Развитие фамилистической проблематики в античный период

Н. Ю. Ташлыкова (Москва)

РАЗВИТИЕ ФАМИЛИСТИЧЕСКОЙ ПРОБЛЕМАТИКИ В АНТИЧНЫЙ ПЕРИОД

Античный мир выводит существование семьи на уровень, связанный с размежеванием частной и публичной жизни, с углублением индивидуально-личностных интимных аспектов семейных отношений. Античная семья в социальном плане еще ориентирована на традиционный родовой быт, на древние патриархальные образцы жизни, но, с другой стороны, она образует уже отдельный от родовых, общественных, государственных структур частный мир человека. То есть в обществе было институционально закреплено право человека на личную жизнь, право на сохранение в тайне некоторых сторон своей жизни, право на некое место, где человек находился бы в своем собственном микросоциуме. Античная мысль дала новый толчок исследованиям социальной сферы. Такие работы Платона, как «Государство» или «Законы», а также «Политика» Аристотеля положили начало изучению отдельных общественных институтов, в частности, государства, семьи, права.

К определению природы и сущности семьи мыслители прошлого подходили по-разному.

Вопрос о том, следует или не следует жениться, долгое время оставался одним из предметов дискуссий и рассуждений о правильном образе жизни. Преимущества и недостатки брака: выгоды, проистекающие от наличия законной супруги, благодаря чему появляется возможность обзавестись достойным потомством, и, в то же время, заботы и хлопоты, связанные с необходимостью содержать жену, воспитывать детей, удовлетворять их потребности – эти темы всегда были источником споров.

В античности страсть любви сакрализовывалась. За ней виделись действия божественных желаний и сил - Афродиты и Эрота. Такая любовь-страсть не укладывалась в обычную ролевую структуру отношений в семье и браке, она разрушала брак. Поэтому в Греции и Риме процветали адюльтер, институт гетер, проституция.

Платон, живший в 427-347 гг. до н. э., перенес рассуждение о любви с мифологического на философский уровень. Любовь - всеобщий принцип, проявляющийся в стремлении к благу и счастью. Платон создал учение об иерархии видов любви. На низшей ступени - получение физического удовольствия, затем любовь к конкретным образцам физической красоты, любовь к красоте в целом и, наконец, агапэ, а также любовь к мудрости, которая, как и религиозные переживания, позволяет познать абсолютную истину. В диалоге «Пир», оценивая семью как «благо», Платон называл ее андрогином, в котором собирались в единое целое две разобщенные ранее части - мужская и женская, и только в этом случае они могли обрести прежнюю силу, ибо «каждый из нас, - по Платону - это лишь половина человека, рассеченного на две части», и поэтому каждый ищет всегда соответствующую ему половину, «одержимый стремлением слиться и сплавиться с возлюбленным в единое существо»1.

Обычную любовь между мужчиной и женщиной философ ограничивает деторождением; это оказалось весьма ценным для христианской церкви в следующей культуре - средневековой.

Платон предлагал уничтожение частной собственности, общность жен и детей, государственную регулируемость браков, общественное воспитание детей, которые не должны знать своих родителей. Важным для Платона был вопрос об исследовании индивидуальных склонностей и способностей детей, особенно с точки зрения их будущего социального статуса. Требования к профессиональной идентификации, так же как и к формированию мышления и регуляции поведения, лежали в основе теории коллективного воспитания Платона, изложенной в диалоге «Государство».

Платон, решая вопрос о том, какие именно браки для государства наиболее целесообразны и полезны, берет за образец заботливого хозяина псарни, стремящегося максимально улучшить потомство своих собак. «Из того, что мы сказали, вытекает, - утверждает Платон, - что лучшие мужчины должны большей частью соединяться с лучшими женщинами, а худшие, напротив, с самыми худшими и что потомство лучших мужчин и лучших женщин следует воспитывать, а потомство худших - нет, раз наше стадо должно быть самым отборным»2.

