Женщины и дети в сельских семьях России (1930-1950-е годы)

О. М. Вербицкая (Москва)  

ЖЕНЩИНЫ И ДЕТИ В СЕЛЬСКИХ СЕМЬЯХ РОССИИ (1930-1950-е годы)1 

Важнейшей функцией и предназначением семьи является рождение и воспитание детей. Реализация данной функции зависит от множества факторов, среди которых ведущая роль принадлежит общественно обусловленной потребности в детях и господствующему типу репродуктивного поведения. Число детей в семье - важная характеристика этапов ее жизненного цикла1.

Если учесть, что к этому времени сельскую местность покинуло огромное число дееспособного населения, переехавшего в город, то станет понятно, что таким резервом могли быть только женщины, которые раньше, согласно вековой традиции, работали исключительно в семейном хозяйстве. Поэтому уже с первых же лет существования колхозов женщин обязали работать в общественном производстве. Таким образом, проведенная коллективизация не только не освободила женщину от традиционных домашних обязанностей, но, наоборот, к уже имеющимся добавила новые.

Принятие в Советской России новых революционных законов о браке и семье и особенно легализация аборта положили начало существенным переменам в демографическом поведении населения. В таких условиях начавшееся еще в конце XIX в. постепенное снижение рождаемости проявилось с новой силой. Уже в 1920-е гг. в деревню проник аборт, к практике которого приобщились и крестьянки. Однако вплоть до середины 1930-х гг. его роль в ограничении рождаемости на фоне компенсаторного подъема еще не ощущалась.

В России еще в начале XX в. было немало многодетных семей, что диктовалось как экономической целесообразностью детей, так и зависимым положением женщины в семье. Однако за тридцать лет в сельской семье произошли огромные перемены. Прежде всего, благодаря коллективизации сельская семья лишилась своего индивидуального хозяйства, которое прежде требовало значительного числа рабочих рук. Принципы наделения приусадебной землей (теперь уже не просто крестьян, а работников колхозов и совхозов) не создавали дополнительных стимулов к многодетности. Совершенно иным стало и положение женщины - советская власть, заставив работать в колхозе, оторвала ее от семьи и домашнего хозяйства. Одним из последствий широкого вовлечения женщин в общественное производство уже к концу 1930-х гг. стало снижение рождаемости. Всего за четырнадцать лет (1925-1939) в сельском населении она понизилась с 47,6 до 38,6 рождений в расчете на каждую тысячу человек, в то время как в городском - почти не изменилась2 . Данное снижение следует оценивать не только лишь как результат великих социальных потрясений и потерь деревни с конца 1920-х гг. Все большее значение приобретали и последствия «раскрепощения женщин», т. е. вовлечения их в сферу общественного производства.

В 1930-е гг. положение сельской женщины быстро менялось под влиянием ее производственной занятости. Соответственно у нее появились самостоятельные заработки в колхозно-совхозном производстве, что делало бывшую крестьянку более независимой от мужчины. Активный процесс эмансипации женщины-крестьянки, начавшийся уже в 1920-е гг., в последующее десятилетие увенчался тем, что женщины постепенно завоевывали руководящие должности в колхозном производстве (правда, не самого высшего, а среднего уровня). Уже в 1936 г. в колхозах среди членов правлений было 18 % женщин, среди агрономов – 10 %, руководителей среднего звена (бригадиров, заведующих животноводческими фермами и т. п.) - от 16 до 22 %3 . И все же огромное большинство колхозниц работало на должностях, связанных с неквалифицированным трудом. Они пахали в поле, убирали, выполняли всю работу, в том числе и издавна считавшуюся сугубо мужской, особенно когда в 1941 г. на войну ушли все дееспособные мужчины.

В 1930-е гг. на репродуктивную функцию сельской семьи большое влияние оказывали и психологические факторы. Постепенное осознание жестких реалий колхозной жизни и явно «второсортного» положения колхозников в советском обществе убеждало многих родителей, что жизнь их детей должна быть другой, и, желательно, не в деревне, а в городе. Поэтому во многих сельских семьях в корне менялось отношение родителей к воспитанию детей, повышалась ответственность за их будущую судьбу. Соответственно, на уровне семьи расширялся контроль над рождаемостью, и уже в 1930-е гг. среднее число детей стало заметно меньше, чем в недавнем прошлом. В 1938 г. оно сократилось до 4,4 вместо 5,36 (1926-1927), а к 1958-1959 гг. уменьшилось до уровня менее трех человек4 .

