поиск по сайту
Автор: 
Ю. В. Бодрова (Тверь)
ЧИНОВНИЧЕСТВО В ГОРОДСКОЙ СОЦИАЛЬНОЙ СРЕДЕ 
(НА МАТЕРИАЛАХ Г. ТВЕРИ ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XIX ВЕКА)
 
В связи с усилением внимания к человеческой личности современная историческая наука становится антропологически ориентированной. В поле исследовательского интереса оказывается культура отдельных социальных групп и профессиональных сообществ, в том числе определение их места в системе общественных отношений и изучение влияния социальной среды на образ повседневной жизни. Одной из особых социальных групп признано чиновничество дореволюционной России1. Причем, обособленность чиновничества наблюдалась уже к началу XIX века и выражалась не только в придании ему особого юридического статуса, но и в формировании своеобразия демографического поведения, семейных традиций, социального круга.
Среди обстоятельств, формировавших социальную среду, следует выделить топографическое расположение чиновничьего жилья в городском пространстве. По данным оценочных ведомостей Депутатской комиссии г. Твери по городовой части2, содержавших сведения о недвижимой собственности тверских чиновников на середину XIX в. и их месторасположении, установлено, что наибольшая часть чиновничьих домов сосредотачивалась в центральной части поблизости от административных учреждений3. Это наблюдение позволяет предположить зависимость выбора места проживания от места службы. Помимо этого, место проживания определялось престижностью участка, на котором располагался дом. Чиновники высшего звена селились в районах с наибольшей валовой доходностью, составляющей от 8 руб. 98 коп. до 7 руб. 79 коп. за 1 кв. сажень квартир первого этажа. Низшее чиновничество и канцелярские служители проживали в менее доходных районах – окраинах центральной части либо в прилегавшей к ней затьмацкой части4. Таким образом, компактное расселение чиновников свидетельствует об их обособлении в городском пространстве.
В центральной части Твери чиновники, как правило, соседствовали с наиболее обеспеченными жителями города – дворянами-не чиновниками, купцами; в отдаленных от центра городских частях – с мещанами, реже – с представителями низших военных чинов и крестьянами. Соседство определяло круг общения и престиж.
Социальную среду тверского чиновничества определяло не только место проживания, но и служебное положение. Можно выделить несколько сфер взаимодействия чиновничества с обществом: служебная (общение с сослуживцами), религиозная (в рамках приходских общин), бытовая (неформальные отношения с сослуживцами, отдельно проживавшими родственниками, соседями, приятелями, друзьями).
Служба занимала значительную часть времени в жизни чиновника и сопровождалась общением с сослуживцами. В бюрократическом аппарате существовала огромная лестница человеческих отношений, определяемая служебным статусом. Право на уважение распределялось по чинам. Это наиболее ярко проявилось в установленных формах обращения к особам разных чинов в соответствии с их классом5. Пример высокой значимости обращений по чину описывается Н. В. Гоголем в комедии «Ревизор»6. Хлестаков, имевший самый низкий класс коллежского регистратора, присвоил себе звание чиновника столь высокого ранга, что вызвал испуг и трепет среди губернского чиновничества.
Каждый начальник придерживался определенной политики управления подчиненными, по-своему строил со служащими свои отношения. В повести Н. В. Гоголя «Шинель» автор уделил внимание «значительному лицу», который «завел, чтобы низшие чиновники встречали его еще на лестнице, когда он приходил в должность; чтобы к нему являться прямо никто не смел, а чтоб шло все порядком строжайшим... завидя его издали, [чиновник] ожидал стоя вытяжку, пока начальник пройдет чрез комнату. Обыкновенный разговор его с низшими отзывался строгостью и состоял почти из трех фраз. „Как вы смеете? Знаете ли вы, с кем говорите? Понимаете ли вы, кто стоит перед вами?”»7. 
Гоголевский сарказм достаточно колоритно передает уродливые формы общения в бюрократической среде, обличая в чиновниках высших классов высокомерие, тщеславие, в чиновниках низших классов – услужливость, раболепство. 
