«Святые семейства». Особенности почитания муромских чудотворцев

О. А. Сухова (Муром)  

  

«СВЯТЫЕ СЕМЕЙСТВА».  

ОСОБЕННОСТИ ПОЧИТАНИЯ МУРОМСКИХ ЧУДОТВОРЦЕВ  

  

В Муроме сложился «свой» цикл древнерусских произведений: Житие Петра и Февронии (Повесть о Петре и Февронии. Сер. XVI в.); Житие Константина, Михаила и Феодора (Повесть о водворении христианства в Муроме. 1550-1560-е гг.); Повесть о святом епископе Василии (О граде Муроме и о епископии его, како преиде на Рязань. Сер. XVI в.); Житие Юлиании Лазаревской (Повесть об Ульянии Осорьиной. Перв. пол. XVII в.); Сказание об Унженском кресте (Повесть о Марфе и Марии. 1638-1651 гг.); Повесть о чудесах Виленского креста. Посл. треть XVII в.)1  . Они, как и другие нарративные, документальные, иконографические источники, фиксируют необычность культа муромских святых. 

Тексты повестей, выходящие за рамки агиографического канона; характер служб чудотворцам; устные предания церковного и фольклорного характера отражают неординарное понимание святости в местной традиции как праведности «в миру» и семье. Любопытно, что в городе нет прославленных основателей монастырей, как в большинстве мест Руси. Единственный из святых-монахов в здешнем пантеоне - епископ Василий, по сказанию, был изгнан жителями. (Не удивительно, что он вошел в собор рязанских святых). Наименование «святогоны» стало нарицательным для муромцев, хотя такое бывало и в иных местах. Изгоняли они, по житию, и святых Петра и Февронию; а потом почитали их как благоверных супругов, а не как преподобных, перед кончиной принявших постриг. Легендарный креститель Мурома – святой Константин прославлен вместе с сыновьями Михаилом и Феодором как равноапостольный и благоверный князь. (Нет известий о принятии им схимы). Муромцы местно чтят и супругу Константина – княгиню Ирину. Здесь не были склонны и к почитанию «Христа Ради юродивых», что было распространено на Руси. Ростов, например, называют «городом юродивых»2  . Зато прославление нелегкой праведной жизни «в миру», в семье, среди детей и домочадцев получило свое наивысшее развитие в культе святой Иулиании Лазаревской. Муромцы почитают и ее супруга - праведного Георгия, и их дочь – «иноку» Феодосию3  . Житие же собственной матери написал ее сын - Каллистрат Осорьин, губной староста в Муроме (1610-1640).4  

Неординарность почитания муромских чудотворцев не поощрялась церковью: «Повесть о Петре и Февронии» не вошла в Великие Минеи-Четии; праведную Иулианию исключали из числа святых5. Добропорядочные муромцы, более склонные к семейному очагу, избегали в своем благочестии таких крайностей, как уход в монастырь или подвиг юродства. Они искали опоры у святых защитников и продолжали прославлять своих чудотворцев как идеальные примеры того, что можно угодить Богу не только в монастыре, но и в обычной жизни, следуя правилам благочестия, чистоты в браке, помощи нищим и убогим. Они молили Петра и Февронию о благополучии в доме и рождении потомства, а к Иулиании как к многодетной матери обращались, когда дети болели. Муромские жития были популярны не только у местных жителей, но и по всей Руси. Наиболее востребована была история о Петре и Февронии, святых супругах, которым старались подражать в семейной жизни. Безусловно, что и в самих муромских житиях, и в особенности почитания местных чудотворцев, проявились общие тенденции к обмирщению, внимание к обычной человеческой жизни и взаимоотношениям в семье, заботе о детях, месте и роли женщины в древнерусском обществе. В произведениях Муромского цикла они получили наиболее яркое отражение. Не случайно, говоря об идеальных характерах Древний Руси, Ф. Буслаев и В. Ключевский опирались на Муромские повести.6 И теперь не только исследования ученых, но и наставления православных священников о браке строятся обычно на примере жития муромских святых. 

Особенное отношение к муромским чудотворцам отражено в почитании их мощей, покоящихся нераздельно - «семьями» и их надгробных комплексах. Свидетельствует об этом и редкость иконографии «двойных» и «тройных» покровов на их раки. Нераздельно обычно предстает каждая из святых семей на иконах и других памятниках искусства XVI- XIX вв., традиции которого следуют и современные мастера. В клеймах житийных икон местных святых с необычно протяженными повествовательными циклами тоже проявились особенности их культов (XVII-нач. XVIIIвв.). Тему супружества, например, отражает одно из клейм житийной иконы Петра и Февронии (1618) с редкой для древнерусского искусства сценой венчания. Подобный сюжет был и на другом несохранившемся их житийном памятнике (рубеж XVII-XVIII вв.), а также на утраченном образе с клеймами жития Иулиании (не ранее втор. пол. XVII в.)7. 

Культ муромских чудотворцев мы рассматриваем в широком контексте почитания русских святых, обращаясь к «Книге глаголемой описание о российских святых»; один из ее списков (XVII в.) издан М. В. Толстым.8 Мы используем и список Н. М. Карамзина (кон. XVIII–нач. XIX вв.): «Книга глаголемая Росiйских святыхъ, благовърныхъ князей и благочестивыхъ кънягинь, преосвященныхъ митрополитовъ и архiепископовъ и епископовъ, архиманндритовъ и игуменовъ, препдобныхъ стыхъ wтцъ, в коемъ градъ или области, или мнстыръ или в пустыни пожиша и чюдеса сотвориша всякагw чина святыхъ и гдъ кто положенъ» (РНБ. - Q I 603. - Л. 9об.-10). В его предисловии есть строки: «Такова и столь предивная и благословенна есть Россия… Юже куды възоръ нашъ неwбратимъ в россiй в который градъ или страну, то всюду видимъ ходатаевъ нашево спасенiя предлежащия честныя и многоцелъбныя мощи». Любопытно и замечание: «И всех стых благородныя добродетельныя и дивныя жития нетокмо мужей, но и жен есть известна». Интересна и просьба к читателям - сообщать с мест о неизвестных святых (Л. 3, 3об.; 8-8об.)9. 

В описании10 в 58 городах и местах за 477 номерами - 552 святых с именами и краткими сведениями (72 без имени). По чинам: святителей и преподобных – 401; благоверных царей и князей – 85 (многие из них в постриге); праведных мирян – 24 (в т. ч. из белого духовенства); юродивых – 24; мучеников – 18 с именами и 72 безымянных. Три четверти всех святых относятся к монашескому чину. На всех остальных приходится одна четверть. Царей и князей лишь одна седьмая от общего числа, столько же поименованных мучеников, а праведных мирян вместе с юродивыми – лишь одна тринадцатая. Известно, что русская церковь унаследовала традицию греческой, подавляющее большинство святых которой, после мучеников, принадлежит к чину преподобных и святителей. Миряне встречаются в ее календаре в виде исключения. Например, свои «ромейские цари», которые имели в глазах греческой церкви особый статус, вовсе не сравнимый с русскими «варварскими» князьями11. В России несколько иная картина: меньше мучеников, больше мирян, достаточно много князей, но все же монашеская святость также приоритетна. 

На этом фоне указанные в источнике шесть святых муромских князей и княгинь - «святые и великие» князья Петр и княгиня Феврония; «святой и великий» «князь Константин Светославич и святая благоверная княгиня его Ирина и святые благоверные чада их князи Михаил и Феодор» и одна праведная мирянка – «болярыня» Иулиания (к тому же почти половина из них женщины), - кажется нам несколько отличным от большинства других русских городов12. Они, за исключением местночтимой княгини Ирины, составляют «канонический» собор муромских чудотворцев и на иконах XVII-XVIII вв. 

Из всего списка российских святых только в Чернигове13 не отмечены преподобные. Почти во всех других местах монашество преобладает, а во многих чтятся исключительно монахи. По составу святых Мурому ближе Ярославль, Рязань и Владимир. В последнем14 из 28 святых – 16 князей и княгинь (в т. ч. мученики и «в схиме»). Некоторые захоронены семьями, хотя и не в одной гробнице. В Успенском соборе «святой благоверный Великий князь Андрей Юрьевич Боголюбовский Владимирский чудотворец убиен бысть от шурей Кучковых… и положен в граде, по левую страну дети Андрея Боголюбовского Изяслав и Мстислав». (Аналогия с муромским Константином с чадами). Епископов и преподобных - девять; один иерей и два мученика (мирянин и священник). 

В Рязани15, имеющей с Муромом общую княжескую династию и входящей в одну епархию, чтится всего шесть святых. Из них два епископа, один из них - Василий, изгнанный из Мурома. Остальные – благоверные князья и княгиня, погибшие «от татар». Трагичная история гибели рязанского князя Федора «от Батыя» и самоубийство его супруги княгини Евпраксии, «яже сама ринувся с высоты своея храмины за чистоту свою от Батыевых татар и с сыном своим Святым княжичем Иоанном», несколько близка по мотиву соумирания Петру и Февронии. 

