Структура и состояние поместных землевладений в Муромском уезде в первой трети XVII века

В. Е. Ершов (Муром)

СТРУКТУРА И СОСТОЯНИЕ ПОМЕСТНЫХ ЗЕМЛЕВЛАДЕНИЙ В МУРОМСКОМ УЕЗДЕ В ПЕРВОЙ ТРЕТИ XVII века

Формирование служивого сословия на Руси сопровождалось поместным кормлением представителей данной общественной группы. Еще в 1464 г. И. Г. Киселеву митрополитом была пожалована пустошь Пертовская в Муромском уезде с ограниченными правами по ее владению. Иван обязался «тое пустоши собе впрок не осваивати, ни отдати никому, ни продати, ни променяти, ни закабалити, ни по душам не дать, а после моево живота, ино те земли, Пертовские пустоши… опять по старине… митрополиту»1  . По сути дела, это была дача поместья служилому человеку. После его смерти пустошь была пожалована митрополитом его сыну Григорию с теми же обязательствами по отношению к земле. По мнению В. О. Ключевского, поместное кормление служилых людей и детей боярских на Руси в полном смысле этого слова началось с 1538 г.2   Позднее, в 1556 г., Собором было принято Уложение о службе и смотре войск. По нему при верстании служилого человека назначали поместный оклад, т. е. максимальный размер земли, на которую тот мог претендовать. После чего те люди обязаны были исполнять норму поземельной службы «со сто четей доброй угожей земли человек на коне и в полном доспехе»3  .

На примере Муромского уезда рассмотрим порядок дачи поместных земель, структуру и состояние поместий в первой трети XVII в. Основными источниками при исследовании поместных землевладений в этот период являются Писцовая книга Муромского уезда 1628-1631 гг., отказные, отдельные, прочие частные грамоты Поместного приказа по Муромскому уезду.

Первоначально фонд поместных земель формировался в основном из дворцовых земель, вотчин, конфискованных у столичных и местных феодалов, и вотчинных владений будущих помещиков. Фонд поместных земель в уезде сложился к концу XVI-началу XVII вв. Процедура дачи земель в поместья в этот период отличалась в зависимости от статуса даваемой земли и общественного положения будущего помещика. Дача в поместье из дворцовых земель происходила непосредственно по приказу Казанского дворца. Примером являлось выделение крупного поместья из Стародубской дворцовой волости боярину Михаилу Ивановичу Шеину в двадцатых годах XVII в. Правда, владел он им не долго, т. к. в 1634 г. был обвинен в поражении в русско-литовской войне и казнен с конфискацией всего имущества4  . Особенностью данной дачи было также высокое положение землевладельца. В остальных случаях существовал иной порядок выделения поместий. В основе его лежал принцип, по которому служилый человек сам должен был искать себе ничейное (выморочное или конфискованное) поместье и, только найдя, бить челом о его получении5  . В конце XVI-начале XVII вв. после челобитной человека из Поместного приказа на основании царского указа посылалась грамота в уезд местным властям. Руководствуясь документом, в конце XVI в. городовые приказчики,«взяв с собою понятых тутошних и окольничих попов и старост и крестьян»6   на месте выясняли принадлежность, состояние и размер земель и составляли отказную или отдельную грамоту. По этим грамотам, скрепленным подписями приказчика, попов, старост и крестьян, присутствующих при обследовании, земли передавались в поместье челобитчику7  . Начиная с 1610 г. по начало сороковых годов XVII в. отказом земель служилым людям города Мурома занимались губные старосты. Городовыми приказчиками в Муроме в конце XVI в. были Василий Борисов8  , Иван Обрашин и Федор Нагирин, в начале XVII в. - Иван Опраксин и Булат Репьев. Губными старостами в Муромском уезде с начала XVII в. выбирались Иван Мертвый, Дружина Осорьин, Лаврентий Аристов и Борис Ворыпаев. Только со второй половины сороковых годов XVII в. дача земель в уезде стала производиться по наказным памятям воевод9  . В отличие от Муромского уезда, в центральных районах, начиная с начала XVII в., воеводы были главными фигурами в уезде при отказах земель служилым людям. Иной порядок выделения поместий существовал для князей, московских дворян и иногородних помещиков. В этом случае по царской ввозной грамоте на отказ ездили назначенные подьячие и «добрые люди»10  .

