Конфликты и споры в русской крестьянской семье пореформенной России (по материалам волостных судов Ярославской и Костромской губерний)

А. А. Нуждина, И. Ю. Шустрова (Ярославль)

КОНФЛИКТЫ И СПОРЫ В РУССКОЙ КРЕСТЬЯНСКОЙ СЕМЬЕ ПОРЕФОРМЕННОЙ РОССИИ (ПО МАТЕРИАЛАМ ВОЛОСТНЫХ СУДОВ ЯРОСЛАВСКОЙ И КОСТРОМСКОЙ ГУБЕРНИЙ)1

Динамика развития крестьянской семьи в пореформенный период может быть прослежена при анализе документов, отложившихся в результате деятельности таких судебных органов, как волостные суды. Особенно интересны в данном случае факты, характеризующие повседневные и экстраординарные события на примере конкретных населенных пунктов. Именно они позволяют понять специфику процессов, проходивших на микроуровне.

Крестьянская семья в XIX в., которая была неотъемлемой частью и основой института общины, в традиционной форме представляла собой большую патриархальную семью. Обычно это было объединение под одним кровом женатых братьев под главенством «большака», которым становился самый старший член семейства - отец или старший брат. Авторитет старших, как и авторитет предшествующих поколений, имел огромное значение для существования крестьянской семьи как социальной и экономической организации. Именно таким образом обеспечивался порядок накопления и преемственности опыта и межпоколенной передачи его в хозяйстве1. Функционирование семьи, порядок взаимодействия ее с общиной определялся во многом нормами обычного права. Известно, что изучение обычного права народов России началось в пореформенный период. Первым его этапом стала разработка программ для сбора материалов. Сотрудниками этнографического отдела Императорского общества любителей естествознания, антропологии и этнографии была составлена «Программа для собирания сведений об юридических обычаях», опубликованная в 1887 г.2«Программа для собирания народных юридических обычаев» двумя годами позднее была издана в Санкт-Петербурге3.

Отечественные юристы сопоставляли основные положения функционировавших законов и норм обычного права4. Несколько позднее этнографы всесторонне проанализировали место обычая в регулировании взаимоотношений в крестьянской общине5. Историки, ориентированные на новые подходы к исследованиям, в последнее десятилетие отметили оправданность включения материалов судебных органов в поле зрения исторической антропологии6.

Несмотря на то, что народные юридические обычаи были предметом внимания исследователей на протяжении длительного времени, значительная часть материалов, отложившихся в фондах волостных судов архивов различных регионов России, в должном объеме не введена в научный оборот. Между тем, наблюдение Е. И. Якушкина о том, что приговоры волостных судов представляют «превосходный и богатый материал для изучения обычного права»7, сохраняет свое значение до настоящего времени. Названные источники дают возможность составить представление о событиях, происходивших в повседневной жизни конкретных поселений, проанализировать функционирование семьи в рамках сельского социума, т. е. обратиться «к малым жизненным мирам, серым зонам и нишам повседневности»8. Далеко не случайно в отечественной науке последних десятилетий обозначилось такое исследовательское направление, как юридическая антропология9.

В настоящем сообщении речь пойдет о возможности использования документов волостных судов как источника для исследования изменений, происходивших в русской крестьянской семье Верхнего Поволжья в пореформенный период. Предметом рассмотрения стали дела, отложившиеся в результате деятельности волостных судов Любимского, Пошехонского, Ростовского и Ярославского уездов Ярославской губернии, Костромского, Чухломского уездов Костромской губернии в последней трети XIX - начале XX в. Выбор объектов исследования обусловлен необходимостью введения в научный оборот круга источников, пригодных для изучения конкретных приходов, демографическое развитие которых изучается в рамках проекта «Интегральная история на локальном уровне»10.