По культу чудотворцев Мурому всего ближе Ярославль16, где чтятся исключительно князья (восемь - не считая юродивого в уезде). Прославление муромских князей Константина, Михаила и Феодора близко почитанию ярославских князей Феодора (1298), Давида и Константина. Чтят здесь и двоицу князей - братьев Василия и Константина «иже убиении от Батыя». Любопытно и почитание захоронений в Петропавловском монастыре не канонизированных ярославских князей «первой династии». Они упоминаются в житии Феодора Ростиславича: князь Михаил, его сын от первого брака, княгиня Ксения – бабка Михаила и вторая жена Феодора. Почитание последней близко супруге муромского князя Константина – Ирине. 

В ряде других городов тоже указан культ святых-родственников. В Киеве17 отмечен святой князь Владимир и его сыновья мученики Борис и Глеб. (Иконография Константина Муромского с чадами и Феодора Ярославского с сыновьями восходит к ним). Зафиксировано почитание Феодора Варяга с сыном; преподобных Иоанна и Феофила - «родных братьев, соединенных сердечною любовию от юности», захороненных вместе в Антониевой пещере; Виленских мучеников – родственников. В Новгороде18 в Софийском соборе отмечено почитание мощей благоверного князя Владимира Ярославича (1052), храмоздателя, и его матери – святой благоверной великой княгини Анны (Ирины – Индигерды). Там же зафиксирована гробница благоверного князя Мстислава Храброго (1180); а его сын, также местночтимый, Мстислав Удалой, погибший на Калке (1223), был захоронен в Киеве. Указано почитание мирян - новгородских посадников - святых и праведных братьев «по плоти» Никиты, Кирилла, Никифора, Климента и Исаакия Алфановых. В Пскове19 отмечено почитание гроба святого князя Довмонта (Тимофея) (1300). Мощи его супруги, внучки Александра Невского – Марии Дмитриевны (Марфы), находились под спудом в Предтечьевском женском монастыре. В ногах ее была похоронена княгиня Наталия, по преданию, супруга их сына Давида. Издатель указал, что в Спасо-Мирожском монастыре на образе Знамения Божией Матери представлены «молящиеся святой благоверный князь Довмонт-Тимофей и супруга его княгиня Мария». Упоминается преподобная инокиня Васса, захороненная в пещере Псково-Печерского монастыря подле ее супруга – блаженного Иоанна (Ионы). 

В рубрике «Царствующего града Москвы святые»20 упомянут не канонизированный «святой и благоверный царь и великий князь Феодор Иоаннович», чье житие было написано патриархом Иовом. Он и его супруга Ирина (Годунова) были идеальной супружеской парой уже в глазах современников, их сравнивали с Петром и Февронией, чьими сугубыми почитателями были царь с царицей, свидетельством чему служит покров с двойным образом муромских святых, вышитый в царицыной мастерской и приложенный к их мощам (1593). В муромских источниках упоминается образ небесных покровителей царственной четы – Федора Стратилата и мученицы Ирины21. Иконография его явно перекликалась с двойным изображением Петра и Февронии. Упоминаются и не канонизированные благоверные супруги Дмитрий Иванович Донской (1389 - погребен в Архангельском соборе) и его жена Евдокия (Евфросиния - мощи в Вознесенской обители). Издатель дал этикетную характеристику княгини со ссылкой на Степенную книгу: «Она была супругою нежною, кроткою, набожною и вместе с мужем заботилась о спасении души, не предаваясь стремлениям чувственности… Благоверная княгиня поддерживала супруга своего в борьбе со скорбями и в ратных подвигах, неусыпною молитвою и щедрою милостынею бедным»22. 

Другой «образец высокого супружеского целомудрия», с трагической развязкой, отмечен в «Новоторжске»23. В 1406 г. на пиру в Торжке при дворе князя наместник Юрга убил своего друга князя Симеона Вяземского, желая овладеть его красавицей-женой Иулианой. Но княгиня, «любя непорочность более всего в мире», ножом ранила насильника. Он же зарубил ее и выбросил в реку. Мощи мученицы почивали под спудом в соборной церкви, там же и тело убиенного супруга. В соборном синодике записаны для поминовения имена двух невинных жертв и убийцы, который «бежал в Орду, а на обратном пути умер в области Рязанской». В Устюге24 обозначены «Святый праведный Иоанн и святая праведная Мария сестра его» (из пояснений издателя - супруги). Он (Багу) был татарским чиновником (баскаком) и взял силою в наложницы дочь добропорядочного гражданина – Марию, что вызвало бунт горожан. Тогда он, приняв христианство, обвенчался с ней и стал праведником. Народ не только примирился с ним, но и стал чтить его после смерти вместе с супругой. «Положены же быша мощи их у церкви Вознесения Господня на посаде». В Твери25 почитались «Святой благоверный князь Михаил Ярославич», замученный в Орде (1319), и его мать – княгиня Ксения (1312). Издатель указал, что «в ризнице собора хранится древний образ св. кн. Михаила и блаж. Матери его Ксении, которые представлены держащими в руках город (Тверь)». Супруга князя-мученика – Анна (София) (1338) чтилась в Кашине. Официальная ее канонизация была приостановлена в 1677 г.26 (Это перекликается с запрещением почитания Иулиании Лазаревской как святой в конце XVIII в.). В Суздале27 указано почитание преподобной княжны Евфросинии (Феодулы) (1227) - супруги князя Михаила Черниговского, впоследствии – мученика, погибшего в Орде (1250). 

Интересна рубрика «Града Юрьева Польского Святыя»28. Там чтится благоверный князь Святослав (Гавриил) Всеволодович «Юрьевский чудотворец». Он погребен в им же созданном Георгиевском соборе (1253). Там же (в теплом храме) мощи его сына – Димитрия Святославича (1269). Из летописей известно, что Святослав «отпустил княгиню свою» в монастырь, которая постриглась в Муроме (1227/1228)29. В. Татищев назвал ее «Евдокией Давидовной», т. е. дочерью Давида муромского, умершего в схиме в том же году30. Последнего церковь отождествляет со святым князем Петром. 

Приведенные примеры показывают, что в ряде русских городов были образцы почитания святых-родственников. Но нигде это не вылилось в идеал семейной святости, как в Муроме, где весь комплекс культа от житий и служб до памятников искусства приобрел аллегорический и символический, нарицательный смысл, стал воплощением идеала супружества и праведной мирской жизни. В почитании каждой из семей муромских чудотворцев есть различия. Константин Муромский с чадами прославляется церковью как креститель города. Для нашей «семейной» темы интереснее другой аспект его культа: основателя династии. У историков нет ответа на вопрос, был ли такой князь, когда он мог жить, и кто был его прототипом. Однако закрепилось мнение, отраженное в списках жития, что он жил до Петра и Февронии; в рукописном отрывке «О родословии Муромских князей» (XVI в.); в муромских синодиках (XVII–нач. XVIII вв.)31. Утвердилась и церковная традиция отождествлять Константина с родоначальником муромских и рязанских князей Ярославом Святославичем (1129). Благо и отчество в житии то же. Но даты в списках разные: 1192, 1223; «не вдале рода того», т. е. князя Владимира. Они смущали уже муромских хроникеров в позапрошлом веке, ведь получалось, что Константин мог жить одновременно со святым князем Петром-Давидом (1227/1228)32. Оба муромских княжеских семейства были объявлены Иваном IV «своими сродниками», что для нашей темы тоже важно. Канонизировали тех и других на церковном соборе 1547 г. Почитание Константина, Михаила и Феодора родилось на «открытии» династического княжеского захоронения – отца «с чадами»; их «тройные» мощи покоятся в одной раке в Благовещенском монастыре в Муроме. По преданию, в ней же находилась и «глава» княгини Ирины, а также мощи княжеского внука Феодора Феодоровича33. 

В житии святого князя Константина видна тенденция – обозначить его как прямого наследника главной ветви великих русских князей, потомка Владимира Святого. А чад его Михаила и Феодора представить не только как родственников Бориса и Глеба, но и как их почти зеркальное отражение. Еще ярче это звучит в текстах Службы: «Яко новая ветвь корене богонасажденна князь Константин новый Владимир явися: якоже бо он израсти две отрасли, Романа и Давида, сей же Михаила и Феодора»; «Преславно прославяся Божия благодать, самобратнею любовию Михаила и Феодора, яко и по смерти неразлучно беху: но души и телеса вкупе имуща лежат»34. Прямым отражением страстотерпца Глеба - первого муромского князя - является в житии образ князя Михаила, убитого муромскими язычниками. В библейском контексте раскрывается тема принесения в жертву сына отцом; в этикетной форме звучит мотив семейных отношений: «И посылает пред собою, сына своего первороднаго: агнца кроткага, и послушливаго: отцу своему; и любима пред лицем матери своея, христолюбца благовернаго князя Михаила»35. Но, например, мать здесь - не просто безымянная формула, а действующий персонаж произведения - княгиня Ирина. Эпизод муромского жития о гибели княжеского сына проникновенно трактовал в своей духовной беседе «О подвиги любви» митрополит Сурожский Антоний36. 