В период, последующий после «смутных времен», в начале XVII в., на территории уезда произошло существенное перераспределение поместных земель. За это время всего лишьоколо трети всех поместных угодий уезда остались за старыми помещиками. Из вновь данных поместий 30 % перешло к новому помещику от его ближайших родственников: отцов, братьев, детей; менее 10 % были ранее прожиточными поместьями матерей, жен и сестер. Для сравнения: в Шелонской пятине Новгородского уезда в период с 1602 по 1627 гг. 32 % поместий перешли по прямой нисходящей линии, а несколько владений оказались у боковых родственников11  . Таким образом, можно говорить о высокой степени «наследования» поместных земель в Муромском уезде. Этому способствовала существовавшая тогда практика отказа освободившихся земель в первую очередь близким родственникам. Более 35 % новых поместий были даны из поместий, числящихся ранее за людьми, не состоявшими с новыми помещиками ни в каком родстве. В основном к этому времени эти земли были уже без хозяев, т. е. в порожних землях. Во многих случаях причинами тому была смерть прежних хозяев. В первой трети XVII в. в Муромском уезде было значительное количество таких порожних земель. Даже после раздач их в 1628-30 гг. в уезде оставалось в таких землях треть сельца, пол-деревни, 148 пустошей, в десяти пустошах по половине, 2/3 пустоши и в трех пустошах по трети12  . Отсутствовали они только в Стародубском стане, являвшемся ранее дворцовой волостью. Наибольшее количество таких земель было в Унженском стане. Как видим, в уезде на то время имелся еще немалый фонд свободных земель для дачи их в поместья. Нередко помещики пользовались правом обмена поместных земель. Так, 10 % новых поместных угодий их владельцы получили в результате мены земель. Продолжался перевод бывших вотчинных владений служилых людей им же в поместья. Около 10 % новых поместных наделов были получены в результате этих вотчинных дач и в качестве примерных земель. Под примерными подразумеваются самовольно прихваченные помещиками земли, прилегающие к его угодьям. В основном это были пустоши, жеребья пустошей и поселений. Они составляли менее 0,02 % всех поместных угодий уезда13   и отдавались новому помещику, если на момент прихвата были в порожних землях.

В 1630 г. в Муромском уезде было около трехсот поместных землевладений. Поместья десяти помещиков располагались в трех станах, пятидесяти девяти - в двух, остальные в одном стану. Такое территориальное расположение поместных наделов является наглядным примером «разнополосной» дачи земель землевладельцам в избежание образования у них крупных единых землевладений. В уезде располагались поместья одного боярина, одиннадцати стольников, семи приказных и административных служащих (стряпчих и дьяков), около сорока прожиточных поместий вдов и дев, семь поместий недорослей и неслужилых увечных помещиков, около тридцати поместий иногородних служилых людей. При этом около двух третей всего количества поместий уезда были за представителями служилого города Мурома. Распределялись они следующим образом: сорок поместий имели дворяне, двадцать жильцы, сто сорок дети боярские. В результате исследования выявляем, что в основном весь служилый город Муром наделялся поместными землями в своем уезде, лишь некоторые имели дополнительно земли в других уездах. Например, князь Василий Михайлович Болховской имел поместья в Муромском и Нижегородском уездах14  ; муромцы Илья и Роман Юматовы - в Муромском и Мещерском уездах15  ; муромец Савва Мертвой - в Муромском, Мещерском и Нижегородском уездах16  . Такое поместное кормление осуществлялось во исполнение царского указа о даче поместий служилым людям по месту их верстания17  . Иногородние помещики, т. е. верстанные по другим городам, имевшие землевладения в Муромском уезде, в основном являлись представителями муромских служилых родов, получившие в поместья земли, ранее принадлежавшие их родственникам. Среди них значились Ананьины, Борисовы, Лихоревы, Опраксины и Осорьины18  .