Непосредственной причиной столь быстрого уменьшения среднего числа детей в семье следует считать распространявшуюся практику сознательного регулирования рождаемости. Вместе с тем аборты были строго запрещены еще в 1936 г. Но, как показало время, принятие Закона о запрете абортов не принесло ожидаемых результатов. После кратковременного увеличения общего числа рождений рождаемость продолжила снижение5 .

Отношение к рождаемости у сельских жителей разных национальностей Российской Федерации, естественно, отличалось. Этнические особенности плодовитости, обусловленные обычаями и традициями, возникли очень давно и всегда оказывали большое влияние на репродуктивные установки, число и место детей в семье и ее величину6 . Как показали материалы Всесоюзной переписи населения 1959 г. об уровне детности женщин различных национальностей РСФСР, минимальным он был у карел, украинцев, белорусов, русских, марийцев, мордвы и удмуртов. В то же время намного больше детей имели мусульманские народы (башкиры и особенно ингуши, чеченцы), а также народы буддистской традиции (буряты, якуты, калмыки и тувинцы)7 .

В целом подобная дифференциация отражала разные стадии прохождения демографического перехода к малодетной семье. У славянских народов (русских, украинцев и белорусов) и у карел этот переход был завершен как в городе, так и сельской местности. В то же время татары, мордва, чуваши, удмурты, марийцы в городах в конце 1950-х гг. уже были близки к завершению перехода к малодетной семье, а в сельской местности - еще сохранялся традиционный тип репродуктивного поведения, хотя и со слабо выраженным ограничением рождаемости.

Существовавшие различия формировались одновременно с проникновением в деревню урбанизации, и это заметно меняло сельский образ жизни и ценностные ориентации. Нельзя не отметить и значимость своеобразных стереотипов, складывавшихся в разной этноконфессиональной среде. Известно, что многовековые запреты и традиционные установки в области семейно-брачных отношений имеются в любой религии, но их сила и действенность к концу 1950-х гг. значительно сильнее ощущалась у мусульманских и буддистских этносов, которые строго соблюдали многие религиозные запреты. У народов, ранее исповедовавших буддизм, на процессах рождаемости в это время вообще не прослеживалось примет сознательного регулирования. Данное обстоятельство даже при очень высокой детской смертности позволяло им иметь многодетные семьи.

Характерно, что у народов с традициями ранних браков и многодетности женщины рожают детей очень рано. К возрасту двадцать пять – двадцать девять лет у представительниц народов, не практиковавших внутрисемейного регулирования рождаемости, появлялись уже третьи, четвертые и даже последующие дети с более высокими порядковыми номерами. Наоборот, у народов с так называемым «европейским типом» брачного и репродуктивного поведения в этом возрасте большинство женщин только вступают в брак и рождают своих первенцев. Отсюда - общее совпадение на возрастной группе двадцать пять – двадцать девять лет высокого уровня рождаемости. Но уже к тридцати годам среди женщин разных национальностей закладываются основы более существенных отличий в репродуктивном поведении. Среди тех народов, которые к концу 1950-х гг. в основном уже завершили переход к малодетности, в этом возрасте, как правило, завершается процесс формирования и дальнейшего роста семей за счет последующих деторождений.

Специальное выборочное исследование ЦСУ СССР, проведенное в 1960 г., показало существенные отличия в возрастном составе матерей-рожениц, принадлежавших к разным социальным группам. Оказалось, что доля рожениц в возрасте максимальной репродукции (от двадцати пяти до тридцати четырех лет) среди колхозниц вообще была выше, чем среди работниц и женщин-служащих. Колхозницы рожали детей практически в любом возрасте - среди них доля матерей в крайних возрастных группах - как в самых молодых (от семнадцати до двадцати четырех), так и после сорока лет, была значительно выше, чем в прочих социальных группах населения России8 .

У всех народов Российской Федерации среди рожденных детей преобладали «первенцы». Их доля на протяжении всего рассматриваемого периода была стабильно высокой, в то время как доля вторых, третьих и т. д. по порядку детей, рождавшихся у матерей, менялась. Постоянно увеличивался удельный вес семей с небольшим числом детей (от одного до трех). Согласно данным демографической статистики, в 1950 г. семей с одним - тремя детьми в российской деревне было большинство (72,8 %), а в 1960 г. – 80 %. Соответственно этому стремительно снижалась доля многодетных семей с четырьмя и более детьми9 .