Известно, что волостной суд - это выборный, низший сословный крестьянский суд в дореволюционной России, обособленный от системы общих судов. В его состав входили председатель и трое судей, которые рассматривали наиболее распространенные в жизни крестьян мелкие гражданские и уголовные дела. В 1889 г. были утверждены «Временные правила о волостном суде»11. Учрежденные в 1861 г. волостные суды были упразднены в 1917 г. Значительная часть дел, рассматривавшихся волостными судами, касалась дел, связанных с повседневными заботами крестьянского сообщества. Это были претензии относительно неплатежей, самовольной порубки леса, увоза сена и других хозяйственных дел12. Часть документов содержит сведения о соседских взаимоотношениях, собственно о делах семейных.

В октябре 1862 г. крестьянином с. Ильинского Хмелевской волости Пошехонского уезда Григорием Макаровым была подана жалоба на сноху Марину Васильеву. Вина последней, по словам истца, состояла «в самовольном отходе от мужа своего и из дому по неизвестной причине». Сама Марина Васильева, проживавшая у своего дяди Василия Абрамова «без надлежащего позволения мужа», созналась, что «тихим образом из дома своего свекра и мужа выкрала четыре полотна и передала своим брату и сестре». Волостной суд приговорил ответчицу к наказанию розгами. Она должна была возвратить полотна и вернуться к мужу. Вскоре Григорий Макаров обратился в суд вновь со словесной жалобой, поскольку пришедшая в дом сноха обругала его. Новое рассмотрение дела показало, что сын и сноха разошлись «по добровольному согласию». Решение волостного суда наказать Марину Васильеву двадцатью ударами розог осталось в силе13.

18 мая 1863 г. рассматривалась жалоба Ивана Трифонова, крестьянина д. Корниговцево Хмелевской волости Пошехонского уезда, на жену Василису Яковлеву. По утверждению истца, с женой на протяжении семи лет они жили «в хорошем согласии», теперь же «неизвестно по каким причинам» жена с ним жить не хочет. Несмотря на то, что Василиса Яковлева утверждала, будто муж ее бьет, волостной суд приговорил ее к наказанию двадцатью ударами розог «за неповиновение мужу», приказав, чтобы она «непременно шла в дом к своему мужу жить»14.

Несогласие между супругами, супружеская неверность, нежелание продолжать совместную жизнь – эти обстоятельства также становились предметом рассмотрения волостных судов. Кулижский волостной суд Любимского уезда Ярославской губернии в 1868 г. слушал словесную жалобу крестьянки деревни Палагина Маремьяны Антоновой, что ее муж Егор Филиппов и его родители «постоянно наносят за неизвестные причины побои и не дают хлеба на пропитание». В суде Егор Филиппов, Филипп Михеев и Анна Николаева в нанесении побоев не сознались, а показали, что хлебом Антонова «питается» вместе с ними. Муж, свекровь и свекор истицы были единодушны в том, что ссоры происходят исключительно от неповиновения и непослушания Маремьяны Антоновой. Вызванные в суд жители деревни Палагина заявили, что все семейство Филиппа Михеева «характера неспокойного», и постоянно «производят между собою в доме шум и ссоры», но «чрез что» у них таковые происходят, они не знают. Свидетели не смогли ответить на вопрос, наносят ли Антоновой побои, поскольку не присутствовали при случаях рукоприкладства.

В конце концов Маремьяна Антонова заявила, что она не желает жить в доме свекра и просит выдать ей годовой паспорт на отхожий промысел. Стремление покинуть дом мужа и его родителей «дабы чрез то прекратить ссоры» было благосклонно принято. Следовало решить вопрос о материальном обеспечении жены и снохи. В ходе судебного разбирательства выяснилось, что Маремьяна Антонова летом текущего года «жила в работницах и выжила 9 рублей». Эти деньги она отдала мужу на оброк, теперь же «до приискания должности» истица просила выдать ей указанную сумму на пропитание и возвратить ей всю «носимую одежду и белье». Волостной суд определил: «Так как крестьянка Маремьяна Антонова изъявила желание уйти на отходный промысел и оставляет приобретенный ею нынешним летом на ее часть хлеб в пользу свекра Филиппа Михеева и мужа ее Егора Филиппова, то из выжитых ею и отданных мужу 9 рублей, взыскать с него в пользу ее на прокормление 3 рубля»15.