Основой нераздельного почитания отца с чадами, очевидно, было обретение тройного княжеского захоронения. Это ярко отразилось в Службе святым, где мотив нераздельной триады подается как нечто необычное: «О великое и несказанное таинство, еже нам открыся на похваление, во всех странах: аще бо где явися един светильник, мы же свыше обретохом, триех вкупе сияющих яко солнце и чудеса точаше день и нощь»37. Как в служебных текстах, так и в памятниках искусства с изображением триады князей проявилось воздействие символического числа «три» - числа Божественной Троицы: «Придите целомудрия рачители, чесную троицу почтим, Михаила и Феодора, с Константином вкупе: Святую Троицу возлюбившие, чистым сердцем и душою совершенною»; «Ясные звезды на тверди небесной водрузившиеся, Троицы равночисленный князь Константин с чады, землю чудесы нелестно просвещают»38. В Муроме это выражено буквально и наиболее зримо: троица князей предстоит изображению Троицы. Ныне самым ранним и наиболее эталонным в этом отношении памятником является «тройной» покров на мощи этих святых 1661 г.39 Его иконография, очевидно, восходит к тройному покрову с мощей ярославских князей (1501). Для культуры позднесредневековой Руси было характерно сближение образов ярославских и муромских князей. Обе княжеские семьи - триады - нередко изображались параллельно на иконах и в росписях храмов. Предстоят они и на столпах ярославской церкви Рождества Христова, расписанной в 1683 г. Мужественные основатели династий – Феодор и Константин с их красивыми юными сыновьями соответствуют идеальному представлению о святых русских князьях40. 

В рамках нашей темы важна единственная житийная икона муромских князей Константина, Михаила и Феодора с грандиозным циклом из 87 клейм муромского изографа Александра Казанцева «с сыном Петром» из Благовещенского монастыря в Муроме (1714. Муромский музей)41. В центре - три князя в предстоянии Троице, что в большей степени отражает текст службы святым. Уникальный же по протяженности цикл клейм подробно и «дословно» отражает текст жития. Огромное живописное пространство заполнено сценами не только с сюжетами крещения Мурома, но и придворной и «домашней» жизнью княжеской семьи. Несмотря на этикетность изображений, их нарочитую репрезентативность, они отражают ее подробно и разнообразно. Показаны взаимоотношения князя как со своим отцом, киевским князем Святославом, так и с собственными чадами, супругой и слугами; подробности его отъезда в Муром с домочадцами; молитва княжеской семьи перед угрозой гибели от язычников; участие всех домашних в похоронах Михаила; присутствие их при крещении жителей; участие в пирах и трапезах. На одном из многих клейм, где присутствует супруга Константина - княгиня Ирина, она показана с нимбом (в сцене крещения муромцев), что, возможно, связано с ее местным почитанием. 

В Муроме, помимо списков житий местных чудотворцев, бытуют устные предания о них, во многом базирующиеся как на самих текстах, так и на восприятии памятников искусства с их изображениями. Так, предание, записанное краеведом А. Епанчиным42 о том, что каждую ночь святые князья Константин, Михаил и Феодор на конях объезжают с дозором город, храня его, может восходить к многочисленным сценам описанной иконы, где они изображены на конях. И наоборот - современным воплощением местного предания (с семейными мотивами) стала роспись алтарной преграды начала XXI в. (И. Филиппов) в теплом храме муромского Благовещенского монастыря, где в одной из композиций показан князь Константин с сыновьями и благоверная княгиня Ирина с внуком на руках. 

Петр и Феврония фактически с момента канонизации (1547) почитались как хранители семьи и брака, а также как покровители московского царствующего дома. Есть мнения, что их развитый местный культ уже с XV в. становится и московским; что к началу XVI в. была составлена им служба. Но кроме двух ее рукописей (со спорными датировками), других убедительных доказательств тому нет43. Ссылки ряда авторов на факт поклонения мощам Петра и Февронии Иваном III не подкреплены летописными упоминаниями44. 

Точное время и обстоятельства обретения мощей Петра и Февронии не известны. В Писцовой книге Мурома 1626 г. указано, что мощи чудотворцев не были под спудом, а лежали в «раке каменной» в приделе апостолов Петра и Павла (РНБ. – Титова. - 3645. - Л. 7)45. Наличие «древней» каменной гробницы в муромском Богородицком соборе и устное предание о прежнем месте княжеского захоронения – под приделом апостолов - и его почитание, возможно, несут в себе отголоски исторических реалий (гробница утрачена в конце 1930-х гг. при разрушении собора). В ранних храмах Киевской Руси княжеские погребения совершались в каменных саркофагах, открытых для обозрения и размещенных в особых приделах, где совершались заупокойные службы. Позже князей хоронили в «каменных гробах» под полом храма46. Каменная гробница Петра и Февронии после переложения их мощей в новую раку в 1799 г. была помещена в подклете, где был устроен придел в их честь. Дореволюционные авторы упоминанают, что внутри нее была перегородка47. Не исключая толкований образов Петра и Февронии в символическом, умозрительном, богословском и назидательном смыслах, не стоит игнорировать то, что их культ мог создаваться вокруг «открытых» в городском соборе останков княжеской четы, лежащих в одной гробнице. Так что их единение могло быть подкреплено для муромцев вполне «вещественно». 

Муромских святых упоминает официальный «Летописец начала царств» (1550-е), где сказано, что царь Иван IV перед походом на Казань, будучи в Муроме 13 июля 1552 г., поклонился могиле «сродников своих», великих чудотворцев князя Петра и княгини Февронии48. Важно для нашей темы послание митрополита Макария - идеолога похода и наставника государя, молодому царю в Муром. Содержание «назидания» связано с основными мотивами «Повести о Петре и Февронии». К змееборчеству призывает царя митрополит: «Якоже солнце сияше православие в области и державе вашего царскаго отечества и дедства и прадедства великого твоего царскаго благородиа и государьства. На ню всегда свирепеет гордый он змии, вселукавый враг диавол, воздвизает на нь лютую брань погаными цари твоими недруги». Макарий напоминает и о благочестивых царях Феодосии и Константине, и о предках Ивана IV, которые «по закону сохраняли чистоту брака»49. По мнению Т. Самойловой, «в макарьевском послании мы впервые сталкиваемся с назидательным использованием образов Петра и Февронии как идеальной супружеской пары, в дальнейшем закрепленным литературной традицией»50. Такой парой, очевидно, должен был быть сам государь с царицей Анастасией, но в реальной жизни к этому идеалу стремился его сын Феодор Иоаннович с царицей Ириной. 

Не останавливаясь на вопросах, связанных с историей «Повести о Петре и Февронии» и ее своеобразии, отметим только, что Ермолай-Еразм – церковный писатель из круга митрополита Макария, создал произведение, не похожее на памятники агиографии, в том числе жития, написанные для Великих Миней-Четий. Сложение редкой иконографии Петра и Февронии (двойное изображение супругов-монахов), на наш взгляд, обусловлено необычным сюжетом Повести и характером службы святым, в которой прославляется единение мужа и жены. По мнению М. Плюхановой «на Руси, почти не знавшей женской святости и любившей рассуждать о женской злобе, вдруг в эпоху Макария в „Степенной книге” и в житии Февронии женская святость является в апофеозе божественной силы и величия и заслоняет собой всякую другую… обращением к библейским истокам мотивировано в „Житии Петра и Февронии” прославление земного брака, элемент уникальный в русской агиографической традиции и редкий в христианской агиографии вообще»51. 

В стихирах Михаила в службе Петру и Февронии угадывается использование тропаря из службы святой Ольги: «Крилами богоразумия вперивши твой ум, возлетела еси превыше видимые твари, взыскавши Бога и Творца». Образ Софии Премудрости Божией получил особое значение в эпоху Макария: «Имать же девьство лице девиче огнено… Криле же огнены – высокопаривое пророчество и разум скор являет». По замечанию той же исследовательницы, объединение Ольги и Февронии «в образе крылатой Премудрости, еще отчетливее показывает ту умозрительную высоту, на которой образы женской святости в середине XVI в. обретают свой символический смысл»52. Автор стихир муромским святым, по нашему мнению, все же переосмыслил текст источника и в своем восхвалении эти качества отнес не только к Февронии, но и к Петру - к обоим супругам, подчеркнув их полное единение: «Киими песненными добротами, возсхвалимъ Петра блаженнаго, съ прехвалною Феврониею, яко благоразумная крила, прелетевшая от земли на небо, и приближивщиися престолу святыя Троицы: и со анггелы весело ликовствующая, и Христу молящаяся, о оустроении мира, и о сохранении земли российския»53. 