После принятия Указа Президиума Верховного Совета СССР от 8 июля 1944 г. об увеличении помощи беременным женщинам, одиноким и многодетным матерям стали выплачиваться пособия на детей многодетным и одиноким матерям. Указ предусматривал и другие меры стимулирования многодетности. Так, матерям (состоявшим в браке и овдовевшим), у которых уже было по двое детей, при рождении третьего устанавливалась единовременная выплата в 400 руб.; имевшим троих детей - при рождении четвертого назначалось единовременное пособие в 1300 руб. Сверх того, к этому полагалась еще и ежемесячная выплата в сумме 80 руб., а при рождении пятого ребенка - единовременно выдавалось по 1700 руб. и 120 руб. ежемесячно и т. д. В случае рождения десятого ребенка в семье сумма единовременного пособия достигала уже 5000 руб., а ежемесячного пособия - 300 руб.10 Но ежемесячные пособия многодетным матерям выплачивались лишь со второго года жизни ребенка (очевидно, чтобы мать лучше заботилась о здоровье и сохранении жизни малыша), и всего в течение трех лет - до того, как ребенку исполнится пять лет. Все матери, имевшие к моменту опубликования Указа по семь и более детей, сохраняли за собой право на пособие по многодетности в порядке и размерах, установленных еще в 1936 г.11

Что касается размеров и условий выплаты семьям пособий по многодетности, то они были слишком малы, чтобы обеспечить детям сносный уровень жизни. И, тем не менее, даже в условиях еще не окончившейся войны правительство не просто продекларировало курс на подъем рождаемости и многодетности в стране, но и реально его профинансировало. Достаточно сказать, что уже в 1944 г. по СССР пособия на детей получило 309 тыс. многодетных матерей, а через десять лет - 3,2 млн. Всего же со времени принятия Указа 1944 г. по 1959 г. включительно пособия одиноким и многодетным матерям были выданы более чем на 25 млн. детей. В конце 1950-х гг. пособия от государства получало свыше 7 млн. многодетных и одиноких матерей12 .

Наряду с изменениями и нововведениями, касавшихся всех граждан страны, для сельских женщин предусматривалось увеличение размеров единовременного пособия на новорожденного ребенка от 45 до 120 руб. из фондов касс взаимопомощи колхозов. Но на деле эти льготы доходили далеко не до всех колхозниц, прежде всего, по той причине, что оплату их декретного отпуска по беременности и родам государство переложило с себя на колхозные фонды, а они очень часто были пусты. Отпуск колхозниц, кроме того, был намного короче, чем у женщин-работниц и служащих госучреждений13 .

По-настоящему многодетных семей в российской деревне в 1950-е гг. оставалось немного. Например, семей, в которых родился пятый по счету ребенок, насчитывалось всего около 6 %, шестой - менее 4 %, седьмой - 2-3 %, а с более высокими порядковыми номерами - вообще было очень мало (в пределах 1 % семей). Но в сумме доля многодетных семей с четырьмя и более детьми была еще довольно значительной - 20-27 %. Примечательно, что год от года семей - с пятью и более детьми - постоянно становилось меньше, а доля семей с тремя и четырьмя детьми была примерно на одном уровне, испытывая незначительное колебание. Лишь до 1955 г. отмечался ежегодный прирост числа четвертых и пятых детей, т. е. родившихся у многодетных матерей, после чего наступил спад, в то время как процент семей с одним и двумя детьми стал быстро возрастать. Еще в 1956 г. их суммарный процент равнялся 58,3 %, а в 1960 г. - уже 65 % от общего числа родившихся детей14 .

Однако суровая действительность сельской жизни, низкий уровень материального положения, необходимость профессиональной занятости матери вне дома и семьи ради дополнительного заработка в семье, существенно корректировали многодетность. Несмотря на оказываемую государством скромную помощь, многодетность все же обрекала семью на еще большую бедность.