Благородное происхождение, по Платону, важно, поскольку добродетели научить сложно. Об этом он спорит с Сократом: «Если только существует это единое и если это не плотницкое, не кузнечное и не гончарное ремесло, но справедливость, рассудительность и благочестие - одним словом, то, что я называю человеческой добродетелью, и если это есть то, чему все должны быть причастны, и всякий человек, что бы он ни желал изучить или сделать, должен все делать лишь в соответствии с этим единым, а не вопреки ему, и того, кто к нему непричастен, надо учить и наказывать - будь то ребенок, мужчина или женщина, - пока тот, кого наказывают, не исправится, и если, наконец, он, несмотря на наказания и поучения, не слушается и его надо как неизлечимого изгонять из городов или убивать, - если так обстоит дело по самой природе, а между тем хорошие люди учат своих сыновей всему, только не этому, суди сам, как чудно все получается у хороших людей!.. Пока родители живы, они с малолетства учат и вразумляют своих детей и делают это до самой своей смерти. Чуть только ребенок начинает понимать слова, и кормилица, и мать, и наставник, и отец бьются над тем, чтобы он стал как можно лучше, уча его и показывая ему при всяком деле и слове, что справедливо, а что несправедливо, что прекрасно, а что гадко, что благочестиво, а что нечестиво, что можно делать, а чего нельзя. И хорошо, если ребенок добровольно слушается; если же нет, то его, словно кривое, согнувшееся деревцо, выпрямляют угрозами и побоями. А потом, когда посылают детей к учителям, велят учителю гораздо больше заботиться о благонравии детей, чем о грамоте в игре на кифаре. Учителя об этом и заботятся; когда дети усвоили буквы и могут понимать написанное, как до той поры понимали с голоса, они ставят перед ними творения хороших поэтов, чтобы те их читали, и заставляют детей заучивать их - а там много наставлений и поучительных рассказов, содержащих похвалы и прославления древних доблестных мужей, - и ребенок, соревнуясь, подражает этим мужам и стремится на них походить. Так поступают особенно те, у кого больше возможностей, а больше возможностей у тех, кто богаче. Их сыновья, начав ходить к учителям с самого раннего возраста, позже всех перестают учиться. После того, как они перестают ходить к учителям, государство в свою очередь заставляет их изучать законы и жить сообразно с предписаниями этих законов, чтобы не действовать произвольно и наудачу. Подобно тому, как учители грамоты сперва намечают грифелем буквы и лишь тогда дают писчую дощечку детям, еще не искусным в письме, заставляя их обводить эти буквы, точно так же и государство, начертав законы - изобретение славных древних законодателей, - сообразно им заставляет и повелевать, и повиноваться. А преступающего законы государство наказывает, и название этому наказанию и у вас, и во многих других местах - исправление, потому что возмездие исправляет. И при таком-то и частном, и общественном попечении о добродетели ты все же удивляешься, Сократ, и недоумеваешь, можно ли ей обучить! Не этому надо удивляться, а скорее уж тому, если бы оказалось, что ей нельзя обучить. Ты избалован, Сократ, потому что здесь все учат добродетели кто во что горазд, и ты никем не доволен»3.

Заботу о воспитании детей должно взять на себя государство, а не отдельная семья. По этому вопросу он пишет: «Все рождающееся потомство сразу же поступает в распоряжение особо для этого поставленных должностных лиц, все равно мужчин или женщин или и тех и других, - ведь занятие должностей одинаково и для женщин, и для мужчин. Взяв младенцев, родившихся от хороших родителей, эти лица отнесут их в ясли к кормилицам, живущим отдельно в какой-нибудь части города. А младенцев, родившихся от худших родителей или от родителей, обладающих телесными недостатками, они укроют, как положено, в недоступном, тайном месте. Они позаботятся и о питании младенцев: матерей, чьи груди набухли молоком, они приведут в ясли, но всеми способами постараются сделать так, чтобы ни одна из них не могла опознать своего ребенка. Если материнского молока не хватит, они привлекут других женщин, у кого есть молоко, и позаботятся, чтобы те кормили грудью положенное время, а ночные бдения и прочие тягостные обязанности будут делом кормилиц и нянек»4.