По родовой принадлежности помещиков самое большее количество землевладений имели Дурасовы и Опраксины. За представителями этих родов числилось по девять поместий. Борисовы и Крокозовы имели по восемь поместий, Кравковым и Лукиным было дано по семь, Ананьиным, Лупандиным и Языковым по шесть поместий. Плещеевы и Юматовы имели по пять поместных землевладений. Чирковы, Чертковы, Репьевы и Кольцовы имели по четыре поместья. В руках этих фамильных кланов было сосредоточено около 30 % всего поместного фонда уезда. Четвертая часть всех угодий этих родов была в прожиточных поместьях за вдовами и девами. Остальные поместья уезда распределились среди других фамилий следующим образом: двадцать землевладений были в руках представителей девяти родов, тридцать восемь в руках представителей девятнадцати родов. Остальными владели разные помещики из расчета по одному поместью на фамилию. Из сказанного делаем вывод, что в Муромском уезде на протяжении XVI-первой трети XVII вв. образовалось пятнадцать фамильных кланов, владевших значительной частью поместного фонда уезда. К старинным муромским родам из них принадлежали только Борисовы, Дурасовы, Опраксины, Кровковы и Чертковы. Княжеский род Болховских, Елизаровы, Копнины, Осорьины, Савины и Чаадаевы, служившие при дворе еще в середине XVI в., владели в уезде одним-двумя поместьями. Они служили с родовых вотчин. Во второй половине XVI в. в служилом городе Муроме появились новые люди, от которых пошли целые служилые семьи. Это Ананьины, Аристовы, Кольцовы, Крокозовы, Лихоревы, Репьевы и Чирковы.

Фонд поместных землевладений в 1628-1630 гг. в уезде равнялся 43 985 четвертям в трех полях пашни паханной, перелога и пашни, поросшей лесом, доброй, средней и худой земель. При переводе на современную систему землепользования получаем 66 000 га19  . Пашенные земли, перелоги и пашни, поросшие лесом, в поместьях уезда составляли приблизительно 42 % от всех пашенных угодий уезда. Только около 30 % от всего фонда поместных земель занимали паханные пашни20  . По качественному состоянию 6 % этих земель были худые, около 9 % - добрые, остальные писались средними землями. Разделение земель на добрые, средние и худые производилось при описях для определения сошного обложения вплоть до сороковых годов XVII в.21   Наибольшее количество поместной земли в уезде имел боярин М. Б. Шеин. В его поместье было 2364 четверти в трех полях пашни, перелога и пашни, поросшей лесом средней земли22  . За несколькими помещиками числились угодья размером около 500 четвертей. Остальные землевладения были значительно меньшими по размерам пашни и перелога в них. Если поделить размер всего поместного фонда на количество поместных землевладений в уезде, то получим, что средний размер пашни, перелога и пашни, поросшей лесом, в поместье в уезде в 1630 г. был равен приблизительно 140 четвертям в трех полях. Особый интерес вызывает, естественно, обеспечение землей муромских служилых людей и детей боярских. При исследовании отказных и отдельных грамот первой половины XVII в. выясняется, что землевладения двадцати четырех муромцев и жильцов в двадцатых годах XVII в. в среднем равнялись 150 четвертям на человека. В тридцатых годах того же века средний размер землевладений сорока муромцев и жильцов равнялся уже 170 четвертям23  . Как видим, средний размер всех поместий уезда меньше, чем средний размер поместий муромских служилых людей и детей боярских. Это объясняется тем, что в сумме всех поместий значились прожиточные поместья вдов и дев, а также поместья иногородних людей, которые в основном были небольшими по размерам пашни, менее, чем 100 четвертей на поместье. Для сравнения: средний размер поместных владений московского дворянства составлял в 1630-х годах 494 четверти24  . При этом некоторые помещики в Муромском уезде имели очень малые земельные наделы. Например, в поместье муромца Василия Плотцова было только 12 четвертей пашни25  . В поместьях других людей земель было значительно больше среднего по уезду. Так, за муромцем Афанасием Лукиным числилось 242 четверти26  . Размеры поместных земель во многом зависели от размеров поместных окладов, назначенных служилым людям при верстании. В 1630-х годах средний размер поместного оклада тех же самых сорока муромцев и жильцов равнялся 370 четвертям. Более высокие оклады - от 600 до 800 четвертей - были у дворян. Средний размер пометных наделов исследованных десяти дворян в 1630-х годах равнялся 320 четвертям27  . Из сказанного выше делаем вывод, что средняя наполняемость окладов по уезду составляла менее 50 %. Недодача земель в оклады сказывалась на служилых людях, которые, как уже упоминалось, обязаны были исполнять норму поземельной службы. При этом в расчет брался оклад, а не реальный размер земель человека. Были случаи, когда из-за бедности дети боярские не могли выйти на службу28  . При такой недодаче земель оставался значительный резерв для прироста пашенных земель в поместьях. Так, в порожних землях в уезде было пашни, перелога и поросло лесом 5682 четвертей в трех полях - естественно, в основном худые земли, что составляло приблизительно 11 % от всего поместного фонда уезда29  . Причина невостребованности земель была в недостатке крестьян и бобылей для их возделывания. А держать земли не обработанными и платить с них сошное обложение было невыгодно помещикам.