Поводом для конфликтов имущественные претензии становились нередко. В пореформенный период в крестьянской семье региона нередко происходили общие, или полные, и частные разделы. Первые в крестьянской среде именовались собственно разделами. Последние подразделялись на два вида, которые заметно отличались друг от друга. В том случае, если один-два женатых сына или холостые члены семьи начинали вести с частью общесемейного имущества самостоятельное хозяйство и жить отдельно, заручившись согласием главы семьи, раздел именовался «отделом» («выделом»). «Отходом» («уходом») назывался выход женатых или холостых членов самовольно, без согласия главы семьи из ее состава. Общие разделы в крестьянских семействах проводились в основном после смерти его главы. Частные же происходили при жизни хозяина16. Доля общесемейного имущества в случае раздела или доля наследования в случае смерти «большака» определялись нормами обычного права. В качестве основных причин семейных разделов в ярославской деревне следует выделить стремление младших членов семьи свободно распоряжаться заработком; непокорность и непослушание старшим, основанные на упадке экономического авторитета тех в семье; и, наконец, внутренние семейные межличностные конфликты, которые зачастую становились поводом к разделам17.

Замечено, что во многих центральных губерниях стремление к разделам проявилось «в такой сильной степени, что искусственная административная преграда в виде закона 1886 г. о семейных разделах оказалась вовсе бессильной сдержать натиск индивидуалистических стремлений в крестьянской семье»18. Сельский сход был уполномочен решать вопрос о разделе. Прежде всего, сход должен был убедиться, последовало ли на это согласие родителей или старшего члена семьи. Мнение последних не принималось в расчет «только вследствие обвинения... в расточительстве». В том случае, когда заявление было подано, сход должен был обсуждать следующие вопросы: 1) существует ли основательный повод к разделению семьи; 2) способно ли образующееся семейство к самостоятельному ведению хозяйства; 3) «достаточны ли принадлежащие им усадебные участки для устройства на них усадеб с соблюдением требований строительного устава, а в случае неимения таких участков - предоставляется ли возможным отвести их из мирской усадебной или полевой земли»; 4) «будет ли в случае допущения раздела обеспечено исправное поступление числящихся на семье недоимок и текущих окладов по податям, повинностям и другим казенным взысканиям». Итак, разделы происходили по решению схода лишь с согласия домохозяина «по уважительным причинам и при имущественной благонадежности разделяющихся семей»19.

Разделы, как правило, происходили с составлением особой раздельной записи, в которой подробно излагались условия раздела, перечислялись предметы, которые переходили к каждому из новых глав семей и т. д. Имущество, оцененное по стоимости и разделенное на части, делящиеся получали путем жеребьевки. Безусловно, не все нажитое семьей можно было разделить на равные части. Так, избы и другие строения признавались имуществом нераздельным. В практике деления предусматривалась приплата в деньгах за меньшую долю имущества. Те члены семьи, которые получали избу, должны были выплачивать определенную сумму денег семьям, не получившим своей доли. В том случае, когда семья была небогатой, до постройки новой избы разделившимся семействам приходилось жить вместе, старая разгораживалась на две половины20.

В 1862 г. Борисоглебский волостной суд Ростовского уезда разбирал спор, возникший между крестьянкой Борисоглебской слободы Екатериной Яковлевой и ее вдовой снохой. Золовка утверждала, что ее сноха не имеет никаких прав на дом, в котором женщины проживали вместе. По утверждению истицы, дом и постройки выстроены еще при жизни матери, когда брат был неженат: «По сему видно, что Настасья Михайлова была приведена в полный дом и после никакого поправления не производила», поскольку жила с мужем в Санкт-Петербурге. Претензии истицы вполне понятны, если принять во внимание то обстоятельство, что в «переднем доме» постоянно проживали постояльцы. Волостной суд, принимавший решение по указанному спору, отметил, что истица имеет строптивый характер, а бездетная «сирота» Анастасия Михайлова, родители которой уже умерли, а брат «многосемьян», добра, распорядительна и не может жить нигде, кроме как в доме умершего мужа. Постановление суда едва ли удовлетворило истицу, поскольку ей для жительства был отведен передний дом, а снохе задний21.