Удивительные метаморфозы отмечал орловский губернатор В. И. Сафонович в чиновниках-начальниках, выходцах из низших сословий, которым удавалось подняться по карьерной лестнице. С возвышением своим они не становились лучше, а наоборот, получая с каждым повышением больше власти, становились еще грубее и позволяли себе в отношениях с подчиненными быть дерзкими. «Большая часть последних, находясь в постоянном загоне с самого малолетства, изгибалась и молчала; это давало еще больше силы начальникам»8.
В целях возвеличивания своего авторитета начальство прибегало к методам унижения, нагнетания страха на подчиненных. В общении с равными они демонстрировали уважение, деликатность, а с подчиненными не упускали момента подчеркнуть собственное превосходство. Причиной подобного рода отношений являлся патриархально-крепостнический уклад жизни, подразумевавший полное подчинение младших старшим не только в быту, но и на государственной службе. Обратной стороной патриархальности отношений была забота о подчиненных, которая в чиновничьей среде проявлялась в бдении начальства за их материальным благосостоянием. Нищенское положение части провинциального мелкого чиновничества могло стать препятствием к вступлению в брак, разрешение на которые требовалось спрашивать у начальства; или поводом обращения за единовременной денежной выплатой, увеличением жалования, которое не было фиксированным для канцелярских служителей. Однако и проявление опеки над подчиненными зависело от личных симпатий. 
Коммуникабельность, умение ловко справляться со служебными делами обеспечивало уважительное отношение среди коллег, но не всегда гарантировало добропорядочную репутацию у начальства, от которого зависело продвижение по службе. 
Карьеру без связей и протекции сделать было практически невозможно. Каким бы талантливым чиновник не был, ему приходилось ждать «своей очереди» согласно отлаженному механизму получения чинов, который описан В. И. Сафоновичем. «У начальников было убеждение, вынесенное ими из собственного опыта, что каждый поступающий на службу должен получать повышения не иначе, как послужив подолее в низших должностях и чинах. Они не допускали возможности сделать начальником младшего по службе и подчинить ему старших, какие бы способности он не выказывал»9. «Движение черепахи и рака есть быстрота вихря в сравнении с движением бедного чиновника на поприще службы!» – писал литератор пушкинской эпохи Ф. В. Булгарин10. Служба чиновника начиналась со звания писца. «Сколько сотен стоп бумаги должен он исписать, пока из подканцеляриста и канцеляриста достигнет, наконец, до чина четырнадцатого класса!»11. Продвижение по служебной лестнице отражалось на взаимоотношениях с сослуживцами. Даже получение незначительного чина придавало его обладателю больше важности. «Чиновник четырнадцатого класса может уже приказать подать свечу, налить чернил, подсыпать песку! Сторожа уже называют его благородием, и унтер-офицер с ним не фамилиярится! Служители канцелярии уже называют чиновника по имени и отчеству, а он зовет их по фамилии»12. 
Взаимоотношения между равными по статусу сослуживцами во многом определялись их личностными качествами. Обходительность, веселый нрав могли сделать чиновника душой любой компании. Замкнутый образ жизни, необщительность ставили клеймо изгоя, как в случае гоголевским героем титулярным советником А. А. Башмачкиным. В департаменте к нему не оказывалось никакого уважения. «Сторожа не только не вставали с мест, когда он проходил, но даже не глядели на него, как будто бы через приемную пролетела простая муха... Молодые чиновники посмеивались и острили над ним, во сколько хватало канцелярского остроумия, рассказывали тут же пред ним разные составленные про него истории... если уж слишком невыносима шутка, толкали его под руку, мешая заниматься своим делом...»13. 
Таким образом, на основе мемуаров и художественной литературы XIX в. можно сделать вывод, что взаимоотношения внутри чиновничьего мира, в первую очередь, определялись системой чинов. Однако обладание высокими полномочиями в идеале возлагало ответственность за судьбы подчиненных. На практике идея попечения государства над подданными давала сбои. Нередко начальники, упиваясь своей властью, демонстрировали в общении с нижестоящими чиновниками пренебрежение, опасаясь навредить своей значимости. Отношение к чиновнику согласно его месту в служебной иерархии проецировалось и на членов его семьи. Чем выше был чин, тем больше уважения демонстрировалось к его домочадцам.