Мы подчеркиваем необычность «нераздельного» изображения муромских святых супругов и не согласны с мнением, что двойные изображения Петра и Февронии вовсе «независимы от сюжетного повествования» и связаны исключительно «с традиционным художественным воплощением двух избранных святых»54. Хотя изображения муромской «двоицы» и «сходны с устойчивыми парными иконографическими типами», такими, как апостолы Петр и Павел, Сергий и Никон Радонежский, Зосима и Савватий Соловецкие, но все же очевидна и редкость парного изображения Петра и Февронии: это не пара избранных святых, не изображение двух апостолов или основателей монастырей или даже двух князей. Это уникальный образ четы супругов-монахов. 

Тип их двойного изображения устойчив. Раздельные образы Петра и Февронии редки, но и они обычно входят в одну композицию. Например, в росписи Архангельского собора Московского Кремля или на парных иконах (XVI) из Спасского монастыря в Муроме (вероятно, из деисусного чина храма Кирилла Белозерского); или на двух иконах из деисусного ряда XVII в. церкви села Тучкова (неподалеку от Мурома) (ЦМИАР; ГТГ; Саратовский музей им. А. Н. Радищева)55. В храме Николы Набережного в Муроме также были их парные иконы XVII в.56 

В древнерусском искусстве нам известен лишь один случай изображения Февронии без мужа – в иконостасе Софийского придела Смоленского собора московского Новодевичьего монастыря 1685 г. (музей «Новодевичий монастырь»)57. Мастера под руководством Федора Зубова работали по заказу царевны Софьи Алексеевны. Учитывая ее политические притязания, придворные иконописцы создали один из самых необычных иконостасов. Главной его темой стало изображение святых жен. В деисусном чине образы апостолов заменены фигурами русских благоверных княжен и княгинь – Евфросинии Полоцкой, Февронии Муромской и других. 

Наиболее ярким памятником с «двойным» образом святых Петра и Февронии (в «минейном варианте») является покров 1593 г. (Муромский музей)58. Автор Муромской редакции Повести (кон. XVII–нач. XVIII вв.) мог видеть его на мощах чудотворцев и отразил местное предание о том, что именно его вышивала святая Феврония: «И потом начаша шити себе воздух, сиречь покров, но чем будут покровлены тела их… яко шиет воздух некоторому князю и княгине, яко они готовятся в некоторое княжение вечное… оная княгиня, востав, воткнув иглу в покров той и привертев нитию тою, ею же шия же покров… И с миром успе, ко господу отиде, и покрыся покровом тем. И потом обретеся и князь Петр подле ея же… И вышито на них персони их и не дошито на ее перзони единого приправа, и приверну тою иглою оставлено и доныне»59. Это предание сохранялось в церковной среде Мурома. В 1989 г. мы услышали его от прихожанки муромского Благовещенского собора, вряд ли знакомой с публикацией уникальной редакции. 

Нераздельное изображение Петра и Февронии на муромском покрове, считающемся одним из самых тонких и лирических произведений мастерских царицы Ирины, наиболее ярким образом показывает, что муж и жена – одно существо, но в двух лицах. Его иконография отражает восхваление неразлучной «двоицы», пронизывающее службу святым: «Венчаем блаженнаго Петра, вкупе съ премудрою Феврониею, разделенныхъ теломъ, и совокупленныхъ благодатию»; «О Предобрая двойце. О пресветлых светил. О благосопряженная. Един свет во двою телесе сущ»; «О пречестная двойце! О велиццыи светилницы! Освятите и прославите, любовию вас в песнях славящих, чудотворцы»; «Яко советницы добрии своему житию, едину мысль во двою телу имуще мир чудесы просвещаете»60. Устойчивое двойное изображение муромских супругов-монахов повлияло на почитание и других святых, например, родителей преподобного Сергия Радонежского – ростовских бояр, схимонаха Кирилла и схимонахини Марии61. 

Житийным иконам Петра и Февронии посвящено наше монографическое исследование62; остановимся лишь на их особенностях, важных для данной статьи. В надгробной иконе (кон. XVI в. - не позд. 1626. Муромский музей) житийный цикл из сорока клейм «дословно» соответствует авторской редакции Повести, которая, по словам местного хроникера А. А. Титова, «начинается происшествием семейным»63. Многие сцены представляют семейную, домашнюю и придворную жизнь муромских князей. В центре иконы показан «град Муром» с драгоценной гробницей чудотворных мощей. Произведение генетически связано с редким типом «икон основания» - более ранних русских памятников XVI в. Своеобразие же его в том, что в качестве священного топоса и геореликвии здесь представлен не монастырь, а символический город. Вполне понятно стремление к сакрализации града, прославленного благоверными князьями, а не монастырскими подвижниками. 

Икона с тридцатью двумя клеймами жития Петра и Февронии (1618. Муромский музей) из иконостаса муромского собора Рождества Богородицы, приложена А. Ф. Палицыным, муромским воеводой (1617-1618)64. Ее сюжетная версия уникальна и является особой «живописной редакцией» жития. Литературные обработки Повести приближали ее к агиографическому жанру в ущерб неординарному сюжету. Наша иконографическая версия успешнее. Она включает эпизоды из вторичных редакций: сцену венчания святых и их встречи муромцами «со крестами и иконами»; исключает сомнительные эпизоды, чуждые христианскому менталитету, но сохраняет суть необычного жития о супругах, не разлученных и за гробом. Житийные сцены не следуют строго за текстом, они отражают символический смысл, стоящий за внешними событиями. Особо важна здесь редкая в иконописи сцена венчания, выражающая идею брака, освященного церковью. Святые, которые почитаются как покровители брака, зримо показаны в сцене венчания как идеализированный пример того, что браки совершаются на небесах65. Неординарная для русской иконописи сцена находит прототипы на страницах лицевых исторических рукописей, как, например, на миниатюре со сценой венчания и брачного пира Василия III в Лицевом летописном своде (РНБ. Шумиловский том. - Л. 863). Используя мотив, иконописец не заимствует приемов подобных дробных изображений, он выстраивает композицию столь значимого в иконе эпизода совсем иначе. Она выглядит просто, торжественно и монументально. Именно к ней, очевидно, восходили сцены венчания и на других памятниках иконописи муромского круга, о чем упомянуто в начале статьи Клейма же с посмертными чудесами объединения Петра и Февронии в одной раке зрительно сливаются в череду непрестанных молебнов у гробов чудотворцев. 

Все же популярнее в народе была не эта - «церковная», а занимательная иконографическая версия первой иконы. Именно она использована в образе «Муромские чудотворцы, с житием Петра и Февронии» из Георгиевской церкви в Муроме, приложенном Сидором Матвеевым Лопатиным, посадским человеком (1669. Муромский музей). Икона висела в притворе, где прихожане могли подробно ее рассмотреть. В среднике - две семьи князей - Константина и Петра и праведная мирянка Иулиания. Иерархическое главенство старших князей (по сравнению с младшими и женщинами) подчеркнуто их ростом66. Это самая ранняя из сохранившихся икон с изображением «Собора Муромских святых». Время ее создания совпадает с формированием и распространением «Муромских житейников», в которых помещались все жития представленных на ней чудотворцев67. Образ святой праведной Иулиании на ней - самый ранний из сохранившихся. 

Еще при жизни автора жития святой Иулиании в Муроме создается культ его праведной матери, вначале как «чаемой» местночтимой святой со служением панихид, а с 1640-х гг. - и молебнов. «Проповедник жития твоею крестного, явися твой сын Каллистрат, иже поведавшее миру тайный и дивный твой подвиг»68. К тому времени уже, видимо, была написана персональная икона святой69. Для нас интереснее факт существования образа, своего рода - портрета «святого семейства» Осорьиных. Он мог быть создан во второй половине XVII в. и известен только по описанию XVIII в.: «Святыя праведныя Иулиания Муромския на реке Илевне; подобием аки Елизавет, на главе плат зеленой, верхняя риза баканная исподняя голубыя, десница прижата, в шуйце лестовка. А муж ее Георгий надсед, брада аки Григория Богослова, шуба княжеска, киноварная, исподняя зеленая, в шапке, а дщерь ея инока схимница Феодосия; на иконе на старой писаны. А сын ея Димитрий, у него ныне сын Аврамий в Стародубском уезде»70. Святая Иулиания уподоблена матери Иоанна Предтечи, возвеличившей Христа, находящегося «во чреве» Богоматери, что возвышало местную праведницу - многодетную мать. Образы мужа и дочери подчеркивали ее путь спасения в семье71. Иконографии «семейного» образа следуют и современные художники. К четырехсотлетию со дня преставления святой Иулиании в 2004 г. возрожден храм Архангела Михаила в Лазареве, на западном фасаде которого установлен барельеф с изображением ее «святого семейства» (И. Черноглазов). Для этой церкви написаны две иконы святой с супругом и дочерью (И. Сухов). Одна из них положена на «гробнице», устроенной над тем местом в храме, где под спудом находится могила святого праведного Георгия. Ранее там же была упокоена и святая праведная Иулиания72. 