Всего в поместьях в уезде в 1628-1630 гг. было пятнадцать сел, пол-села, тридцать девять селец, в двух сельцах по две трети, сто двадцать девять деревень, в трех деревнях по половине, две трети деревни, треть деревни, что составляло 36 % всех поселений уезда30  . По количеству поселений самым крупным было поместье боярина М. И. Шеина. В нем находились двадцать две деревни и четыре починка31  . Средними, численностью от пяти до семи поселений с пустошами, были поместья князя Василия Михайловича Болховского, дьяков Михаила Алфимова, Ивана Грязева, дворян Ивана Киселева, Владимира Чиркова и Афанасия Дурасова. Остальные поместья по количеству в них поселений можно распределить следующим образом: двести поместий состояли из части поселения с пустошами, сорок - из одного поселения с пустошами, в двадцати поместьях находилось от двух до пяти поселений с пустошами, тридцать два поместья состояли из одних пустошей. Как видим, в уезде преобладали мелкие поместья, состоявшие из части, в лучшем случае - одного поселения с пустошами. Всего в поместьях была 631 пустошь32  , которые составляли 52 % всех пустошей уезда. Две трети из них образовались в начале XVII в. Обращает на себя внимание значительное число пустых дворов в поселениях - 32433  . Они составляли в 1630 г. 26 % от количества всех податных дворов уезда (крестьянских и бобыльских). Для сравнения: во всех родовых и купленных вотчинах уезда было 233 пустых двора, что составляло 17 % от всех податных дворов, находившихся в этих вотчинах34  . Этот сход податных людей со своих дворов продолжался вплоть до двадцатых годов XVII в. Основной причиной опустения поселений был уход со дворов жителей, которым после опустошения голодом и мором начала XVII в., наборов «даточных» людей в царское войско и «разорения от литовских людей» было непосильно исполнять сошное обложение35  . Как видим, наличие угодий не определяло показателя благосостояния помещика, т. к. большее количество земель было пустым или малонаселенным.