Семейные отношения, по мнению Платона, более совершенны для воспитания, чем общественные, и их можно утвердить в обществе: «Но всякий будет называть своими сыновьями и дочерями мальчиков и девочек, родившихся на десятый или седьмой месяц от дня его вступления в брак, а те будут называть его своим отцом; их потомство он будет называть детьми своих детей, а они соответственно будут называть стариков дедами и бабками, а всех родившихся за то время, когда их матери и отцы производили потомство, они будут называть своими сестрами и братьями, и потому, как мы только что и говорили, им не дозволено касаться друг друга. Из числа же братьев и сестер закон разрешит сожительствовать тем, кому это выпадет при жеребьевке и будет дополнительно утверждено Пифией»5.

Патриархальную семью Платон считал неизменной, исходной общественной ячейкой: государства возникают в результате объединения семей. Однако Платон не был последователен во взглядах на семью. В проектах «Идеального государства» в целях достижения сплоченности общества он предлагал введение общности жен, детей и имущества. Эта идея была не нова. Древнегреческий историк Геродот в своей знаменитой «Истории» отмечает, что общность женщин была отличительной чертой у ряда племен. Такие сведения встречаются на протяжении всей античной эпохи. С точки зрения Платона воин, не имеющий собственности и семьи, с большей готовностью отдаст жизнь за отечество, чем воин, обремененный земными заботами и вынужденный думать о судьбе своих детей и жены после собственной смерти. Что же касается брачных связей, то в этом сословии все, даже самые возвышенные, отношения людей подчинены бездушной, лишенной каких-либо человеческих чувств рациональной целесообразности.

Однако в античности были мыслители, несогласные с Платоном. В диалоге «Об Эроте» Плутарх (ок. 45 - ок. 127) явно полемизирует с «Пиром» Платона. Плутарх формулирует новый идеал платонической супружеской любви. В некотором роде такой идеал был античным вариантом романтичной супружеской любви.

Демокрит, живший в 460-370 гг. до н. э., считал, что все зло и несчастья происходят с человеком из-за отсутствия необходимого знания. Отсюда он делал вывод, что устранение проблем лежит в приобретении знаний. Оптимистическая философия Демокрита не допускала абсолютности зла, выводя мудрость средством достижения счастья, он признавал способности от природы, считал музыку и гимнастику средствами воспитания добродетели. Текстов самого Демокрита не сохранилось. Стобей записал следующие высказывания Демокрита: «Иногда молодым присущ разум, а старцам - безрассудство, ибо разуму учит не время, а надлежащее воспитание и природа; обучение вырабатывает доброе ценой трудов, а постыдное пожинается без трудов непроизвольно; больше людей становятся хорошими благодаря упражнению, чем от природы; многие, которых не учили разуму, живут разумно, а прекрасное узнают и стремятся к нему только люди, созданные для него; без привычки к труду дети не обучатся ни письму, ни музыке, ни гимнастике, ни, наконец, тому, что в наибольшей степени составляет добродетель - способности стыдиться: ибо в этих занятиях обычно к человеку приходит стыдливость, постоянное общение с дурными увеличивает наклонность к пороку»6.

Демокрит также касался потребности людей иметь потомство: «Кажется, что иметь детей - одна из естественных потребностей человека, как по природе, так и в силу некоего древнего установления. Это же можно наблюдать и у животных. В самом деле, все животные производят потомство в соответствии с природой, а не ради какой-либо выгоды. Каждое животное, как только у него родятся детеныши, хлопочет и кормит их, не жалея сил. Пока они малы, родители очень беспокоятся о них и страдают, если с ними случится какое-нибудь несчастье. Такова природа всех одушевленных существ; но у человека издавна установился еще и обычай, чтобы и дети доставляли родителям что-либо хорошее»7.