Учитывая, что служебная деятельность занимала значительную часть времени в жизни чиновника, то и общение с сослуживцами, особенно холостыми, зачастую продолжалось и вне стен присутствия. Времяпрепровождение зависело от материального достатка чиновников, их интересов и возможностей провинциального города. «Кто побойчее, – описывает досуг чиновничества Н. В. Гоголь, – несется в театр; кто на улицу, определяя [время] для рассматривания кое-каких шляпенок; кто на вечер – истратить его в комплиментах какой-нибудь смазливой девушке, звезде небольшого чиновного круга; кто, и это случается чаще всего, идет просто к своему брату... поиграть в штурмовой вист, прихлебывая чай из стаканов с копеечными сухарями, затягиваясь дымом из длинных чубуков, рассказывая во время сдачи какую-нибудь сплетню»14. 
Гостеванье было повседневным времяпрепровождением мелкого чиновничества, не располагавшего средствами для посещения общественных мест. Игра в карты, сплетни, обмен новостями являлись главными развлечениями провинциального города. «Нельзя сказать, – отзывается о данных вечерах один из героев М. Е. Салтыкова-Щедрина, – чтоб весело на этих собраниях было. Первое дело, что мы друг дружку уж больно близко знаем; второе дело, что нового ничего не случается, следственно, говорить не об чем; а третье дело, капиталов у нас никаких нет, а потому и угощеньев не водится»15. 
Иначе относились к частным визитам представители высшего чиновничества. Этикет предписывал не обходить посещениями ни одно семейство, принадлежавшее к местной элите, выражая тем самым уважение. Если в тот или иной дом переставали ходить гости, это служило своеобразной «черной меткой» хозяевам16. В образованной среде на гостевых собраниях говорили о литературе, искусстве, музицировали, молодежь танцевала, пожилые господа и дамы играли в карты. В некоторых домах для гостей устраивалось угощение, меню зависело от хлебосольства и достатка хозяев. 
Поводом к встречам с друзьями либо близкими знакомыми могли быть семейные праздники, к числу которых относилась свадьба. Данные метрических книг г. Твери первой половины XIX в.17, содержавшие сведения о социальном составе поручителей18 вступавших в брак чиновников, свидетельствуют, что большую их часть составляли сослуживцы. Со стороны жениха на роль поручителей приглашались сослуживцы из того ведомства, где он служил; со стороны невесты, если она происходила из чиновничьей семьи, – сослуживцы отца либо братьев. Такая социальная однородность доказывает определенную замкнутость общения внутри чиновничьей среды.
Вступление в брак значительно расширяло диапазон не только родственных отношений по линии невесты, но и дружественных ее семье. Избранница более высокого социального статуса была своеобразным пропуском в круг ее общения, где можно было заручиться поддержкой влиятельных людей, чтобы достичь служебных высот. Если же невеста отличалась не благородством происхождения, а богатством, то с ее помощью можно было улучшить собственное материальное, а, следовательно, и социальное положение.
Расширению социальных связей способствовал и обряд крещения ребенка, в результате которого между родителями и восприемниками ребенка устанавливалось духовное родство – кумовство.
Для тверского чиновничества было характерно приглашать восприемников из числа сослуживцев, предпочтение отдавалось вышестоящему начальству. Это практика получила особую популярность к середине XIX в., когда складываются чиновничьи династии, и нужно было заранее заботиться о будущей карьере сыновей. Если в начале XIX в., по данным метрических книг, восприемниками являлись, как правило, канцелярские служители и чиновники XII-XIV класса, то к середине века их доля сводится к минимуму и предпочтение отдается чиновникам IV-IX класса19. Установившееся с начальством «духовное родство» могло способствовать продвижению по службе и гарантировало ребенку помощь крестных во взрослой жизни. Иногда приглашение в кумовство являлось данью уважения и лишь закрепляло тесные дружеские отношения между семьями. В 1809 г. действительный тайный советник и кавалер Ф. П. Лубияновский восприемниками к сыну Пет­ру пригласил цесаревича и великого князя Константина Павловича и великую княгиню Екатерину Павловну20, которая вместе с мужем Георгом Ольденбургским проживала в Твери. Установление родства с царствовавшей фамилией, безусловно, повышало репутацию чиновника, его семьи, гарантировало участие этих особ в судьбе ребенка. 