В поместных поселениях Муромского уезда в 1630 г. стояли 151 двор помещиков, 71 двор приказчиков, 85 дворов людских, 746 крестьянских и 500 бобыльских36  , что составляло 27 % всех людских дворов, 24% всех крестьянских дворов и 32 % всех бобыльских дворов уезда, находящихся в вотчинах и поместьях. В среднем на каждое поселение в поместьях выходит по четыре крестьянских и три бобыльских двора37  . В целом же по уезду крестьянских дворов было больше, чем бобыльских. Для сравнения: по переписной книге 1626-28 гг. по Шелонской пятине в среднем на поместье приходилось 2,5 крестьянских и 1,8 бобыльских дворов38  , т. е. в Муромском уезде поместные поселения были более заселены, чем такие же поселения на Новгородской земле.

Самым большим по количеству дворов было поместье боярина М. И. Шеина. В нем насчитывалось двести дворов39  . На поместной земле князя Ивана Алексеевича Воротынского стояло шестьдесят три двора40  . Остальные поместья по количеству дворов в них можно распределить следующим образом. В ста восьмидесяти поместьях значилось от одного до пяти дворов, в сорока - от шести до десяти, в двадцати восьми - от одиннадцати до двадцати, в семи - от двадцати одного до тридцати, в четырех - от тридцати одного до сорока. Около тридцати поместий совсем не имели дворов. Налицо факт, что в уезде на то время преобладали поместья с количеством дворов в них от одного до десяти, которые составляли более двух третей всех поместных владений.

В 1630 г. в уезде за помещиками числилось 2137 крестьян и 1012 бобылей41  . В Ливенском же уезде в 1615 г. «за помещиками» числилось всего 299 крестьян и бобылей, в Белгородском и Воронежском уездах и того меньше - 34 крестьянина и 201 бобыль42  . Напрашивается вывод, что по сравнению с южными и юго-западными районами в Муромском уезде была более развита система поместного кормления и, соответственно, служилое сословие. Заселенность дворов в уезде в вотчинах и поместьях была одинаковой. В среднем в поместье на каждом крестьянском дворе проживало 2,7 человека, на каждом бобыльском - два43  . В вотчине в среднем на крестьянском дворе проживало 2,6 человека, на бобыльском дворе - 1,944  . Произведя несложные подсчеты, получаем, что в Муромском уезде в поместье в среднем числилось 10,8 крестьянина и 6 бобылей. По переписной книге 1626-28 гг. по Шелонской пятине четырнадцать помещиков с окладом не выше трехсот четей имели в среднем по семь крестьян и бобылей на поместье, двадцать два владельца с окладом от 350 до 600 четей имели по пять человек зависимого люда. В группе крупных землевладельцев с окладом свыше 600 четей - по девять человек на поместье45  . Как видим, по сравнению с Новгородским уездом поместья в Муромском крае были более заселены. Средний размер паханной пашни на одного податного человека (крестьянина или бобыля) в уезде в 1628-30 гг. составлял 2,5 четверти в трех полях, т. е примерно 3,8 га. Это довольно большой объем пашни для обработки его крестьянином или бобылем, даже учитывая то, что ему помогали братья, соседи и недоросли.

В заключении отметим, что к началу XVII в. в уезде уже был сформирован фонд поместного землевладения. Он составлял почти половину всех земель уезда, находящихся в пашне и перелоге. Значительный урон ему был нанесен ему в конце XVI-начале XVII вв., когда более половины поселений в поместьях опустели, шестая часть дворов в оставшихся поселениях оказались пустыми. Поместные землевладения находились в крайне слабом экономическом состоянии. В первой трети XVII в. произошло значительное перераспределение ничейных поместных земель при непосредственном участии местного органа самоуправления - губной избы. Благодаря соблюдению принцип отказа таких земель в первую очередь родственникам бывшего помещика, значительная часть поместий оказалась в руках муромского служивого города, основу которому составляли выходцы из нескольких родов, как старых, так и осевших на Муромской земле позднее, в XVI в. В основном в уезде были мелкие поместья, состоявшие из части, в лучшем случае - одного поселения с пустошами. Размер пашенных угодий составлял в среднем полторы сотни четвертей в трех полях на одно поместье. При этом в уезде оставался значительный резерв для прироста пашенных земель в поместьях, составлявший приблизительно десятую часть от всего поместного фонда уезда. Наличие угодий не определяло показателя благосостояния помещика, т. к. большее количество земель было пустым или малонаселенным. Из-за того, что в среднем в поместье проживало не более семнадцати человек податочного населения, более трети всей пашни оказалась поросшей лесом, такое же количество пашни было переведено в перелог. Поместное кормление в Муромском уезде было более развитым, чем в южных, юго-западных и северо-западных регионах Руси, но уступало Московскому уезду.