К вопросам семьи и брака Демокрит подходит критически: «Не следует, по-моему, растить детей. Ибо я вижу, что с этим сопряжены многие и большие опасности и огорчения, благ же - мало, да и те слабы и незначительны. Воспитание детей - ненадежное дело: ибо удача достигается ценой борьбы и забот, в случае же неудачи страдание ни с чем не сравнимо. Если у человека есть желание иметь ребенка, то, по-моему, лучше всего взять его у кого-либо из своих друзей. Поскольку он сможет выбрать по своему желанию, ребенок будет таким, какого он хочет. Тот, кто покажется подходящим, подойдет всего лучше и по природным качествам. Усыновление ребенка имеет то преимущество, что при этом можно выбрать себе по сердцу из многих такого, какой нужен. Если же родить своего ребенка, то это связано с большими опасностями. Ведь в этом случае придется довольствоваться таким, какой родится»8.

Аристотель, критикуя проекты «идеального государства», развивает идею Платона о патриархальной семье как исходной и основной ячейке общества: каждое государство слагается из отдельных семей, всякая семья составляет часть государства, семья есть «первичное общение». При этом семьи образуют селения, а соединение селений – государство.

Аристотель подчеркивал роль семьи в государстве, роль отца и матери в рождении и воспитании будущих граждан, обосновывал главенствующую роль отца в семье. В «Политике» он пишет: «Итак, из указанных двух форм общения получается первый вид общения - семья. Так как всякая семья составляет часть государства, а все указанные выше люди являются частями семьи и так как добродетели отдельных частей должны соответствовать добродетелям целого, то необходимо и воспитание детей и женщин поставить в соответствующее отношение к государственному строю; и если это не безразлично для государства, стремящегося к достойному устроению, то надо иметь также достойных детей и достойных женщин. И с этим необходимо считаться, потому что женщины составляют половину всего свободного населения, а из детей потом вырастают участники политической жизни. Власть мужа над женой можно сравнить с властью политического деятеля, власть отца над детьми - с властью царя. Ведь мужчина по своей природе, исключая лишь те или иные ненормальные отклонения, более призван к руководительству, чем женщина, а человек старший и зрелый может лучше руководить, чем человек молодой и незрелый»9.

В другой своей работе «Никомахова этика» Аристотель касается взаимоотношений между родственниками, сравнивает родственные отношения с дружественными и половой любовью: «Что касается дружбы родственников, то и она, по-видимому, имеет много разновидностей, но любая обусловлена отеческой, ибо, с одной стороны, родители любят детей как часть самих себя, а, с другой — дети любят родителей, будучи частью от них. Знание родителей, что дети от них, глубже, чем знание рожденных, что они от родителей, и „тот от кого” сильнее привязан к своему порождению, чем рожденный к своему создателю... Итак, если родители к детям питают дружбу как к самим себе (ведь отделенные от них их порождения - это как бы другие они сами), то дети питают дружбу к родителям как их естественные порождения, а братья любят друг друга оттого, что они по природе от одних и тех же родителей, так как одинаковость с точки зрения [происхождения] создает одинаковость в их отношениях друг с другом; отсюда и выражения: „одна кровь” и „ [один] корень” и тому подобные. Братья, таким образом, представляют собою одно, даже будучи раздельными [существами]. Для их дружбы также много значит совместное воспитание и близость по возрасту, ибо „сверстник к сверстнику” и при близком знакомстве бывают товарищами, именно поэтому дружба братьев подобна дружбе товарищей.