Культ реально жившей в Муромских пределах благочестивой помещицы со всем ее семейством складывался под воздействием культов уже прославленных до нее муромских святых. «Мысль семейная» наиболее развернуто воплотилась в почитании Иулиании. Необычен ее подвиг «в миру», даже в старости не смогла она уйти в монастырь, как, например, родители ее мужа. Удивление и восхищение чистой жизнью праведницы в мирской суете ярко звучит в богослужебных текстах, посвященных ей: «Разум человеческий недоумевает, како блаженная мати, в суете житейстей пребывающее, душою в чертозех небесных немятежно обитала еси… Радуйся, белые ризы душевныя в темнем мире хранившая… Радуйся, заре тихокрылая, Муромский край осиявшая»; «Господи, аще Иулиания и с мужем поживе, и дети породи, но милостыню к нищим безмерну сотвори, и любовь нелицемерну к ближним показа, того ради по смерти от Тебе прославися»73. 

Отражением этих текстов определенно являлись ее житийные образы, известные только по упоминанию (1801) одного (у гробницы чудотворицы) и описанию (1909) другого (погост Муська), по которому и была, вероятно, воссоздана иконография иконы Д. Стеллецкого в Париже (1925)74. В документе 1801 г. описан надгробный комплекс святой Иулиании в храме села Лазарева: «Рака помещалась на левом клиросе храма и у „подножия гробного” „стояла” икона праведной Иулиании с житием ея, написанная красками, а на самом гробе лежали две пелены с ея изображением»75. Другой образ с клеймами жития святой находился в церкви погоста Муська (пос. Новлянка) до начала 1930-х гг. и почитался как чудотворный. По местному народному преданию «св. икона эта в глубокой давности явилась на озере „Святе”, отстоящем от погоста на 4-5 верстах, откуда и принесена была в храм». Служение молебнов ей не прекращалось здесь даже в период запрета, наложенного Синодом. Память Иулиании отмечалась не 2 (15) января, а в десятое воскресенье после Пасхи: «До совершения крестного хода в этот же день перед литургией ходят на озеро „Свято” - место явления чудотворной иконы, где умываются водою сами и умывают детей своих… особенно богомольцы предпочитают молебствовать пред иконой св. Иулиании с грудными своими младенцами»76. 

Святая праведная Иулиания была изображена на ней в рост в молении Спасителю. В шести клеймах изображалось «Бракосочетание: на главах брачующихся возложены венцы и посреди их совершающий таинство священник»; «Домашняя молитва праведн. Иулиании пред образом Спасителя»; «Благопочтительное служение ея своему мужу; изображен сидящим в кресле вельможа, пред ним стоит жена и посреди их стол, на котором стоит сосуд в виде потира»; «Праведная Иулиания подает милостину 2-3 нищим»; «Погребение ея: видны священнослужители, обстоящие гроб, а в 6-м - обретение св. мощей ея с предстоящим духовенством и несколькими лицами»77. Описанная иконографическая схема связана с памятниками муромского круга XVII в. (мы обращаемся и к упомянутой ее «реконструкции» Д. Стеллецким 1925 г.). Сцена венчания Иулиании и Георгия в храме праведного Лазаря могла восходить к клейму с изображением того же таинства на житийной иконе Петра и Февронии 1618 г.78 Сюжет, представляющий супружество как церковное таинство, в обоих случаях знаковый. Изображение клейма с раздачей Иулианией милостыни близко аналогичной сцене на той же иконе Петра и Февронии79. Их объединяет мотив личного участия в судьбе «сирых и убогих» и раздача милостыни из собственных рук, а не через слуг. Совсем «мирская» сцена, где Иулиания показана как жена - в «благопочтительном служении своему мужу», подобна сценкам на лубках и предметах прикладного искусстваXVII-XVIII вв., отражающих «правильное» поведения жены в семейном кругу, соответствующее предписаниям «Домостроя» - литературного памятника, повлиявшего на характер произведения Дружины Осорьина80. «Как своеобразную житийную икону» можно рассматривать раку святой Иулиании (1888. Храм Николы Набережного в Муроме) с четырьмя сюжетными клеймами, в которых, в отличие житийного образа с нетрадиционной темой «спасение в «миру», сделан акцент на «спасении в церкви»81. 

Приостановление церковного почитания Иулиании (1800-1868) повлияло на иконографию «Собора муромских чудотворцев». На иконе «Собор муромских чудотворцев с избранными святыми» (кон. XVIII-нач. XIX вв. Муромский музей), большинство которых - покровители семейного очага (в т. ч. – Гурий, Самон и Авив), возможно нарочито, вместо праведной Иулиании изображена святая мученица Параскева (Пятница)82. 

Почитание святой праведной Иулиании было возобновлено в 1867-1868 гг. Епископ Евгений заметил, что неясно, что послужило толчком к таким действиям церковных властей: «Заметно только, что около этого времени в образованном нашем обществе возбуждается некоторый интерес к памяти праведной Иулиании»83. Закономерно пробуждение интереса к этой подвижнице, служившей сирым и убогим, делившей хлеб со своими рабами, в русском общества 60-х гг. XIX в., когда страна, наконец, решилась отменить крепостное право. Интересно, что А. Н. Островский находился под обаянием «идеального характера» муромской святой. Известно, что Иулиания Лазаревская послужила прототипом благочестивой вдовы Марфы Борисовны, героини его драматической хроники «Козьма Захарьич Минин, Сухорук». «Открытие характера» в житии Юлиании Лазаревской привело к созданию замечательного женского образа, соединившего средневековую и новую литературу»84. 

«Домашним» почитанием окружили образ святой Иулиании (Ульянии Устиновны Осорьиной) ее потомки. Род Осорьиных (Осоргиных) при царе Алексее Михайловиче переселяется с Муромской земли. В 1840 г. поселяются под Калугой. В селе Сергиевском Калужского уезда в 1893 г. по их инициативе при церкви было основано братство во имя святой Иулиании. Такое же - в Томской губернии (среди их учредителей был святой Иоанн Кронштадский). М. М. Осоргин, бывший гродненским губернатором, сообщал: «В семье всегда чтилась память праведн. Иулиании, как родоначальницы, хотя почитание ея (до 1893 г.) и ограничивалось семейным кругом… и даже не было иконы ея у нас… Родившаяся в 1892 году дочь названа мною в честь праведной Иулиании… За неимением в семье иконы правед. Иулиании я обратился в Троицкую Сергиеву Лавру с просьбою приобрести икону, и таковых выслали две: одну для братства, другую нам - в семью. Праведная изображена на золотом фоне во весь рост с молитвенным взором, обращенным к небу»85. Список с этой «домашней» иконы в 1999 г. был привезен в Муром из Парижа (Николо-Набережная церковь)86. Тип изображения Иулиании в богатых одеяниях «продиктован» здесь и сословной принадлежностью святой к русскому дворянству. После революционных событий в России, в конце 1920-х гг., потомки праведницы вынуждены были покинуть Родину. Оказавшись за рубежом, они продолжали почитание святой своего рода и бережно хранили ее «семейный» образ. В 1930 г., когда в семье М. М. Осоргина в Париже родилась дочь, ее по традиции назвали Ульяной, а княжна Елена Львова написала образок ее небесной покровительницы, который поместили над колыбелью (У. М. Осоргина никогда не расстается с ним)87. 

Существует и местная традиция изображать праведную Иулианию в образе крестьянки, ведь она так опростилась, что даже обликом уже не отличалась «от рабов своих». Такой ее образ находился у гробницы в Лазареве (известен по снимкам 1930-х гг.); той же иконографии ее современная надгробная икона (о. Н. Абрамов. Храм Николы Набережного в Муроме). Словно с полотна М. В. Нестерова или И. С. Куликова сошла и фигура святой Иулиании – девушки в сарафане и с букетиком полевых цветов в упомянутой росписи начала XXI в. (Благовещенский монастырь в Муроме).88 

Вместе с житиями чудотворцев «Муромский цикл» включает и два сказания о местных святынях – Унженском и Виленском крестах, содержание и характеры персонажей которых перекликаются с нашей темой. Первое прославляет двух идеальных женщин, сестер Марфу и Марию, обретших чудотворный крест. Их мужья – Иоанн и Логин – муромец и рязанец, поссорившись, запретили своим женам видеться. Только овдовев, любящие сестры смогли встретиться. Мужчины в Повести – символ раздора, а женщины – единения и любви. Во втором два главных героя – арзамасец Василий Микулин и муромец Богдан Цветной. Первый обретает крест и приносит в Муром второму, который выставляет святыню для поклонения в Троицком монастыре89. Здесь интересна тенденция к прославлению реального мирского человека, благочестивого муромского жителя XVII столетия, купца московской гостиной сотни Тарасия Борисовича Цветнова90. В обоих сказаниях христианские реликвии по умыслу Божьему даются мирянам как награда за их праведность. 

Рассмотренный комплекс материалов и памятников искусства, отражающих почитание муромских чудотворцев, свидетельствует о специфике культа муромских святых, прославленных «семьями», и который имеет тенденцию к оправданию и идеализации праведной жизни вне монастыря. Выявление особенностей почитания местных святых в других древнерусских городах (что уже делается некоторыми исследователями) представляется нам чрезвычайно важным. Культ местночтимых святых тесно связан с региональными особенностями и дает большие возможности для изучения локальной истории и культуры. 