Итак, тенденции к снижению рождаемости по сравнению с периодом второй половины 1930-х гг. - процесс объективный, во многом обусловленный вовлечением женщины в общественное производство. За это время произошло и своеобразное «снижение экономической ценности детей» - как помощников и кормильцев в старости15 . К тому же повсеместно проявлявшаяся ориентация сельской молодежи на отъезд из села лишала родителей подобных иллюзий окончательно. Репродуктивная функция сельской семьи в послевоенные годы базировалась не столько на традиционной для крестьянства, прежде всего, материальной основе, сколько на психо-эмоциональном стремлении к удовлетворению естественной родительской тяги к собственным детям, которым со временем можно передать собственный жизненный опыт и нажитое имущество.

Существует уже давно установленная обратная зависимость между показателями материальной обеспеченности семьи и числом детей в ней16 . В частности, это убедительно подтверждается материалами бюджетного обследования колхозных семей, в котором участвовали и многодетные семьи. Как правило, показатели материальной обеспеченности семьи и каждого ее члена в денежном выражении оказывались тем выше, чем меньше в ней было детей. В 1960 г., например, в целом по группам колхозных семей с минимальным душевым доходом детей до двенадцати лет было ровно в пятнадцать раз больше, чем по группам семей с самым высоким уровнем доходов. Оказалось, что максимальные доходы имели семьи с малым (один-два) числом детей, и, тем более, - бездетные пары, где насчитывалось по два трудоспособных работника, а также одиночки17 .

Время шло, дети вырастали, и многие из них уже оказывали помощь родителям в решении материальных проблем семьи. Крестьянские дети обычно рано приобщались к труду, помогая родителям по дому и хозяйству. Но, начиная с 1930-х гг., со времени создания колхозов, подростки двенадцати-шестнадцати лет обязаны были также помогать колхозу в летний период, когда не было учебы. Дети помогали в полевых работах, зарабатывали свои трудодни, тем самым внося свой посильный вклад в семейный бюджет.

Помимо годовых отчетов колхозов, зафиксировавших труд малолетних колхозников, об этом сохранились и другие свидетельства. Так, колхозник А. П. Крутов, 1922 г. рождения (дер. Никольщина Кичменгско-Городецкого района Вологодской области) вспоминал, как нелегко приходилось большинству сельских детей в это время: «Порой даже после школы они шли в колхоз на работу, зато знали цену хлебушку... Школьникам всегда находилась работа на сенокосе и на силосовании. Силос трамбовали дети да лошади, и силос всегда был хорошего качества… Председатели колхозов за этим строго следили и если какой-то ученик не выходил на работу, наказывали всю семью, снимая с нее до 5 трудодней»18 .

Особую ценность труд подростков приобрел в годы Великой Отечественной войны, когда все дееспособные мужчины были на фронте. Они помогали своим матерям выполнять колхозные планы по хлебопоставкам, надоям молока и т. п. После войны еще несколько лет сохранялось обязательное требование труда подростков от двенадцати до шестнадцати лет. Например, в 1940 г. в колхозных работах по Российской Федерации было занято свыше 3650 тыс. подростков в возрасте от двенадцати до шестнадцати лет, почти столько же - и в 1945 г. Использование труда подростков было вполне легальным, и сведения об этом направлялись в центральные правительственные органы. В частности, в сводные годовые отчеты колхозов по РСФСР попали даже данные, свидетельствующие о том, что велся строгий учет их труда, наравне со взрослыми. Сообщалось, например, что в 1945 г. 291 тыс. подростков не выработала ни единого трудодня, а в 1950-1953 гг. - это число приближалось уже к 2 млн.19 Но постепенно труд малолетних в колхозном производстве перестал быть обязательным, хотя еще в 1950 г. там работало почти 2,4 млн. подростков20 .

В 1950-е гг. общее число подростков, принимавших участие в общественном хозяйстве колхозов, стало сокращаться, в основном по той причине, что их вообще в деревне оставалось немного - сами родители всячески стремились отправить подросших детей из села в город - на учебу. Нередко родители-колхозники отправляли своих детей к знакомым или родственникам просто для того, чтобы к моменту получения паспорта они числились горожанами21 . Наличие паспорта в деревне вообще очень высоко ценилось. Этот документ рассматривался колхозниками, не имевшими его, как своеобразный пропуск в другую, более счастливую жизнь.

Со временем детей в колхозных семьях становилось меньше. Данные бюджетных обследований сельских семей показывают, что в 1940 г. в каждой крестьянской семье было по два и более ребенка в возрасте до шестнадцати лет, а в 1959 г. - только один (или, точнее, сто три ребенка в расчете на каждую сотню семей)22 . Особенно резко сократилось число подростков в колхозах за счет их обучения в ремесленных училищах и фабрично-заводских школах, расположенных, как правило, в городах и рабочих поселках. Получив в городе индустриальную специальность, сельские подростки и молодежь домой, в деревню, возвращались очень редко.