Дружественность детей к родителям и людей к богам существует как дружественность к благу и превосходству. В самом деле, родителям дети обязаны величайшими благодеяниями, так как в родителях причина самого их существования и воспитания, а затем и образования. Такая дружба заключает в себе настолько больше и удовольствия, и пользы, нежели дружба с чужими, насколько в жизни родных больше общего. В братской дружбе присутствует именно то, что в товарищеской, причем между добрыми братьями и вообще в дружбе похожих этого больше в той мере, в какой [братья] ближе [товарищей] и возможность любить друг друга имеют с рождения, и в той мере, в какой более схожи нравами происходящие от одних родителей и получившие одинаковое воспитание и образование; да и проверка временем у них самая длительная и самая надежная. У остальных родственников проявления дружбы также соответствуют [степени родства].

Мужу и жене дружба, по-видимому, дана от природы, ибо от природы человек склонен образовывать, скорее, пары, а не государства — настолько же, насколько семья первичнее и необходимее государства, а рождение детей — более общее [назначение] живых существ [в сравнении с назначением человека]. Но если у других [животных] взаимоотношения [и сообщество] существуют лишь постольку, поскольку [они вместе рождают детей], то люди живут вместе не только ради рождения детей, но и ради других [надобностей] жизни... Этим объясняется, видимо, то, что в данной дружбе присутствует как польза, так и удовольствие. Она будет и [дружбой] по добродетели, если и муж, и жена — добрые люди, ведь тогда у каждого из них [своя] добродетель и оба будут такому радоваться. А дети, как считается, тесно связывают [супругов], потому-то бездетные скорее разводятся: дети — это общее обоим благо, а общее [благо] объединяет»10.

Обращения к теме семьи и воспитания продолжались и в период эллинизма. Эпикурейцы и киники были принципиальными противниками брака. Стоики же, похоже, напротив, сразу стали его приверженцами. Во всяком случае, тезис о том, что жениться следует, получил в стоицизме самое широкое распространение и вошел в число характерных признаков его индивидуальной и социальной морали. Долженствование брака для стоиков – это прямое следствие принципа, согласно которому к женитьбе человека принуждает импульс, естественный, разумный и единый для всех. Но брак также входит в качестве составного элемента в совокупность задач и обязательств, от исполнения которых человек не вправе уклоняться с того момента, как признает себя членом общества и частью рода людского. Супружеский долг – одна из тех обязанностей, благодаря которым частное существование приобретает всеобщее значение.

Луций Анней Сенека, живший в I в. н. э., в работе «О благодеяниях» много пишет о взаимоотношениях отцов и детей: «Может ли быть что-нибудь больше того, что родители доставляют детям? Однако и их дары оказываются бесполезными, если ограничиваются только детством, если не будут поддерживаться долговременной заботливостью родителей. Этим же условием связаны и остальные благодеяния: если не будешь прилагать к ним ухода, то потеряешь их. Недостаточно оказать их, надо за ними ухаживать» 11.

Сенека обосновывает ведущую роль отца в формировании добродетелей детей: «Что может быть прекраснее юноши, который имеет возможность сказать себе (ибо нельзя этого говорить другому): „Я превзошел отца своего в благодеяниях”? Что может быть счастливее того старца, который всем и всюду станет хвалиться, что он побежден своим сыном в благодеяниях? Ибо, что может быть приятнее, как уступать самому себе?»12.

Философ Эпиктет в своем труде «В чем наше благо» делает очень ценные замечания по поводу того, что нужно не просто учить детей что-то делать, но и знать, когда и где это нужно делать.