1 Руди Т. Р. Муромский цикл повестей в рукописной традиции XVII-XVIII вв. // Книжные центры Древней Руси. XVII век. Разные аспекты исследования. – СПб., 1994. - С. 207-214. 

2Мельник А. Г. «Город юродивых» // Юродивые в русской культуре. Научная конференция, посвященная 450-летию со дня преставления св. Василия Блаженного. Государственный Исторический музей. - 2007 (в печати). 

3 Епанчин А. А. «Господь поставил меня собирателем». Из краеведческого архива А. А. Епанчина. - Муром, 2002. - С. 40. 

4Кротов М. Г. Новое об авторе Жития Улиянии Лазаревской // ПКНО. 1985. - М., 1987. - С. 16-18; Руди Т. Р., Соколова Л. В. Осоргин Каллистрат (Дружина) Георгиевич // Словарь книжников и книжности Древней Руси. XVII в. – СПб., 1993. - Ч. 2. - С. 429-433. Руди Т. Р. «Житие Юлиании Лазаревской». Исследование. Тексты. - СПб., 1996. - С. 3-16; Козляков В. Н. Русский город Московского государства XVII века. - Ярославль, 2000. - С. 163-164. 

5Дмитриева Р. П. Повесть о Петре и Февронии. - Л., 1979. - C. 117; Евгений, еп. О церковном прославлении и почитании св. праведной Иулиании Лазаревской. - Муром, 1910. - С. 19-24. 

6Буслаев Ф. И. Идеальные женские характеры Древней Руси // Исторические очерки русской народной словесности и искусства». - СПб.,1861. - Т. 2. - С. 238-268; Ключеский В. О. Добрые люди Древней Руси. - М., 1896. 

7Сухова О. А. и др. Иконы Мурома. - М., 2004. - Кат. 19.- Ил. с. 162; она же. Житийные иконы Петра и Февронии (в печати); Евгений, еп. Указ. соч. - С. 25-26. - Прим. 1. С. 25; Сухова О. А. Образ Юлиании Лазаревской в искусстве Древней Руси и церковных произведениях XIX-нач. XXI вв. // Милостивая. Праведная Иулиания Муромская (Лазаревская). 400-летию со дня преставления. - Муром, 2004; она же. Иконография Святой праведой Иулиании Лазаревской (Муромской) // Православная энциклопедия. - Т. «И» (в печати). 

8 Толстой М. В. Книга глаголемая описание о российских святых. - М., 1887. 

9 В указ. издании М. В. Толстого подобного предисловия нет. О принадлежности списка историку Н. М. Карамзину см.: Отчет Императорской Публичной библиотеки за 1867 год. - СПб., 1868. - С. 55. Описание – С. 61-62. 

10Анализ проведен по указ. изданию М. В. Толстого. 

11Федотов Г. П. Канонизация святого Владимира // Владимирский сборник в память 950-летия крещения Руси. 988-1938. - Белград, 1938. - С. 194-195. 

12Толстой М. В. Книга глаголемая… - С. 242-247; «Книга глаголемая Росiйских святыхъ…» (РНБ. - QI 603. - Л. 60об.) 

13 Толстой М. В. Указ.соч. - С. 29. 

14 Там же. – С. 215-228. 

15 Переславля Рязанского // Там же. - С. 108-111, 239-241. 

16 Там же. - С. 108-111. 

17 Там же. - С. 6-7, 8-9; 25, 29. 

18 Там же. - С. 31-32, 45-46. 

19 Там же. - С. 50, 56. 

20 Там же. - С. 57-76. 

21 В храме Николы Набережного, в приделе Федора Стратилата «образ местный Федора Стратилата да великие Христовы мученицы Ирины на одной доске на празелени». Писцовая книга города Мурома 1637 года (верно – 1636. – О. С.) // Тихонравов К. Владимирский сборник. Материалы для статистики, этнографии, истории и археологии Владимирской губернии. - М., 1857. - С. 153. Небесные покровители этих царственных супругов и их дочери представлены на иконе «Святитель Николай, с избранными святыми», выполненной по их заказу (Москва. Ок. 1592 г. Сергиево-Посадский музей-заповедник. Инв. 5603). На полях ее изображены Федор Стратилат (в третьем регистре слева) и святая мученица Ирина (в том же регистре справа). В пятом ряду – преподобная Феодосия, святая царевны Феодосии, умершая в младенчестве. Имя ее, вместе с родителями, обозначено на вкладной надписи муромского покрова Петра и Феврони 1593 г. 

22 Толстой М. В. Книга глаголемая… - С. 75-76. 

23 Там же. - С. 183-184. 

24 Там же. - С. 148. 

25 Там же. - С. 185. 

26 «Вследствие того рака благоверной княгини запечатана, иконы ея, служба и житие отобраны и спрятаны архиепископом тверским, пение молебнов запрещено, храм, созданный во имя ее в Кашине, освящен вновь во имя всех святых». - Там же. - С. 191. 

27 Там же. - С. 209-210. 

28 Там же. - С. 213. 

29 Лаврентьевская летопись // ПСРЛ. - Л., 1926-1928 (репринт – М., 1997). - Т. I. - Стб. 450. 

30 Татищев В. Н. История Российская. - М., 2003. - Т. 2. - С. 532. Есть мнение, что это была сестра Давида. См.: Голубинский Е. Е. История канонизации святых в Русской церкви. - М., 1903 (репринт. - М., 1998). - С. 55-56, сн. 2. 

31 См.: «Житие святого благоверного князя Константина и чад его, благоверных князей Михаила и Феодора, Муромских чудотворцев» по рукописи перв. пол. XIX в. МИХМ. инв. № М-2325 // Сухова О. А. Житийная икона святых благоверных князей Константина, Михаила и Феодора Муромских. Александр Казанцев. 1714 год. - М., 2006. - Приложение с. 253;Рукописные книги собрания М. Г. Погодина. Каталог. - СПб., 1992. - Вып. 2. - РНБ. - № 571. - С. 182. Об этом летописном отрывке см.: Травчетов Н. П. Кого из Муромских князей следует разуметь под именем «благоверного князя Петра, в иночестве Давида, Муромского чудотворца»? (По поводу доклада г. Квашнина-Самарина «о князьях Муромских» на Тверском областном съезде). - Владимир, 1908; нами выявлен ранее неизвестный список XVII в. «О родословии муромских князей» (РНБ. - Титова. - № 2152. - Л. 217об.-218); МИХМ. - Инв. № М-2232; 2230/16; 2233/19. - Л. 48об., 20об.-22; 8(9)об.-9 (10). 

32 Титов А. А. Историчское обозрение города Мурома (1933) // Труды ВГУАК. Владимир, 1902 (репринт. Муром, 1991). - Кн. IV. - С. 21-22; Сн. 31. С. 92. 

33 Епанчин А. А. Забытые святые и святыни Мурома // Муромский сборник. - Муром, 1993. - С. 68-69. 

34 «Служба святого благоверного князя Константина и чад его, благоверных князей Михаила и Феодора, Муромских чудотворцев» по рукописи перв. пол. XIX в. // МИХМ. Инв. № М-2325 // Сухова О. А. Житийная икона святых благоверных князей Константина, Михаила и Феодора… - Приложение. С. 243. 

35 «Житие святого благоверного князя Константина и чад его…». - С. 248. 

36 Сурожский Антоний, митр. Беседы о вере и Церкви. - М., 1991. - С. 208-209. 

37 «Служба святого благоверного князя Константина и чад его…». - С. 239. 

38 Там же. - С. 241, 243. 

39 Сухова О. А. Шитый покров Муромских князей // ПКНО.1990. - М., 1992. - С. 389-402. Несохранившиеся два «древних» тройных образов князей, один из которых по житию был принесен из Пскова, известны по дореволюционных источникам: НА МИХМ. Писцовая книга города Мурома 1636. Рукопись XIX в. - Л. 32об.; Мисаил, архим. Святой благоверный князь Константин Муромский и Благовещенский монастырь, где почивают мощи князя и чад его Михаила и Феодора // Труды ВУАК. - Владимир, 1906. - Кн. VIII. - С. 121; Косаткин В. В. Монастыри, соборы и приходские церкви Владимирской епархии. - Ч. I. Монастыри. - С. 54. 

40 Подробнее см.: Сухова О. А. Житийная икона святых благоверных князей Константина, Михаила и Феодора… - С. 32-39. 

41 Ей посвящена монография: Сухова О. А. Житийная икона… 

42 Варианты этого предания известны от краеведа А. А. Епанчина. Один из вариантов приводится в книге: Епанчин А. А. «Господь поставил меня собирателем…». - С. 17. 