Прошение крестьянской вдовы д. Чечино Пошехонского уезда Ярославской губернии Екатерины Ивановой Лебедевой, проживавшей вместе с детьми в Санкт-Петербурге, было подано в Хмелевской волостной суд в 1883 г. После смерти мужа Арсения Лебедева, по свидетельству истицы, в д. Чечино остался деревянный дом с овином и гумном, которые истица хотела продать «по вольной цене»22. В волостной суд был подан встречный иск крестьянской вдовы д. Чечино свекрови Екатерины Лебедевой Марины Тимофеевой. Марина Тимофеева свидетельствовала, что оставшегося двухлетним после смерти мужа пасынка Арсения Никифорова она воспитывала до двенадцати лет «в старом ветхом доме». Потом мальчика взяли в дворовые, затем он проживал в Санкт-Петербурге, где занимался «коммерческим оборотом». На протяжении тридцати лет пасынок не оказывал ей финансовой поддержки, дом, на который претендовала вдова пасынка, Марина Тимофеева выстроила «трудами своими». Поэтому участники сельского схода 1 сентября 1882 г. «единогласно приговорили» считать требования Екатерины Лебедевой необоснованными23.

В случае, если семейство было зажиточным и имело какое-либо промышленное заведение, переходившее к одному из новых глав семей (например, к одному из братьев), последний в качестве компенсации должен был выплачивать остальным определенную сумму денег24. Примерно те же правила соблюдались при разделе между вдовой с детьми и ее деверем, между братом и сестрой, проживавшими совместно. При общесемейном разделе, когда делилась семья, построенная по принципу прямого родства, отец брал к себе младшего сына и ему передавал свой дом и все свое имущество.

В 1886 г. волостным судом Хмелевской волости Пошехонского уезда рассматривался семейный конфликт, касавшийся имущественных прав. В суд поступила жалоба крестьян д. Гаврилково Кондратия Потапова и его жены Елизаветы Семеновой. Обидчиком в данном случае выступал родной сын истцов, который «самовольно завладел имуществом: овином, амбаром и двадцатью яблонями и не допускает ни к чему». Родители свидетельствовали о том, что сын постоянно их «оскорбляет разными скверно матерными словами и угрожает действием». Выяснение обстоятельств дело позволило установить, что 27 июля текущего года сельский сход принял решение о добровольном разделе имущества в данной семье. Тимофей Кондратьев «вышепоказанное спорное имение» получил в соответствии с решением схода. Постановление суда гласило: «За бездоказательностью жалобу просителей оставить без последствий»25.

Несмотря на, казалось бы, отработанный механизм раздела, существовали поводы для споров. В 1870 г. Зверинцевский суд Ростовского уезда рассматривал спор, возникший между сестрой и братом, крестьянами с. Дубника, после смерти отца. Суд «приговорил» к разделу имущества, поступавшего в распоряжение истцов, с подробным описанием домашнего скарба, одежды, чтобы впредь не возникало споров26.

В 1882 г. предметом разбирательства Хмелевского волостного суда стало прошение крестьянки д. Хмелевое Анны Ивановой и ее детей Семена, Сидора, Авдотьи и Анисьи Дмитриевых. Муж Анны Ивановой Дмитрий Моисеев умер в июне 1882 г., «приказав имущество» сыну Никите. В духовном завещании не были упомянуты «хлеб и корм». Намолоченный хлеб Анна Иванова положила в амбар Никиты, а сено хранила «в особом сарае». Весь хлеб, стоимость которого составила, согласно прошению, 220 руб. 20 коп. Никита Дмитриев присвоил себе «и корм увез». Судебное разбирательство привело к тому, что данное дело закончилось «полюбовным разделом27.