Философ Марк Аврелий в 70-е гг. н. э. в своих «Размышлениях» благодарит богов и своих предков за то, что он счастлив и имеет прекрасную семью: «Деду Веру я обязан сердечностью и незлобивостью. Славе родителя и оставленной им по себе памяти - скромностью и мужественностью. Матери - благочестием, щедростью и воздержанием не только от дурных дел, но и от дурных помыслов. А также и простым образом жизни, далеким от всякого роскошества. Прадеду - тем, что не посещал публичных школ, пользовался услугами прекрасных учителей на дому и понял, что на это не следует щадить средств. Богам - тем, что у меня хорошие деды, хорошие родители, хорошая сестра, хорошие учителя, хорошие домочадцы, родственники, друзья, почти все окружающие, и тем, что мне не пришлось обидеть никого из них, хотя у меня такой характер, при котором я при случае и мог сделать что-нибудь подобное; но по милости богов не было такого стечения обстоятельств, которое должно было бы меня обличить. Им же я обязан и тем, что недолго воспитывался у наложницы деда и что сохранил в чистоте свою юность, не возмужал раньше времени, а даже запоздал в этом отношении. Богов я должен благодарить и за то, что моим руководителем был государь и отец, который хотел искоренить во мне всякое тщеславие и внедрить мысль, что и живя при дворе можно обходиться без телохранителей, без пышных одежд, без факелов, статуй и тому подобной помпы, но вести жизнь весьма близкую к жизни частного человека, не относясь поэтому уже с пренебрежением и легкомыслием к обязанностям правителя, касающимся общественных дел. Их же я должен благодарить, далее, за то, что у меня был брат, который своим характером мог подвигнуть меня на заботу о самом себе и который в то же время доставлял мне радость своим уважением и любовью ко мне; за то, что мои дети не были обижены ни в умственном, ни в физическом отношении, и за то, что я не сделал больших успехов ни в риторике, ни в поэтике, ни в других занятиях, которым, быть может, я бы посвятил себя, если бы знал за собой большую успешность»13.

В концепции стоиков не было мыслей о пассивности, беспомощности людей, она была преисполнена веры в человека, в могущество его разума. Сенека писал о том, что деятельный человек не станет отчаиваться, если у него что-либо не получается. С ранних лет детям внушали, что они могут абсолютно все понять и преодолеть. Марк Аврелий в своем наставлении юношам писал, что каждый ребенок должен был понять, что, несмотря на внешние ограничения (бедность, болезнь, рабство и т. п.), в нравственном и интеллектуальном плане он ничем не отличается от более удачливых сверстников и потому законы и требования одинаковы.

В работах мыслителей античного периода впервые были сформулированы многие проблемы семьи и воспитания детей, прежде всего вопросы, связанные с развитием интеллекта, творческой деятельности, а также с изучением роли индивидуальных качеств и способностей в становлении поведения, формировании активной социально адаптированной личности ребенка.

Заслуга античности и в том, что именно в этот период появились первые классификации любви. Они различали четыре вида любви: эрос, филиа, агапэ, сторгэ. Эрос - это восторженная влюбленность, телесная и духовная страсть, бурная тяга к обладанию любимым человеком. Филиа - любовь-дружба - более духовное и более спокойное чувство. Агапэ - альтруистическая, духовная любовь. Она полна жертвенности и самоотречения, построена на снисхождении и прощении. Это любовь не ради себя, как эрос, а ради другого. Сторгэ - любовь-нежность, семейная любовь, полная мягкого внимания к любимому.

В античной традиции брак и любовь противопоставляются уже в греческой мифологии. Брачные отношения являются здесь производными. Они появляются по мере эволюции космоса из Хаоса, в то время как Эрос был богом непроизводным. Любовь – природная данность, брак – социальный институт. Античных философов мало интересовал вопрос, что такое любовь. В любви не видели тайны, она просто есть, как космос, боги, люди, растения, животные и многое другое, что существует в этом мире. Свои представления о любви философы античности обычно выражали при помощи мифологических образов. Можно сказать, что античный эрос не был связан со сферой семьи. Возможность семейного союза, основанного на любви, лишь косвенно допускается в эпоху поздней античности.

Реальные традиции в брачной сфере, описанные Гомером, с очевидностью подтверждают, что любовь между супругами не рассматривается им как нечто важное для создания семьи. Решение о выдаче замуж и женитьбе принималось отцом. Оно обычно согласовывалось с желанием дочери или сына, но могло происходить и без него. Очень часто Гомер сообщает о том, что невеста становилась даром лучшему из женихов за победу в состязаниях. Именно доблесть является общественно значимым условием вступления в брак.