Вообще показатель детности является основным критерием успешности функционирования семьи, выполнения ею своего важнейшего предначертания по продолжению рода. Представление о числе детей в семье дополняет и коэффициент суммарной детности сельского населения, рассчитанного как отношение числа детей в возрасте до шестнадцати лет к общему числу женщин в детородном возрасте (от шестнадцати до сорока девяти лет). Это соотношение в РСФСР с 1951 по 1959 гг. уменьшилось с 2,90 до 2,82, что также подтверждает снижение среднего числа детей в сельской семье. При установившемся после войны уровне детской смертности, простое воспроизводство населения могло осуществляться при условии, что каждые сто женщин родят примерно двести десять-двести двадцать детей23 . Поэтому, если принять во внимание данные о средней детности сельской семьи, учитывая, что дополнительно к этому у сельских женщин были еще и дети старше девяти лет, можно сделать важный вывод. Он состоит в том, что примерно до конца 1950-х гг. сельская семья со своей главнейшей задачей по обеспечению простого, а в целом ряде районов РСФСР - и расширенного воспроизводства населения, довольно успешно справлялась. В эти годы среднее число детей в семьях обеспечивало относительно стабильную (хотя и с тенденцией к снижению), общую величину сельского населения. Оно позволяло восполнять потери в сельском населении от миграции в город.

Как видно из сохранившихся документов, многодетность в деревне имела свое социальное лицо. Ранее было показано, у каких национальностей РСФСР четче были выражены традиции многодетности. По своему социальному статусу большинство сельских многодетных матерей в общественном производстве не работали, числились домохозяйками. Как правило, многодетные матери являлись членами колхозов, но по понятным причинам постоянно работать там не могли, лишь периодически помогая в сезонных работах, когда особенно были нужны рабочие руки. Например, в 1951 г. среди сельских многодетных матерей РСФСР 37 % составляли колхозницы, 38,5 % - домашние хозяйки, 22,9% - работницы государственных предприятий деревни24 .

В 1952 г. социальный состав многодетных матерей в деревне оставался тем же: по-прежнему среди них больше всех было не работавших домохозяек. На их долю приходилась почти одна треть всех детей, появившихся в многодетных семьях. Свыше 25 % детей родилось в многодетных семьях, где оба родителя работали в колхозе; всего 16 % - в семьях, где оба - отец и мать работали а совхозе или другом государственном предприятии. Остальные 27 % детей появились на свет в многодетных семьях прочих социальных групп села (кустарей-одиночек, крестьян-единоличников, временно проживавших, а также тех, кто не указал своего основного занятия)25 . Следовательно, наибольшей многодетностью в деревне отличались колхозные семьи, особенно те, где мать вообще не работала, а являлась домохозяйкой при муже и многочисленных детях.

Именно среди колхозниц было больше всего матерей-героинь, что, в сущности, не удивительно, поскольку доля колхозного крестьянства в российской деревне вплоть до второй половины 1950-х гг. была очень высока (от двух третей до половины и более в общей численности сельского населения). Еще в 1954 г. колхозники вместе с членами их семей насчитывали свыше 30,1 млн. человек, т. е. 58 % в составе жителей села26 . Но уже в 1958 г. на долю матерей-колхозниц и представительниц исчезавшего слоя единоличников и кустарей-одиночек (совместно) пришлось всего 46,8 % общего количества новорожденных детей по сельской местности Российской Федерации.

Таким образом, занятость женщин в сфере общественного труда послужила важнейшим фактором ограничения многодетности и рождаемости в целом. Убедительным подтверждением этому явился низкий процент женщин, работавших в государственном секторе деревни с нормированным рабочим днем, среди многодетных матерей-героинь. Больше всего детей с высокими порядковыми номерами рождения у матери было именно в семьях, где мать на производстве не работала, а занималась исключительно детьми и домашним хозяйством. Возможность частичной занятости в колхозе также способствовала сочетанию многодетности и временной работы. Что же касается тех сельских женщин, которые трудились в совхозных или других государственных аграрных предприятиях и учреждениях, то от большого числа детей в семье их в основном удерживали две причины - четкий почасовой график труда (т. е. трудности сочетания домашних дел с работой) и более высокие заработки по сравнению с колхозами.

