – Инф. З. Ф. Киселева (1927 г. р.), В. Ф. Ватутина (1932 г. р.), А. М. Фролова (1917 г. р.). 

235 Дети ждут новогоднюю елку // Муромский рабочий. – 1936. – 14 дек. – 3 227 (1794). – С. 3.

236 Изготовление елочных игрушек // Муромский рабочий. – 1936. – 28 дек. – № 234 (1801). – С. 4.

237 Новогодний праздник // Муромский рабочий. – 1941. – № 7. – С. 3.

238 Первое Мая у детей // Луч. – 1923. – 6 мая. – № 55 (489). – С. 2. 

239 Луч. – 1923. – 12 июля. – № 102 (486). – С. 4; 17 июля. – № 104 (488). – С. 4.

240 Луч. – 1923. – 3 ноября. – № 183 (567). – С. 4.

241 Как мы праздновали годовщину Октябрьской революции // Октябрь и дети. Воспоминания. Рассказы. Стихи. Пьесы. – Владивосток, 1924. – С. 11-12.

242 Флерина Е. А. Игрушка, как она есть. – С. 8.

243 Детский сад // Муромский рабочий. – 1941. – № 106. – С. 3.

244 Одичание детей // Луч. – 1922. – 5 мая. – № 32 (315). – С. 2.

245 Запрещение азартных игр // Приокский рабочий. – 1929. – № 1 (855) (2 июня). – С. 2.

246 Кваснецкий Г. А. Указ. соч. – С. 47.

247 Гросс. Праздник детей // Луч. – 1924. – № 131. – 

С. 3.

248 См., например: Латынин Л. Основные сюжеты русского народного искусства. – М., 2006; Менджерицкая Д. В. Воспитателю о детской игре. – М., 1982; Романова А. Л. Образная игрушка как носитель социокультурных ценностей: сравнительный анализ советских и современных кукол // Психологическая наука и образование. – 2008. – № 3. – C. 91-98; Перетыкина Н. Кукла как средство самовыражения. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.wslon.ru/256#block.344; Полякова В. А. Темы и сюжеты язычества в русской народной игрушке // Первые Бартрамовские чтения. – Сергиев Посад, 2004. – С. 168-169; и др.

249 Катриона Келли. Указ. соч.