Таким образом, чиновничество находилась в постоянном взаимодействии с социальной средой, приводившей к складыванию широкой сети отношений, построенных на вынужденном приятельстве или искренней дружбе, но в то же время необходимых для поддержания статуса и служебных перспектив. Близкий круг общения формировался преимущественно из представителей своего профессионального сообщества.
Одной из форм социальных отношений являлись межличностные конфликты, проявлявшиеся в ссорах, взаимных оскорблениях, нанесении побоев. При анализе документов Тверской палаты уголовного суда за первую половину XIX в. было установлено двадцать восемь конфликтных ситуаций с участием чиновничества21. Такая скромная цифра не означает, что чиновничество было не склонно к нарушению порядка, которое могло иметь серьезные последствия по службе. Скорее всего, за разбирательством в судебном порядке обращалось малое число людей, предпочитая самостоятельно решать споры.
В большинстве случаев обоюдными участниками разбирательств выступали сами чиновники и канцелярские служители. Реже одной из сторон конфликтов являлись мещане, в единичных случаях – военные, дворяне, дворовые. Поводом большей части выдвигаемых обвинений служило нанесение оскорблений, затем по убыванию – причинение побоев, воровство, убийство, зло­употребление должностными полномочиями, преступления сексуального характера. В трех случаях обвинения оказались ложными. 
Большое число ссор, ограничившихся лишь обменом ругательствами, свидетельствует, с одной стороны, о низком уровне насилия, с другой – сохранении значения бесчестия. Нанесение побоев было характерной чертой русской жизни и являлось одним из легитимных средств управления населением на государственном уровне22. Однако то обстоятельство, что физическое насилие не практиковалось в решении всех спорных ситуаций, говорит о возникновении колебаний в применении таких методов к своим противникам. 
Анализ природы конфликтов позволил установить, что большинство оскорблений и побоев, наносимых чиновникам либо самими чиновниками, осуществлялись в состоянии опьянения и вызванной по этой причине агрессии. Драматическая сцена могла иметь место в присутствии во время исполнения чиновником своих служебных обязанностей. Например, сельский заседатель Кашинского земского суда Г. Окулов, будучи в нетрезвом состоянии, пришел в уездный суд и «за недачу табаку ругал губернского секретаря Бобрикова, потом канцеляриста Рогозинникова, ругая бранными словами, ударил в грудь»23. Нанесение тяжкой обиды ругательством обернулось для обидчика штрафом в 20 руб. в пользу казны и тюремным заключением на три дня.
В редких случаях оскорбления являлись следствием долговременных обид на соседа, приятеля. К сожалению, уголовные материалы не содержат детальную информацию о предыстории конфликтов. В качестве примера можно привести ссоры между чиновничьими женами. 
В 1816 г. жена губернского секретаря В. Слепнева, будучи приглашенной в гости к губернской секретарше Е. Фоминой, нанесла хозяйке дома побои24. Причина такого поведения неясна. Остается только догадываться, что какой-то скрытый конфликт вкупе с темпераментностью одной из женщин мог привести к такому накалу взаимоотношений. Расплатой стало решение суда держать обидчицу на хлебе и воде в течение 2 месяцев и взыскать с нее 50 руб. штрафа. 
Взыскание штрафа и арест сроком от 3 дней до 3 месяцев было наиболее распространенным наказанием за нанесение оскорбления и побоев25. Но для чиновников особо тяжелым видом расплаты за свою несдержанность было лишение чина и отдача в военную службу26. Однако непримиримость и желание довести дела до логического конца было свойственно не всем ссорившимся. Ряд дел о причинении обиды и даже побоев заканчивались мировою. Пострадавшие чиновники, проявляя христианское добродушие, принимали извинения своих обидчиков и просили закрыть дело27. Прощение имело большое значение не только в бытовой, но и в правовой сфере. Суд, определяя меру наказания, обязывал обвиняемого «испросить христианское прощение» у пострадавшего28.
Самыми порицаемыми преступлениями были воровство и убийство, которые, хотя и крайне редко, но имели место в чиновничьей среде. Убийства, как правило, были результатом разбойного нападения. Плата за подобные преступления была очень высока: лишение чинов и званий, телесное наказание, отправление в военную службу, ссылка в Сибирь29.