8 июля 1886 г. Хмелевской волостной суд рассматривал конфликт крестьянской вдовы Анны Ивановой, проживавшей в д. Музге, и ее сына Глеба Спиридонова. Вдова жаловалась, что ответчик «постоянно притесняет ее и оскорбляет… отобрал от нее корову и амбар, почему она и просит привлечь его к ответственности по закону». Рассмотрев обстоятельства дела, суд принял решение оставить без последствий жалобу просительницы относительно отобранного имущества. Это было вызвано тем, что раздел имущества был совершен по приговору сельского схода государственных крестьян Музгинского общества. Иное дело - неуважение к матери. За этот проступок Глеб Спиридонов был приговорен к аресту при волостном правлении сроком на один день28. Желанного мира в семье после такого решения не наступило, поскольку Анна Иванова продолжала жаловаться на сына и в следующем 1887 году29. Аналогичные иски, связанные с имущественными спорами, становились предметом разбирательства в волостном суде достаточно часто30.

Мирохановский волостной суд Чухломского уезда Костромской губернии разбирал жалобу крестьянки Марьи Петровой Ивановой на свекра Ивана Кузьмина, который выгнал ее из дома с двумя малолетними детьми «не давши хлебу», хотя она летом работала в отсутствие мужа в хозяйстве родителей. Свекор по болезни на заседании суда присутствовать не смог, а свекровь истицы Прасковья Иванова объяснила, что причиной изгнания было то, что муж истицы Андриан Иванов, не выслал согласно своему обещанию родителям 60 рублей. Волостной суд определил: взыскать «на хлеб и харчи» 10 рублей, а в случае неплатежа продать из дому часть имущества мужа. Свекровь истицы заявила, что в случае проживания Марьи Петровой в семье родителей мужа «хорошего ничего кроме раздора не будет»31.

Приведенный пример обозначает проблему, реально существовавшую в губерниях с развитым отходом. Главными добытчиками в условиях отхода являлась молодежь, и ее роль в семье неизбежно должна была измениться. Нередко складывалась ситуация, когда «кормильцем», от которого зависело благополучие всей семьи, становился младший член крестьянской семьи, что нарушало традиционную систему производственных отношений. Выросшая экономическая самостоятельность детей приводила к подрыву хозяйственного, а затем и личного авторитета большака-отца32. Молодой крестьянин-отходник в неразделенной семье часто оказывался в невыгодном для себя положении, когда он должен был отдавать самостоятельно заработанные деньги старшему в семье, не имевшему отношение к получению этой прибыли. Кроме того, по обычаю, сын-отходник вынужден был подчиняться решению отца в реализации добытых средств. Старшие члены семьи, сознавая свою зависимость от приносимых со стороны заработков, со своей стороны пытались обезопасить свою власть, усиливая контроль за мигрантами: возвращали домой «по поводу плохого присыла денег»33 тех, кого подозревали в утаивании денег от семьи. Естественно, такое подчиненное положение не устраивало сыновей, привыкших в городе к самостоятельной жизни без надзора со стороны семейного патриарха, и нередко являлось предпосылкой к дальнейшему выделению отходника из семьи.

По мнению И. Н. Милоголовой, женщины в отхожих семьях осознавали собственную значимость в хозяйстве и способны были оценить свой труд. В конце XIX в. крестьяне Ярославской губернии сообщали членам комиссии по преобразованию волостных судов, что «отходничество привело к падению авторитета мужа... встречается все больше жен, которых можно назвать „ровней” своему мужу»34. В ряде случаев независимость и предприимчивость жен отходников могли даже перерасти во властность и лидирующие позиции в семье. По сообщениям уездных корреспондентов земской печати, некоторые жены «мужей слабых держат в подчинении себе, на торг не пускают, деловые разговоры ведут сами и с торговцами и с сельскими властями, являясь на сходки вместо мужей, хотя бы муж и был дома»35.