В основе супружеских отношений лежит не любовь, а добродетель. Любовь находится вне сферы гражданского общества и вне семьи. Добродетель – категория общественная, т. к. знать, что есть зло и что добро, можно только сообразуясь с традицией. Знать ее и следовать ей могут только взрослые и разумные члены общества. Например, Одиссей и Пенелопа имеют поэтому эпитет разумный(ая). Недаром Аристотель рассматривал семью как основу всего полисного строя, который, в его представлении, основывался на добродетели, справедливости и законе. Разумные муж и жена должны поступать так, чтобы и сохранять свое имущество возможно в лучшем состоянии. Именно хозяйство и дети – цель семьи, ее благоденствие. Поэтому и супруг, и супруга, каждый со своей стороны, должны заботиться о процветании дома и воспитании детей. Сфера деятельности каждого из них строго разграничена, с одной стороны, в силу божественного предначертания, с другой, – в силу обычая. Бог назначил мужчине труды вне дома, а женщине домашние заботы и, согласно обычаю, женщине приличнее сидеть дома, а мужчине заботиться о внешних делах. Все, что делает жена дома, лишь часть общего порядка, часть забот об общем хозяйстве, ведь хозяйство мужа и жены общее, и они должны быть товарищами в его реализации. Только экономическая самостоятельность и наследники делают семью полноценным элементом гражданского устройства полиса. И эта сфера полностью регулируется обычаем, т. е. общественной добродетелью.

Античность демонстрирует нам и подъемы, и спады семейной жизни. Римская культура в свой ранний период показывает достаточно строгий образец патриархальной моногамной семьи, достаточно высокое положение женщины в семье, нерасторжимость брака за исключением чрезвычайных случаев. Уже в древнейшие времена семья была в Риме прочной и сплоченной ячейкой общества, в которой нераздельно властвовал отец семейства. Понятие семьи было иным, она включала в себя не отца, мать, незамужних дочерей, но и замужних, не переданных формально под власть мужа, наконец, сыновей, их жен и детей. Мать семейства ведала всем домашним хозяйством и занималась воспитанием детей. Но, начиная со II в. до н. э., можно говорить едва ли не о полном распаде римской семьи как таковой.

Ни в Греции, ни в Риме женщина не имела гражданских прав и была отстранена от участия в государственных делах. Однако спартанские женщины считались достаточно независимыми. Если афинянки выходили замуж с четырнадцати лет и жили при муже как безгласные затворницы, то спартанки выходили замуж в восемнадцать-двадцать пять лет, без стеснения могли вступить в разговор с мужчинами и перечить мужьям. Власть женщины-матери над своими уже взрослыми детьми в Спарте была столь же непререкаемой, как и власть государства.

Античность делает семью основой формируемой в это время области частного бытия, имеющей акцент на имущественной, хозяйственной, юридической обособленности индивида от сферы публичной жизни.

1 Платон. Пир // Платон. Собр. соч. в 4-х т. - М., 1993. - Т. 2. - С. 100.

2 Платон. Государство // Платон. - Собр. соч. в 4-х т.- М., 1994. - Т. 3. - С. 235.

3 Платон. Протагор // Платон.– Собр. соч. в 4-х т. – М., 1990. - Т. 1. – С. 434-435.

4 Платон. Государство. - С. 236.

5 Там же. - С. 237.

6 Лурье С. Я. Демокрит. – Л., 1970. – Фрагмент 698.

7 Там же. – Фрагмент 721, 722.

8 Там же. – Фрагмент 724.

9 Аристотель. Политика // Аристотель. Соч. в 4-х т. – М., 1984. - Т. 4. - С. 401-402.

10 Аристотель. Никомахова этика // Там же. - С. 237-239.

11 Римские стоики: Сенека, Эпиктет, Аврелий. - М., 1995. – С. 34.

12 Там же. - С. 75.

13 Там же. - С. 272, 275, 276.