Преступления сексуального характера были сложно доказуемы, поэтому их разбирательство заканчивалось без каких-либо санкций. 
В 1824 г. в Тверской уголовный суд поступила прошение от дочери умершего губернского секретаря П. Е. Соколовой следующего содержания: «1823 г. в июле месяце служащий в Тверской гражданской палате губернский секретарь В. В. Никульский, по знакомству с нашим семейством пришедши в дом матери моей в ночное время в небытность ее... изнасиловал, обещая взять в замужество»30. При разбирательстве дела с привлечением большого числа свидетелей выяснилось, что девица, ведя распутный образ жизни, забеременела. Чтобы избежать общественной огласки, она склонила Никульского к непозволительной связи и потребовала взять ее в замужество. 
Данный пример позволяет рассмотреть всю палитру отношений между участниками разбирательства. Несмотря на предполагаемую строгость девичьего воспитания и сдержанность поведения, чиновничья дочь вела совершенно предосудительный образ жизни, поощряемый к тому же ее матерью, и вступала в интимные отношения с приятелями по службе брата и матери. Надо отметить, что мужчин, судя по показаниям, подобные отношения устраивали, поклонников у девушки было предостаточно. Безусловно, события, происходившие в доме Соколовых, не могли остаться без внимания соседей, которые, наверняка, с интересом следили за личной жизнью девушки, но не предпринимали попыток вмешаться. Долгое общение П. Соколовой с В. Никульским, вероятно, дали ей основания надеяться на брак, невзирая на ее беременность от другого мужчины, что свидетельствует о позволительности добрачных отношений. Однако известие о деликатности положения девушки, напугавшее Никульского возможными последствиями, стало точкой в их отношениях. Обиженная девушка по совету матери обратилась за помощью к властям, обвинив обидчика в лишении девичьей чести и обещании жениться. Первой инстанцией стал начальник Никульского – М. Г. Новосильский, который занял позицию своего подчиненного. Поэтому с прошением привлечь виновного к ответственности, а именно к браку, Прасковья Соколова обратилась к тверскому губернатору, откуда дело было перенаправлено в Тверской уголовный суд. Восстановив действительную картину событий, суд освободил Никульского от ответа на обвинения Соколовой, наложив только штраф за «блудодейство». Остается непонятной позиция суда по отношению к девушке, которая не только занималась блудом, но и отказалась от ответственности за судьбу рожденного ею ребенка, отдав его в сиротский приют. 
Иногда чиновники были инициаторами ложных обвинений, чтобы поквитаться с теми, на кого они затаили обиду. В 1807 г. бывший секретарь весьегонского земского суда Мешков подал прошение о возбуждении дела по поводу убийства канцеляриста Степана Лисицына его женою ­Марьею, которая, по его словам вела распутный образ жизни, причиняла обиды мужу и изрезала ему руки ножом31. При разбирательстве дела выдвинутые вдове обвинения не нашли подтверждения. Причиной смерти Лисицына, которому было 70 лет, оказалась болезнь. Объяснения двадцатишестилетней вдовы Марии Лисицыной пролили свет на характер ее взаимоотношений с Мешковым: «На другой день после погребения... Мешков взошел в горницу и сперва начал говорить ей непристойности, потом соглашал к блудодеянию с ним... поступок его сочла себе за крайнюю обиду, заплакав, сказала, что будет кричать караул, чего он, устыдясь, обругал ее, похвалясь довести ее до великих хлопот»32. 
Таким образом, отказ молодой вдовы от вступ­ления в интимную связь стал поводом для мести в виде ложных обвинений в убийстве мужа. Лжесвидетельствование и наговор имели тяжелые последствия: увольнение со службы, тюремное заключение, лишение доброго имени, торговая казнь.