Причиной, задерживающей, по мнению современников, но не препятствующей выходу отходника из большой семьи была боязнь нужды на «одиначине»36. Отсутствие поддержки отцовской семьи для малой семьи заключало в себе реальную угрозу ее разорения. Поэтому в решении младших членов семей отделиться большое значение имела собственность, накопленная ими («собина»37). Эти средства, чаще всего утаенные от главы семьи, которому надо было отдавать весь заработок, служили основанием для выдела новой семьи из большой. Тем не менее, как свидетельствует А. А. Титов, «редко у кого» из отходников Ростовского уезда оставалось «хорошее состояние после дележа»38. Корреспондент «Вестника Ярославского земства» С. А. Пчелин утверждал, что уход сыновей из отцовской семьи ведет исключительно к их обеднению39.

Подобное утверждение может показаться довольно категоричным и даже предвзятым, но, если вспомнить о том, что самыми зажиточными в ярославской деревне рассматриваемого периода являлись неразделенные большие семьи, оно вполне обосновано. Тем не менее, мы видим, что даже при наличии факторов, тормозящих процесс распада большой крестьянской семьи, отходничество способствовало увеличению семейных разделов в Ярославской губернии.

26 ноября 1872 г. Зверинцевский волостной суд Ростовского уезда рассматривал прошение государственных крестьян д. Чурилово «девицы Матрены и брата ее мальчика Алексея Константинова». Просители, ссылаясь на то, что дом был выстроен покойной матерью «на свой и их капитал», жаловались на побои, наносимые им отцом. Константин Иванов был женат вторым браком и имел падчерицу. Решение волостного суда было следующим: «Дом предоставить во владение детям… навсегда»40. Отец с новой семьей должен был из дома «вытти… беспрепятственно».

Дела, касавшиеся раздела имущества, занимали далеко не последнее место в деятельности волостных судов вполне оправданно. По официальным данным, по Ярославской губернии с 1874 по 1883 годы было осуществлено 18 897 разделов, из них 12 244 у бывших помещичьих крестьян и 6653 у бывших государственных41. В конце 80-х годов XIX в. тенденция перехода к простой (нуклеарной) семье становится все более заметной во многих губерниях страны42. Как правило, в результате раздела в деревенском сообществе возникала новая социальная и хозяйственная единица - малая семья, в состав которой входила одна супружеская пара и их подрастающие (но не взрослые) дети. Экономические основы деятельности такой семьи были качественно иными.

То обстоятельство, что иски, связанные с имущественными спорами, становились предметом разбирательства в волостном суде достаточно часто43, отнюдь не случайно. Большая семья в Ярославской губернии к началу ХХ в. стала редкостью и часто воспринималась как пережиток старины. «Ныне не дивятся, что делятся, а дивятся, что вместе живут»44, - так отзывались о разделах жители Ярославской губернии. Анализ документов волостных судов позволяет судить о том, что особое место среди прочих занимали дела, связанные с порядком наследования. Это свидетельствует об изменениях, которые касались взаимоотношений супругов, родителей и детей в крестьянской семье Верхневолжского региона в пореформенный период. Трансформация крестьянской семьи региона может быть прослежена при анализе прав и обязанностей представителей разных поколений. Изменения во внутреннем строе семьи проявлялись в постепенном ослаблении патриархальных порядков. Вынужденная самостоятельность женщины в рамках малой семьи в хозяйственных и общественных делах способствовала значительному повышению ее общественного положения и утверждению авторитета в семье. Все это в конечном счете означало постепенное вовлечение российской деревни в процесс модернизации.

1 Статья подготовлена при финансовой поддержке гранта РГНФ № 07-01-00394а

1 См.: Громыко М. М. Семья и община в традиционной духовной культуре русских крестьян XVIII-XIX вв. // Русские: семейный и общественный быт. - М., 1989. - С. 10-11.

2 См.: Харузин М. Н. Программа для собирания сведений об юридических обычаях // Программа для собирания этнографических сведений, составленная при этнографическом отделе Императорского общества любителей естествознания, антропологии и этнографии. - М., 1887.