43 Тагунова В. И. К вопросу о появлении культа Петра и Февронии Муромских // ТОДРЛ. – М.-Л., 1961. - Т. XVII. - С. 340; Дмитриева Р. П. Повесть о Петре и Февронии… - С. 98-100; Ф. Г. Спасский полагал, что текст службы Петру и Февронии был создан не ранее середины XVI в. - См.: Спасский Ф. Г. Русское литургическое творчество (по современным минеям). - Париж, 1951. - С. 156-160; М. Б. Плюханова придерживается мнения, что рукописный устав Синодального собрания, так называемый Коломенский, относится к 1548 г., как определял его архимандрит Сергий. См.: Сергий, архим. Полный месяцеслов Востока. - Владимир, 1901. - Т. 2. - С. 193. Она также считает, что рукопись из собрания Шибанова имеет не вполне ясную датировку (конец XV-начало XVI вв. и 1515), и что нет достаточно веских доказательств раннего происхождения краткой службы Петру и Февронии. См.: Плюханова М. Б. Cюжеты и символы Московского царства. - СПб., 1995.- С. 269. - Прим. 197. 

44Тихонравов К. Город Муром, история его и древности // Владимирский сборник. Материалы для статистики, этнографии, истории и археологии Владимирской губернии. – М., 1857. - С. 82; Белоцветов Л., священник. Муромский Богородицкий собор. - Муром, 1907. - С. 41; Пехов В. И. Муром в прошлом и настоящем. - Муром, 1913. - С. 21; Добрынкин В. Н. Муромский Богородицкий собор. - Владимир, 1915. - С. 5; Самойлова Т. Е. К истории почитания Петра и Февронии Муромских // Уваровские чтения-V. - Муром, 2003. - С. 111. 

45 Писцовая книга города Мурома 1626 г. писцов Григория Федоровича Киреевского и Петра Горемыкина. Рукопись первой трети XVII в. Происходит из собрания рукописей ростовского краеведа А. А. Титова. В Российскую Национальную (Публичную) библиотеку поступила из Ростовского музея (Ярославской обл.) 

46 См.: Травчетов Н. П. Город Муром, его достопримечательности. Очерк истории и современного состояния города. - Владимир, 1903. - С. 76-77. - Прим. 1. С. 77; Белоцветов Л. Указ. соч. - С. 18, 31; Добрынкин В. Н. Муромский Богородицкий собор. - Владимир, 1915 - С. 17; Седов Вл. В. // Восточнохристианские реликвии. - М., 2003. - С. 448; Мельник А. Г. Гробница святого в пространстве русского храма XVI-начала XVII века // Там же. - С. 534 - 538; Епанчин А. А. Господь поставил меня собирателем. - С. 78, 80. 

47 Белоцветов Л. Указ. соч. - С. 31; Епанчин А. А. осподь поставил меня… - С. 78, 80. 

48Летописец начала царств // ПСРЛ. - 1965. - Т. 29. - С. 86; Никоновская летопись // ПСРЛ. - 1965. - Т. 13. - С. 192. 

49 Летописец начала царств. - C. 87-88.

50 Самойлова Т. Е. К истории почитания… - С. 112.

51 Плюханова М. Б. Указ. соч. - С. 225-226, 229-230.

52 Никольский А. И. София Премудрость Божья: Новгородская редакция иконы и службы св. Софии // Вестник археологии и истории, изд. Имп. археол. ин-ом. – СПб., 1906. - Вып.XVII. - С. 5; Филимонов Г. Д. Очерки русской христианской иконографии: София Премудрость Божия // Вестн. Об-ва древнерус. искусства при Моск. публ. музее. - 1874. - № 1/3. - Прилож. - С. 7; Минея. 11: Июль. - М., 1988. - Ч. 2. - С. 12; Плюханова М. Б. Указ. соч. - С.225.

53 Служба Петру и Февронии. Рукописный сборник первой половины XIX в. // МИХМ. - Инв. 2325. - Л. 116об.

54 Дмитриева Р. П., Белоброва О. А. Петр и Феврония муромские в литературе и искусстве Древней Руси // ТОДРЛ. - М., 1985. - Т. XXVIII. - С. 143.

55 Сизов Е. С. Русские исторические деятели в росписях Архангельского собора и памятники письменности XVI века // ТОДРЛ. – М.-Л., 1966. – Т. XXII. - С. 264-276; Самойлова Т. Е. Княжеские портреты в росписи Архангельского собора Московского Кремля. – М., 2004. - С. 189, 190. - Илл. с. 194, 196. Масленицын С. И. Муром. - М., 1971 - С. 13. - Ил. 40-42; Uit het hart van Rusland Ikonen en miniaturen. - Utrecht, 1999. - Cat. 46-47. - S. 138. Ill. - S. 139; Гаврилова Н. В., Федорова К. В. Праотеческо-пророческий и деисусный чины иконостасаXVII в. из собрания Саратовского художественного музея им. А. Н. Радищева // Филевские чтения………...; Федорова К. Праотеческо-пророческий и деисусный чины иконостасаXVII и XIX вв. из собрания Саратовского художественного музея им. А. Н. Радищева // Материалы IX Боголюбовский чтений……………... 

56 «Монастырского письма по золоченому фону». Опись древних церквей города Мурома и древних предметов в них находящихся. Рукопись конца XIX-начала XX вв. // НА МИХМ. - № 29/II. - Л. 43.

57 Шведова М. М., Борисенко И. Г. «Обитель пресветлая и дивно украшенная…» Путеводитель по экспозиции. К 480-летию основания Новодевичьего монастыря. - М., 2004. - С.13-14. - Ил. с. 15-17.

58 Маясова Н. А. Кремлевские светлицы при Ирине Годуновой // Государственные музеи Московского Кремля. Материалы и исследования. – М., 1976. - Вып. II. - С. 51–54; Сухова О. А. Града Мурома святые // Муромский сборник. - Муром, 1993. - С. 47–49; она же. Коллекция лицевого шитья в Муроме // Государственный историко-культурный музей-заповедник «Московский Кремль». Материалы и исследования. Древнерусское художественное шитье. - М., 1995. - Вып. X. - С. 82–85.

59 Дмитриева Р. П. Повесть о Петре и Февронии… - С. 315-316.

60 Служба Петру и Февронии … - Л. 116, 129об., 130, 130об.

61Мощи в Покровском соборе Хотькова монастыря. Уже в XVI в. в лицевом житии преподобного Сергия они изображаются с нимбами, а с конца XVIII в. становятся местночтимыми святыми. На распространенных иконках-евлогиях XIX в. преподобный Сергий изображается у гроба, где его родители покоятся рядом, как и муромская чета святых. В 1992 г. на Архиерейском соборе Русской Православной Церкви совершилось общецерковное прославление святых преподобных Кирилла и Марии. См. о них: Федосеева М. В. К истории прославления родителей преподобного Сергия Радонежского чудотворца // II Международная конференция. Троице-Сергиева Лавра в истории, культуре и духовной жизни России. - Сергиев Посад, 2000. - С. 30-31; Любопытно изображение (без нимбов) на «парсуне» XIX в. монашеской супружеской четы «Великого князя Олега Рязанского и великой княгини его Ефросинии, супруги его». При публикации обозначено, что это копия («снимок») с образца XIV в. См.: «…Чтобы не престала память родителей наших и наша свеча не погасла». Изборник. Были и предания Рязанского края. - Рязань, 1995. - Ил. с.117. В клеймах рассмотренной в данной статье муромской иконы, посвященной Константину, Михаилу и Феодору 1714 г., этот рязанский князь изображен с нимбом.

62 Сухова О. А. Житийные иконы Петра и Февронии (в печати). Исследование по данной теме осуществлялось в 2005 г. при поддержке гранта РГНФ.

63 МИХМ. - Инв. № М-6608. См.: Сухова О. А. и др. Иконы Мурома. - Кат. 17.- С. 128-140. - Ил. с. 130-131, 134-135, 137-138, 141-147; А. А. Титов. Историческое обозрение города Мурома… - С. 22.

64 МИХМ. - Инв. № М-6607. См.: Сухова О. А. и др. Иконы Мурома. - Кат. 19. - С. 150-159. - Ил. с. 151, 154-155, 157-158, 160-167; Бахрушин С. Андрей Палицын – русский интеллигент XVII столетия // Века. Исторический сборник. - Пг., 1924. - С. 75-110.

65 Сухова О. А. и др. Иконы Мурома. - Кат. 19. - Ил. с. 162.

66 МИХМ. - Инв. № М-6607. См.: Сухова О. А. и др. Иконы Мурома. - Кат. 39. - С. 21-220. - Ил. с. 219, 221 -227. В других муромских памятниках иконографии такой разницы в росте святых нет, но она имеет место в ярославских.

67 Руди Т. Р. «Житие Юлиании Лазаревской». - С. 82.

68 «Акафист св. прав. Иулиании Милостивей, иже в селе Лазареве близ Мурома (1604 г.)». Машинопись из алтаря собора муромского Благовещенского монастыря. Кондак 6.

69 Он упомянут в двух рукописях жития XVII в. в связи с одним из исцелений у гроба праведной. Икона эта, очевидно, находилась в храме Собора Архангела Михаила, возведенного вскоре (в 1614 или 1616 гг.) над местом упокоения св. прав. Иулиании рядом с церковью праведного Лазаря в с. Лазарево под г. Муромом. См.: Евгений, еп. Указ. соч. - С. 8-9.