В чиновничьей среде имелись и «преступные элементы», регулярно нарушавшие общест­венный порядок и частную жизнь окружавших людей. Отставной канцелярист Егор Духанин неоднократно находился под судом по обвинению в различного рода преступлениях: за составление фальшивой отпускной дворовым людям, причинение обиды коллежскому секретарю Галахову и титулярной советнице Марье Бухаревой, кражу скота у губернского секретаря Ивана Адамова, угрозу поджечь дом своей матери, побои отставного аудитора Александра Парыгина33. Чинимые Духариным дебоширства долгое время оставались без должного внимания со стороны властей, за исключением увольнения с гражданской службы, видимо, еще в начале его преступной деятельности. И лишь совершение нескольких злодеяний, классифицировавших Духарина как злостного правонарушителя, заставило власти принять строгие меры для его изоляции от общества. Судом было решено «отдать его буде годным окажется в военную службу, а по негодности к оной сослать в Сибирь на поселение».
Таким образом, конфликты были неотъемлемой частью межличностных отношений и выражались преимущественно в ссорах и нанесении оскорблений, не исключая рукоприкладства. В большинстве случаев участниками конфликтов выступали сами чиновники или члены их семей. Принадлежность чиновничества к государственному аппарату гарантировало ему особую защищенность от неправомерных действий со стороны других представителей общества и в то же время налагало большую ответственность за собственные проступки. Жестким было наказание за оскорб­ление чиновника при исполнении служебных обязательств как представителя государственной власти, но еще жестче осуждались чиновники за преступления, недостойные их положения – такие, как лжесвидетельство, воровство.
Заметное место в жизни чиновничества занимала религия. В Тверской губернии большинство чиновников исповедовало православие. Наиболее массовой формой участия в религиозной жизни было посещение церкви. Наблюдение за посещением подданными церкви возлагалось на государственный аппарат и приходское духовенство34.
Одной из важнейших христианских обязанностей было исповедование и принятие причастия. Наиболее усердно у исповеди и причастия бывали военные и чиновники, связано это было прежде всего с жестким контролем над ними со стороны начальства35. За неявку в церковь на исповедь и причастие налагались штрафы36.
На исповедь приходили семьями, что фиксировалось исповедными ведомостями г. Твери37. В первую очередь вписывались чиновничьи семьи в зависимости от знатности происхождения и служебного статуса. После чиновничьих семей указывались семьи других категорий населения. Ранжирование прихожан священниками свидетельствовало о выделении чиновничества в особую группу даже в повседневной жизни.
Поводом посещения церквей являлись также богослужения по воскресным и праздничным дням. В дни важнейших религиозных торжеств приходское духовенство совершало обходы дворов. Посещение домов горожан «по обряду с крестом» сопровождалось угощением и денежным подношением, составлявшим в богатых домах жителей уездных городов в середине XIX в. 5 руб. сер.38 Многие чиновники стремились, чтобы их дома посещались соборным протоиереем в числе первых или, по крайней мере, в первый день праздника. Причины этого неоднозначны: с одной стороны, считалось, что у прихожан, которых посещали первыми, служба шла успешней; с другой – городская верхушка смотрела на приход духовенства, руководствуясь в значительной мере поддержанием своего престижа в обществе. Посещение духовенством дома мирянина в числе первых – знак высокого положения человека в социальной иерархии города39. 
В жизни чиновничества большое значение имели семейные обряды, в которых важная роль отводилась приходскому священнику. Священник совершал таинства венчания брака, крещения ребенка, отпевания умершего. На его плечи ложилась ответственность за заключение брака с соблюдением государственных и церковных законов, следовательно, он обязан был лично знать своих прихожан: их семейное положение, возраст, родственные связи. Священник вводил младенца через обряд крещения в мир православных людей и участвовал в его духовном воспитании. Духовный отец привлекался для разрешения семейных конфликтов, дабы образумить нерадивого супруга или непослушных детей. Священник пытался оказать помощь и поддержку в моменты семейных трагедий. 
Таким образом, чиновники и их домочадцы занимали заметное место в приходской среде и имели тесную связь с духовником, что способствовало социальной адаптации и создавало психологический комфорт в повседневной жизни.
Подводя итог анализу взаимодействия чиновничества с городским сообществом, следует отметить, с одной стороны, их широкую интеграцию в сеть социальных отношений, с другой стороны, стремление к ограничению общения рамками чиновничьей среды. Последний факт свидетельствует о формировании в чиновничьей среде корпоративности социальных связей. Служебная деятельность чиновников сводилась не только к профессиональным отношениям между сослуживцами, но и к личностным, которые имели свое продолжение вне службы. Расширению круга общения способствовали события семейной жизни – вступление в брак, крещение детей. Поддержание чиновником широких связей способствовало складыванию добропорядочной репутации и карьерному росту. Однако взаимоотношения чиновничества с окружавшим социумом не всегда имели миролюбивый характер, даже несмотря на гипертрофированную важность общественного мнения для провинциальной среды.