3 См.: Программа для собирания народных юридических обычаев. - СПб., 1889; см. также: Дополнительная программа для собирания народных юридических обычаев. - Ярославль, 1900; Титов А. А. Юридические обычаи села Николо-Перевоз Сулостской волости Ростовского уезда. - Ярославль, 1888.

4 Якушкин Е. И. Обычное право: Материалы для библиографии обычного права. - Ярославль, 1875. - Вып. 1; 1896. - Вып. 2.; Соловьев Е. Т. Гражданское право. Очерки народного юридического быта. - Казань, 1888; Белогриц-Котляревский Л. С. Роль обычая в уголовном законодательстве. Актовая речь, читанная на торжественном собрании Демидовского юридического лицея 30 августа 1887 года. - Ярославль, 1888; Духовской М. В. Имущественные проступки по решениям волостных судов. - М., 1891; Никонов С. П., Якушкин Е. И. Гражданское право по решениям Крестобогородского волостного суда Ярославской губернии и уезда. - Ярославль, 1902; Дружинин Н. П. Право и личность крестьянина. - Ярославль, 1912; Покровский Ф. О семейном положении крестьянской женщины в одной из местностей Костромской губернии по данным волостного суда // Живая старина. - 1896. - Вып. 3-4. - С. 457-476 и др.

5 Александров В. А. Обычное право крепостной деревни России. XVIII-начало XIX вв. - М., 1984; Власова И. В. Община и обычное право у русских крестьян Северного Приуралья (XVII-XIX века) // Русские: семейный и общественный быт. - М., 1991. - С. 24-44; Власть земли. Традиционная экономика крестьянства в XIX-начале XX века. - М., 2002; Никишенков А. А. Крестьянство в судебной системе российского государства // Крестьянское правосудие. Обычное право российского крестьянства в XIX-начале XX века. - М., 2003. - С. 37-68; Безгин В. Б. Обычное право русской деревни (вторая половина XIX-начало XX вв.) - Тамбов, 2004; и др.

6 Акопова Т. В. Менталитет русского крестьянства по материалам волостных судов (60-70-е годы XIX в.) // Историческая антропология: место в системе социальных наук, источники и методы интерпретации. - М., 1998. - С. 50-51; Добренький С. И. Материалы волостных судов как источник по изучению проблемы «Человек и пространство в сельской местности пореформенной России (на примере Московской губернии)» // Там же. - С. 241-243; Вахромеева О. Б. Местные законы о положении женщин в Российской империи на рубежеXIX-XX веков // Университетский историк: Альманах. - СПб., 2007. - Вып. 4. - С. 100-107.

7 Якушкин Е. И. Волостные суды в Ярославской губернии. - М., 1872. - С. 5.

8 См.: Леви Дж. К вопросу о микроистории // Современные методы преподавания новейшей истории. - М., 1996; Гренди Э. Еще раз о микроистории // Казус: Индивидуальное и уникальное в истории. 1996. - М., 1997. - С. 291-302; Лелеко В. Д. Пространство повседневности в европейской культуре. - СПб., 1997; Медик Х. Микроистория // THESIS. Теория и история экономических и социальных институтов и систем. - 1994. - Т. II. - Вып. 4. - С. 193-203; Горизонты локальной истории Восточной Европы. - Челябинск, 2003; Пушкарева Н. Л. «История повседневности» и «история частной жизни»: содержание и соотношение понятий // Социальная история. - М., 2005. - С. 93-112 и др.

9 См.: Обычное право и правовой плюрализм: Материалы XI Международного конгресса по обычному праву и правовому плюрализму (август 1997 г., Москва). - М., 1999; http://ethnography.omskreg.ru/page.php?id=485;http://liga-ivanovo.narod.ru/fenomen.htm; http://eu.spb.ru/ethno/courses/et_p12n.htm.