70 Сводный иконописный подлинник XVIII в. // Вестник общества Древнерусского искусства под ред. Г. Д. Филимонова. - М., 1874. - № 4-5. - С. 27.

71 О местном почитании в Муроме в XVII–нач. XVIII вв. мужа и дочери Иулиании - Георгия праведного и Феодосии - «иноки» см.: Епанчин А. А. «Господь поставил меня собирателем…» - С. 40.

72 Лазаревский приход // Добронравов В. Г. Историко-статистическое описание церквей и приходов Владимирской епархии. - Владимир, 1897. - Вып. IV. - С. 214-218.

73 Акафист св. прав. Иулиании… - Икосы 2, 5, 7; Служба св. прав. Иулиании // Житие св. прав. Иулиании и служба ей, изд. епископом Муромским Евгением. – СПб., 1910. - С. 39.

74 Cв. прав. Иулиания почиталась в первые десятилетия XVIII в. в селе Лазареве как святая. Об этом свидетельствует специально устроенная в 1710 г. рака и сень над ней, созданная в 1713 г., а также приложенный еще до этого в храм с. Лазарева к мощам праведницы серебряный крест-мощевик 1704 г. (МИХМ). См.: Сухова О. А. Кресты–мощевики в собрании Муромского музея // Ставрографический сборник. - М., 2005. - Кн. 3. - Кат. 3. - С. 534-536. - Ил. с. 534. Во второй половине XVIII в. возникли препятствия к церковному прославлению праведницы со стороны церковных властей. В 1801 г. было составлено секретное следственное дело о гробе Иулиании, что привело к «отобрании всех икон Праведн. Иулиании, бывших в храме села Лазарева, для помещения их в ризницу Архиерейского дома». См.: Евгений, еп. Указ. соч. - С. 18, 19, II. Ее иконы из Лазаревского храма, в т. ч. житийная, не сохранились. Житийный образ Иулиании Д. С. Стеллецкого 1925 г., находящийся в храме Сергия Радонежского в Париже, опубликован: Толстая А. Ф. Праведная Иулиания Лазаревская. – Париж, 1927 (?); Кологривов И., иером. Очерки по истории русской святости. – Брюссель, 1961. - Ил. между с. 256 и 257; Сухова О. А. Образ Юлиании Лазаревской в искусстве Древней Руси и церковных произведениях XIX-нач. XXI вв. // Милостивая. Праведная Иулиания Муромская (Лазаревская). 400-летию со дня преставления. - Муром, 2004. - С. 125. Ил. на вклейках между С. 114-115.

75 Епархиальные церковные власти предприняли попытку полностью разрушить надгробный комплекс, а гроб зарыть в землю. По решению Синода гробницу все же оставили. См.: Евгений, еп. Указ. соч. - С. 19, 24.

76 Там же. - С. 25-26, 34.

77 Там же. - С. 25-26. - Прим. 1 с. 25. По преданию, перед закрытием храма в погосте в 1932-33 гг. икона чудесным образом «ушла» в Лазарево. См.: Епанчин А. А. «Господь поставил меня собирателем». - С. 40-41.

78 Сухова О. А. и др. Иконы Мурома. - Кат. 19. - С. 150-167. - Ил. с. 162. Считается, что в сцене венчания св. прав. Иулиании и Георгия был изображен священник Потапий (Пимен), после пострига поставленный в архимандриты муромского Спасского монастыря.

79 Там же. - Ил. с. 151.

80 Бусева-Давыдова И. Л. Житие Юлиании Лазаревской: опыт интерпретации // Уваровские чтения-V. - Муром, 2003. - С. 106-110.

81 Через двадцать лет после официального возобновления почитания святой Иулиании (1867-1868) была создана новая гробница. См.: Сухова О. А. Образ Юлиании Лазаревской в искусстве Древней Руси и церковных произведениях… - С. 118-120. Ил. на вклейках между с. 4-5, 114-115, 230-231. Отдельные сцены из жития св. прав. Иулиании даны на четырех клеймах, расположенных по сторонам раки. Состав их следующий: 1. «Глас от иконы Богоматери, слышанный иереем о прав. Иулиании»; 2. «Прав. Иулиания раздает милостыню»; 3. «Явление Николая Чудотворца Прав. Иулиании»; 4. Последнее клеймо - «Преставление св. прав. Иулиании». Раку св. прав. Иулиании см.: Сазонов С. В., Сазонова Е. И. Иконография Ульянии Лазаревской // Русские исторические деятели в иконе. Тезисы докладов научной конференции. - М., 1995. - С. 52.

82 Образ поступил от муромского художника М. К. Левина (1918-1985) (МИХМ. - Инв. № М-6787. Дерево, темпера, металл, чеканка. 32,5 х 29,5 см). См.: Сухова О. А. и др. Иконы Мурома. - Кат. 73. - С. 350. - Ил. с. 151. Любопытно также изображение св. прав. Иулиании с измененной именующей надписью в среднике маленького трехстворчатого складня нач.XIX в. (МИХМ. - Инв. № М-6803. 7,8 х 22,5 см). См.: Сухова О. А. Шитый покров Муромских князей… - Ил. с. 400. В центральной части дано изображение иконы «Богоматери Муромской». С двух сторон от нее показаны «троицы» муромских чудотворцев (полуфигуры). Справа вместе со св. Петром и Февронией изображена св. прав. Иулиания. Над ней надпись: «С УЛЬЯНIЯ МЧНИЦА».

83 Евгений, еп. Указ. соч. - С. 26. В 1858 г. повествование о ней помещается в «Русском Вестнике». В 1861 г. Ф. И. Буслаев издает свои «Исторические очерки русской народной словесности и искусства», где помещает очерк «Идеальные женские характеры Древней Руси». Значительная часть его работы посвящена св. прав. Иулиании. Ф. И. Буслаев писал о ее деятельном благочестии, о том, что «ей должно было спастись в той неблагоприятной для спасения среде, в которой суждено было ей провести свою жизнь». См.: Буслаев Ф. И. Идеальные женские характеры Древней Руси. - С. 268. Всего пять женщин на Руси были причислены к «лику святых». В их числе Феврония Муромская. А прав. Иулиания такой чести не была удостоена. В 1861 и 1865 гг. архиепископ Черниговский Филарет помещает житие св. прав. Иулианиии в своем труде «Русские святые, чтимые общецерковно и местно». Но официальное почитание праведницы начинается только через несколько лет после этих публикаций.

84 Руди Т. Р. «Житие Юлиании Лазаревской». - С. 101.

85 Евгений, еп. Указ. соч. - С. III. - Прим. 1 с. 20. - С. 30-31. - Прим. 2. С. 30.

86 Сухова О. А. Образ Юлиании Лазаревской… - С. 124. Ил. на цв. вклейке между с. 230-231).

87 В настоящее время она живет в США (в Санта-Фе). При посещении Мурома 14 августа 2006 г. она позволила нам познакомиться с этой иконкой. См. также: Самарина У. С. О домашнем почитании св. прав. Иулиании Лазаревской // Милостивая. Праведная Иулиания… - С. 54-64.

88 Сухова О. А. Образ Юлиании Лазаревской… - С. 128-130. Ил. на цв. вклейке между с. 114-115.

89См.: Брун Т. А. К вопросу о возникновении сказания об Унженском кресте (Повести о Марфе и Марии) // Источниковедение литературы Древней Руси. - Л., 1980. - С. 216-226; она же. Муромская «Повесть о чудесах Виленского креста» // ТОДРЛ. - Л., 1979 - Т. 34. - С. 323-331; она же. О датировке «Повести о чудесах Виленского креста» // Герменевтика древнерусской литературы. Сб. 2: XVI-начало XVIII веков. - М.,1989. - С. 210-211; Руди Т. Р. Еще раз о датировке «Повести о чудесах Виленского креста» // ТОДРЛ. - СПб., 1999. - Т. 51. - С. 232-242; она же. Муромский цикл повестей… - С. 210; Пуцко В. Г., Сухова О. А. Виленский крест в «Повести» и мощевик Троицкого монастыря // Уваровские чтения-V. - Муром, 2003. - С. 135-141.

90 О нем см.: Сухова О. А. Группа серебряных вкладных вещей из собрания Муромского историко-художественного музея // Сборник Калужского художественного музея. – Калуга, 1993. - Вып. 1. - Ч. 1; она же. Древности Муромского Троицкого монастыря // Уваровские чтения-II. - М., 1994; она же. Чудотворные Сретенский и Виленский кресты в Муроме // Ставрографический сборник. Кн. 2. Крест в Православии. - М., 2003; она же. Иконопись Мурома XVII-начала XIX века // Сухова О. А. и др. Иконы Мурома; Перхавко В. Б. Купечество и культура русского города XVII в. // Столичные и периферийные города Руси и России в средние века и раннее Новое время (11-18 вв.). Проблемы культуры и культурного наследия. – М., 2003. - С. 181-191.