Следует подчеркнуть, что переход от веками складывавшегося традиционного идеала многодетности к малодетной семье не мог развиваться быстро и безболезненно. Взгляды на роль и место женщины в семье и обществе менялись в разных семьях по-разному. Из-за расхождений между супругами и родственниками по этому вопросу в семьях было немало конфликтов, а различное видение мужем и женой перспектив семьи, ее размера и числа детей, нередко становилось причиной семейного разлада и даже разводов.

В послевоенные годы заметно возросли минимальные «вложения в человека» - причем, не только семьи, но и государства, в школьное образование детей, медицинское и другие виды обслуживания. Еще в 1920-1930-е гг. подобные ресурсы семьи и общества были весьма ограниченными. Поэтому не удивительно, что именно после войны в Советском Союзе началось быстрое снижение детской смертности, что стало своеобразной отдачей повысившихся ассигнований и общий рост «стоимости» человека27 .

В сельской семье обозначившаяся тенденция к детоцентричности - «все детям» - получила свое дальнейшее развитие. Сами родители постоянно подчеркивали, что они готовы на все, только бы обеспечить детям лучшее будущее, не забывая о бытовавшем в патриархальных семьях совсем ином отношении к детям28 .

Действительно, в 1950-е гг. стало нормой, что подавляющее большинство сельских детей получало семилетнее образование, которое позволяло им получить неплохую специальность. В деревнях и райцентрах этого времени значительное распространение получили различные курсы и школы по подготовке механизаторов сельского хозяйства, способных справиться с любой, даже самой сложной новой техникой. Но верхом заботы о подросшем сыне или дочке считалось отправить их на учебу в город. Там в ремесленных или фабрично-заводских училищах, относившихся к системе трудовых резервов, наряду с городскими подростками и молодежью они получали рабочие специальности, впоследствии становившиеся своеобразным пропуском для жизни в городе.

Справедливости ради следует заметить, что обучение в школах ремесленного или фабрично-заводского обучения для горожан считалось крайне непрестижным. По этой причине именно сельские юноши и девушки в возрасте от четырнадцати до семнадцати лет составляли основу контингента учащихся системы трудовых резервов: в 1946-1950 гг. - их доля равнялась более трех четвертей, а в 1951-1958 гг. - около 60 %29 . Многие способные дети заканчивали и десять классов, и, если удавалось, поступали в институты и университеты, а родители из деревни оказывали им всемерную помощь. Однако выучившись в городе, дети крайне редко возвращались домой в деревню. В городе их ждала новая интересная жизнь - те, кто заканчивал фабрично-заводские училища и техникумы, шли работать на предприятия индустрии, а окончившие вузы - пополняли престижный слой городской интеллигенции. В то же время их состарившиеся родители одиноко доживали свой век в деревне, утешая себя тем, что сумели дать детям образование и помогли им устроиться в городе.

Тем не менее, детность сельских семей, как свидетельствуют статистические документы, в целом была заметно выше, чем городских. Например, по данным за 1954 г. видно, что в деревне доля многодетных (с четырьмя и более детьми) семей составляла 27 %, а в городе - почти вдвое меньше – 14 %. Высокий удельный вес многодетных семей в деревне и, соответственно, более высокий уровень детности средней сельской семьи по сравнению с городской специалисты склонны оценивать как свидетельство определенного отставания жителей села в прохождении стадии массового перехода к малодетной семье30 .

И все же на очередном и довольно сложном этапе своей исторической эволюции (1929-1959) сельская семья еще достаточно успешно справлялась с решением главной задачи, возложенной на нее как на социальный институт - обеспечением устойчивого воспроизводства населения. Новые явления, обозначившиеся в функционировании сельской семьи, в том числе «снижение ценности детей» и их среднего числа, еще не стали опасными кризисными явлениями. Реальная средняя плодовитость сельских женщин в это время обеспечивала не только простое, но и по целому ряду российских регионов - расширенное воспроизводство населения. Сложившийся уровень рождаемости и средней детности сельской семьи в целом обеспечивал ей устойчивое возобновление поколений. Демографический потенциал сельских семей в рассматриваемые годы был вполне достаточен для того, чтобы сохранялась высокая общая численность населения российской деревни. Однако не прекращавшиеся миграционные процессы в город заметно истощали людские резервы и подрывали воспроизводственную способность сельских жителей, что весьма отчетливо проявилось уже в ближайшие годы - с начала 1960-х гг.