 
1 Шепелев Л. Е. Чиновный мир в России XVII – начала ХХ в. – СПб., 1999; он же. Феномен чина в России // Родина. – 1992. – № 3. – С. 41-46; Долгих Е. В. К проб­леме менталитета российской административной элиты первой половины XIX в.: М. А. Корф, Д. Н. Блудов. – 
М., 2006.
2 ГАТО. – Фонд 21. – Опись 1. – Д. 5678-5685.
3 Территория Твери делилась на четыре района, границами которым являлись три реки: Волга, Тьмака и Тверца. Название рек определили названия городских районов. На правом берегу Волги до Тьмаки располагалась центральная часть города, за Тьмакою – затьмацкая часть. Часть города, расположенного на левом берегу Волги до Тверцы называлась заволжской, за Тверцой – затверецкой.
4 Согласно «Материалам для оценки недвижимых имуществ Тверской губернии», составленным оценочным отделом Тверского губернского земства, Тверь делилась на 5 районов с различной «валовой доходностью за 1 кв. сажень квартир 1-го этажа». (См.: ГАТО. – Ф. 800. – Оп. 1. – Д. 7139).
5 Лотман Ю. М. Беседы о русской культуре: Быт и традиции русского дворянства (XVIII – начало XIX века). –СПб., 1994. – С. 29.
6 Гоголь В. Н. Ревизор // Собрание сочинений. В 8 тт. – М., 1984. – Т. 4. – С. 5-93.
7  Он же. Шинель // Там же. – С. 142-143.
8 Сафонович В. И. Воспоминания В. И. Сафоновича // Русский архив. – 1903. – Кн. 1. – С. 186.
9 Там же.
10 Булгарин Ф. В. Дурные времена: Очерки русских нравов. – СПб., 2007. – С. 267. 
11 Там же.
12 Там же. 
13 Гоголь Н. В. Шинель... – С. 123.
14 Там же. – С. 125-126.
15 Салтыков-Щедрин М. Е. Губернские очерки. – Л., 1937. – С. 453.
16 Миненко Н. А. и др. Повседневная жизнь уральского города в XVIII – начале ХХ века. – М., 2006. – С. 335.
17 ГАТО. – Ф. 160. – Оп. 1. – Д. 14261-14330.
18 Поручителями выступали лица, близко знавшие брачующихся и подтверждавшие законность их брака.
19 ГАТО. – Ф. 160. – Оп. 1. – Д. 14261-14330.
20 Там же. – Д. 15 222. – Л. 283.
21 Там же. – Ф. 309. – Оп. 1. – Д. 41-19075.
22 Каменский А. Б. Повседневность русских городских обывателей: Исторические анекдоты из провинциальной жизни XVIII века. – М.,  007. – С. 147.
23 ГАТО. – Ф. 309. – Оп. 1. – Д. 1340. – Л. 9.
24 Там же. – Д. 15 928. – Л. 1.
25 Там же. – Д. 1340, 16195.
26 Там же. – Д. 1099, 3179.
27 Там же. – Д. 2004, 5464.
28 Там же. – Д. 16679.
29 Там же. – Д. 1950, 17490.
30 Там же. – Д. 2495. – Л. 3.
31 Там же. – Д. 601. – Л. 48об.
32 Там же. – Л. 136.
33 Там же. –Д. 3179. – Л. 30об.
34 Куприянов А. И. Русский город в первой половине XIX в.: общественный быт и культура горожан Западной Сибири. – М., 1995. – С. 37.
35 Там же. – С. 38.
36 Миненко Н. А. и др. Указ. соч. – С. 199.
37 ГАТО. – Ф. 160. – Оп. 1. – Д. 16999-17057.
38 Куприянов А. И. Указ. соч. – С. 38.
39 Там же. – С. 39.
дата обновления: 12-02-2016