10 Where the twain meet. Dutch and russian regional demographic development in a comparative perspective. 1800-1917. - Groningen, Wageningen, 1998; Where the twain meet again. New result of the Dutch Russian project on regional development 1780-1917. Groningen, Wageningen, 2004; Шустрова И. Ю. Интегральная история на локальном уровне: методика, источники, результаты // Горизонты локальной истории Восточной Европы. - Челябинск, 2003. - С. 34-47.

11 О волостном суде. Временные правила о Волостном суде в местностях, в которых введено Положение о Земских Участковых начальниках // Крестьянское правосудие. Обычное право российского крестьянства в XIX-начале XX века. - М., 2003. - С. 247-254.

12 РФ ГАЯО. - Ф. 340. - Оп. 1. - Д. 39, 44, 76 и др.

13 РбФ ГАЯО. - Ф. 393. - Оп. 2. - Д. 183. Б. п.

14 Там же. - Д. 192. - Л. 190.

15 ГАЯО. - Ф. 812. - Оп. 1. - Д. 12. - Л. 53-53об.

16 Титов А. А. Указ. соч. - 1888. - С. 62-65.

17 Титов А. А. Указ. соч. - С. 62; Исаев А. Значение семейных разделов крестьян. По личным наблюдениям. - Ярославль, б.г. - С. 337.

18 Милоголова И. Н. Семья и семейный быт русской пореформенной деревни. 1861-1900. - М., 1988. - С. 7.

19 Хомяков М. М. О влиянии экономического фактора на крестьянскую семью (обычай примачества). - Казань, 1901. - С. 7.

20 РФ ГАЯО. - Ф. 340. - Оп. 1. - Д. 39, 44, 76 и др.

21 Там же. - Д. 18. Б. п.

22 РбФ ГАЯО. - Ф. 393. - Оп. 2. - Д. 192. - Л. 145.

23 Там же. - Л. 182.

24 Там же. - Д. 30. Б. п.

25 Там же. - Д. 183. Б. п.

26 РФ. - Ф. 340. - Оп. 1. - Д. 76. Б. п.

27 РбФ ГАЯО. - Ф. 393. - Оп. 2. - Д. 192. - Л. 50-55.

28 Там же. - Д. 199. - Л. 38.

29 Там же. - Л. 117об.-118.

30 Там же. - Д. 183. Б. п.

31 ГАКО. - Ф. 331. - Оп. 1. - Д. 1. 1883. Л. 69 об.-70.

32 См.: Милоголова И. Н. Распределение хозяйственных функций в пореформенной русской крестьянской семье (на материалах центральных губерний) // Советская этнография. - 1991. - № 2. - С. 97.

33 ГАЯО. - Ф. 642. - Оп. 1. - Д. 23847. - Л. 3.

34 См.: Милоголова И. Н. Крестьянка в русской пореформенной деревне // Вестник МГУ. Серия 8: История. - 1998. - № 2. - С. 72-73.

35 Цит. по: Отхожие промыслы крестьянского населения Ярославской губернии (по данным о паспортах 1896-1902 гг.). - Ярославль, 1907. - С. 59

36 Титов А. А. Указ. соч. - С. 62.

37 Цит. по: Шмелева М. Н. Русские / Материалы к серии «Народы и культуры»: историко-этнографический очерк народной культуры. - М., 1992. - Вып. 6. Кн. 2. - С.152.

38 Титов А. А. Указ. соч. - С.62.

39 Пчелин С. А. Отход на сторону в одиночку и семьей // ВЯЗ. - 1903. - № 19. - С. 91.

40 РФ ГАЯО. - Ф. 340. - Оп. 1. - Д. - 76. Б. п.

41 Колесников В. Последствия крестьянских семейных разделов. - Ярославль, 1889. - С. 1.

42 См.: Шмелева М. Н. Указ. соч. - С. 151.

43 РбФ ГАЯО. - Ф. 393. - Оп. 2. - Д. 183. Б. п.

44 Цит. по: Отхожие промыслы крестьянского населения Ярославской губернии (по данным о паспортах 1896-1902 гг.). - Ярославль, 1907. - С. 27.