1 Выполнено в рамках проекта РГНФ №06-01-00452а.

1 Боярский А. Я., Шушерин П. П. Демографическая статистика. - М., 1951. - С. 276.

2 Естественное движение населения РСФСР за 1926 г. - М., 1928. - С. XXII; ГАРФ. - Ф. 8009. - Оп. 6. - Д. 503. - Л. 26-27.

3 Там же. - С. 93.

4 См.: Курман М. Динамика среднего числа детей в семье в СССР // Подрастающее поколение. Демографический аспект. - М., 1981. - С. 5.

5 ГАРФ. - Ф. 8009. - Оп. 6. - Д. 503. - Л. 26; РГАЭ. - Ф. 1562. - Оп. 329. - Д. 399. - Л. 3; Д. 1009. - Л. 103.

6 Итоги Всесоюзной переписи населения 1959 г. РСФСР. - М., 1963. Распределение отдельных национальностей по возрасту произведено не по всей территории РСФСР, где проживает данная национальность, а лишь по территории ее преимущественного проживания; Бондарская Г. А. Рождаемость в СССР. (Этнодемографический аспект). - М., 1977. - С. 56.

7 Итоги Всесоюзной переписи населения 1959 г. РСФСР. - Табл. 54-а.

8 Вострикова А. Некоторые данные о рождаемости в СССР // Вестник статистики. - 1962. - № 12. - С. 44-45.

9 Рассчитано по: ГАРФ. - Ф. А-374. - Оп. 30. - Д. 3360. - Л. 34, 34об.; Д. 9630. - Л. 9; РГАЭ. - Ф. 1562. - Оп. 329. - Д. 1884.- Л. 6-6об.; Д. 4703. - Л. 111.

10 Ведомости Верховного Совета СССР. - 1944. - 16 июля.

11 Там же.

12 Женщина в СССР. Краткий статистический справочник. - М., 1960. - С. 22; ГАРФ. - Ф. А-374. - Оп. 11. - Д. 430. - Л. 1, 5, 10, 39.

13 См. об этом: ГАРФ. - Ф. А-374. - Оп. 11. - Д. 451. - Л. 46, 103; РГАЭ. - Ф. 1562. - Оп. 33. - Д. 4529. - Л. 135, 136.

14 ГАРФ. - Ф. А-374. - Оп. 30. - Д. 3360. - Л. 34, 34 об.; РГАЭ. - Ф. 1562. - Оп. 329. - Д. 1884. - Л. 6-6об.; Д. 4703. - Л. 111.

15 См. об этом: Антонов А. И. Социология рождаемости. - М., 1980.; Семья и дети. - М., 1986; Борисов В. Н. Перспективы рождаемости. - М., 1976 и др.

16 См. об этом: Дзарасова И. А. Динамика уровня рождаемости и факторы, влияющие на него. Автореф. …к. э. н. - М., 1972. - С. 18 и др.

17 Вербицкая О. М. Российское крестьянство: от Сталина к Хрущеву. - М., 1992. - С. 150.

18 Голоса крестьян: Сельская Россия ХХ в. в крестьянских мемуарах. - М., 1996. - С. 25, 26.

19 Там же. - С. 48.

20 РГАЭ. - Ф. 7486. - Оп. 7. - Д. 1019 «в». - Л. 43.

21 Панкратова М. Сельские жители России: Судьбы и семьи в ХХ веке. - М., 1995. - С. 34.

22 Население России в ХХ веке. Исторические очерки. - М., 2001. – Т. 2. 1940-1959 гг. - С. 263.

23 Вишневский А. Г. Демографические процессы в СССР // Вопросы философии. - 1973. - № 9. - С. 117.

24 РГАЭ. - Ф. 1562. - Оп. 33. - Д. 415.- Л. 215.

25 Там же. - Д. 1055. - Л. 43.

26 Подсчитано по: Вербицкая О. М. Российское крестьянство… - С. 90.

27 Демографическая модернизация России, 1900-2000. - М., 2006. - С. 69.

28 Там же. - С. 213.

29 Народное хозяйство СССР в 1958 г.: Статистический ежегодник. - М., 1959. - С. 694.

30 Сифман Р. И. Динамика рождаемости в СССР. - М., 1974. - С. 86.