1   Акты феодального землевладения и хозяйства XIV-XVI веков. - М., 1951. - Ч. 1. - С. 201.

2   Абрамович Г. В. Князья Шуйские и Российский трон. - Л., 1991. - С. 192.

3   Ключевский В. О. Сочинения. - М., 1959. - Т. 6. - С. 400.

4   Антонов А. И. Воевода Шеин. - М., 2005. - С. 5.

5   Ключевский В. О. Курс русской истории. - М., 1957. - Т. 3. - Ч. 3. - С. 217.

6   РГАДА. - Ф. 1209. - Оп. 2. - Д. 11845. - Л. 42.

7   Там же. - Л. 49.

8   Там же. - Ф. 210. - Оп. 2. - Стп. 3. - Л. 1-29, 31-41, 43-59.

9   Там же. - Ф. 1209. - Оп. 2. - Д. 11845. - Л. 1910.

10   Там же. - Л. 1196.

11   Там же. - Оп. 1. - Д. 16964. - Л. 325.

12   Там же. - Д. 1632. - Л. 1-901.

13   Там же. - Л. 900-901.

14   Там же. - Оп. 2. - Д. 11845. - Л. 48.

15   Там же. - Л. 174.

16   Там же. - Л. 284.

17   Седашев В. Н. Очерки и материалы по истории землевладения Московской Руси в XVII веке. - М., 1912. - С. 108.

18   РГАДА. - Ф. 1209. - Оп. 1. - Д. 1632. - Л. 419, 627, 1231.

19   Там же. - Л. 894-901.

20   Там же. - Л. 899-901.

21   Сташевский Е. Д. Землевладение московского дворянства в первой половине XVII века. -М., 1911. - С. 29.

22   РГАДА. - Ф. 1209. - Оп. 1. - Д. 1632. - Л. 112.

23   Там же. - Оп. 2. - Д. 11845. - Л. 1900.

24   Сташевский Е. Д. Указ. соч. - С. 20.

25   РГАДА. - Ф. 1209. - Оп. 1. - Д. 1632. - Л. 579.

26   Там же. - Л. 314-317.

27   Там же. - Оп. 2. - Д. 11845. - Л. 1-1800.

28   Десятня по г. Мурому 1604 г. // Там же. - Ф. 210. - Оп. 9. - Л. 42-44об.

29   РГАДА. - Ф. 1209. - Оп. 1. - Д. 1632. - Л. 899-901.

30   Там же. - Л. 893-895.

31   Там же. - Л. 111.

32   Там же. - Л. 896.

33   Там же. - Л. 898.

34   Там же. - Л. 907-908.

35   Там же. - Д. 498. - Л. 327.

36   Там же. - Д. 1632. - Л. 895.

37   Там же. - Л. 895.

38   Воробьев В. М., Дегтярева А. Я. Русское феодальное землевладение от «смутного времени» до кануна Петровских реформ. - Л., 1986. - С. 46.

39   РГАДА. - Ф. 1209. - Оп.1. - Д. 1632. - Л. 113.

40   Там же. - Л. 234.

41   Там же. - Л. 895.

42   Там же. - Д. 232. - Л. 75, 342.

43   Там же. - Д. 1632. - Л. 896.

44   Там же. - Л. 902.

45   Воробьев В. М., Дегтярева А. Я. Указ. соч. - С. 43.