поиск по сайту
Автор: 

В. Г. Холодная (Санкт-Петербург)

  

ЗАМЫКАНИЕ ХОЗЯИНОМ  ГРАНИЦЫ ВНУТРЕННЕГО ПРОСТРАНСТВА  В СВЯТОЧНОЙ ОБРЯДНОСТИ УКРАИНЦЕВ КАРПАТ (КОНЕЦ XIX - НАЧАЛО ХХ веков)

 

В основе функционирования статуса женатого мужчины-хозяина в культуре славянских народов Карпат лежит сложная система понятий. Условно ее можно свести к нескольким определениям: «человеческий»; полноценный/здоровый/сильный; главный/старший/имеющий власть; первенствующий; благополучный/богатый/счастливый; «чистый» (в оппозиции к женскому как «нечистому»). В представлениях о статусе эти свойства оказываются тесно связаны между собой и подразумевают друг друга. Ключевыми понятиями выступают «человеческий» и «чистый», определяющие полноценность и стабильность мужского статуса, его относительную устойчивость (в сравнении со статусами женщин и детей) к влияниям внешнего пространства и потустороннего мира. Эта особенность подразумевала возможность мужчины без ущерба для себя осуществлять хозяйственные и ритуальные функции во внешнем пространстве и окультуривать его, т. е. выделять из внешнего внутреннее. Достаточно ярко структурообразующая функция хозяина отразилось в ключевых ритуалах строительства дома (выбор места, закладка фундамента, подъем крыши и т. д.) и в оформлении перехода в новое жилище.Она же послужила основой двоякой пространственной характеристике мужского статуса: при общей привязке мужского к внешнему, а женского к внутреннему (например, в пословицах: «Жона три угли пудпирает, а газда [хозяин] еден», «Коло п’еца - жiнка, а вонки [вовне] – чоловiк»),четко обозначена корреляция образа хозяина и концепта дома.

В Карпатах семантическая связь хозяина и хозяйства акцентировалась уже при появлении мальчика на свет. У гуцул Надвирнянского повета говорили, что при рождении хлопца углы хаты смеются, потому что знают, что не будут больше гнить, - хлопец поправит; а при рождении девочки плачут, т. к. она этого не сделает.3 В Косовском повете муж спрашивал беременную жену о поле будущего ребенка: «Что ты мне готовишь, обогрей угол («загрiй вугов») или обдери хату («обдери хату»)?» - первая часть вопроса намекала на мальчика, вторая - на девочку.4 В пословицах степень полноты статуса хозяина увязывалась с пространством дома: «Господар на всю избу» (Коломыя) - полный, зажиточный хозяин, богач, независимый человек; «Господар на свою сьмїтю» - в независимости от богатства или бедности, о независимом человеке. Сокращение пространства означало ущербность статуса из-за невыполнения хозяйственных функций: «Господар на всю пiч», - иронично о ленивом человеке, который забросил хозяйство и отлеживается на печи.5 Привязка к печи характерна и для стареющего хозяина: «Час бы вже положити вашу голову на пiч», - говорили мужчине или женщине, которые должны передать хозяйство в руки младших.6 Нарушение защищенности пространства дома также указывает в поговорках на ущербность статуса: «Кепський то господар, що в своїй хате змокне» (Дрогобыч) - о плохом хозяине, который сидит в непокрытой хате. Полная дискредитация статуса подразумевала лишение хозяина дома и хозяйства, ограничение его власти им самим: «Господар своїм штанам», - говорили о недотепе, неумехе..7 Степень реализации статуса ставилась в зависимость от степени фактического хозяйствования. Благополучие и процветание замкнутого на хозяина пространства всецело зависели от его активной заботы, бодрствования, досмотра: «Господар перший встає, останий льигає» - он должен обо всем заботиться в хозяйстве; «Де господарь не ходит, там ся хлїб не родит» - образно, что не досмотрит своими глазами, то не получится; «Добрий господар рук не покладає» - не ограничивается тем, что приказывает работникам, а сам работает вместе с ними.8 Ввосточнославянской традиции связь с хозяйством реализовывалась также на примере взаимоотношений хозяина с «домовиком», выступавшим как его «мифологический двойник».9

На существование представлений о тождестве судеб хозяина и объекта его опеки говорят обычаи, связанные со смертью главы дома. И у восточных, и у западных славян в Карпатах было распространено поверье, что умерший хозяин – «газда» (гораздо реже хозяйка) может увести за собой хозяйство или кого-нибудь из домочадцев. В Закарпатье, чтобы этого не произошло, в момент положения хозяина в гроб две женщины становились по обе стороны гроба и трижды под ним передавали друг другу узелок с солью и зерном: соль, чтобы газда не увел скот - после похорон ее скармливали коровам и овцам; а зерно, чтобы не увел достаток - его рассыпали по полу в хате.10 На Горегронье у словаков, как только хозяин умирал, тут же бежали сказать пчелам, свиньям, овцам и т. д.: «Не умер газда, только спит». Там же существовал обычай от пояса «гатей» – штанов, в которых он умер, отстригать кусок ткани и привязывать его к ограде,11символически фиксируя нерушимость границы внутреннего пространства. По-видимому, это делалось для того, чтобы защитная и плодородная сила, вкладываемая в хозяйство газдой при жизни, не ушла из него после его смерти. Чтобы газда не увел за собой кого-нибудь из родных, в качестве выкупа на пороге дома разбивали горшок с водой, которой обмывали покойника, стоявший все время его пребывания в доме в головах гроба. Считалось, что душа не уйдет из хаты, пока за ней не дадут горшок с водой.12 В с. Зеленом Надвирнянского повета при разбивании горшка в момент выноса гроба один из родичей кричал: «За все головы», – после чего перескакивал через порог, стараясь не задеть черепки.13

Забота о хозяйстве рассматривалась в традиции не только как необходимость, но и как ответственность перед Богом, благодаря чему предопределяла судьбу хозяина. Гуцулы верили, что в Новый год Бог разговаривает со скотиной и спрашивает ее, как заботится о ней газда, если «худоба» хвалит его, в будущем году семью ожидают различные блага.14 Подобная вещая сила объекта заботы отразилась и в другом поверье: в ночь на Рождество или Новый год всякая живая тварь на земле разговаривает человеческим языком, беседует между собой и скот, обсуждая как ему живется15 и предрекая судьбу хозяина и домочадцев.16

Положение мужчины во вне в сочетании со взаимовлиянием и взаимопроникновением статуса хозяина и концепта хозяйства/дома указывает на замыкание структуры внутреннего пространства на хозяина. Его статус предстает не только стражем внешней границы, но и каркасом внутреннего пространства, гарантирующим бытие и индивидуальность его структуры. Каков же механизм осуществления данной функции? Это, прежде всего, действия по обеспечению целостности и замкнутости внутреннего пространства в рамках календарной обрядности.

В переломные моменты годового цикла хозяин укреплял границу посредством обхода двора, скотины и дома с атрибутами праздника: на Рождество с хлебом, медом, огнем и т. п., накануне Крещения («Видерши», «Йордан») со святой водой и свечами – «трийцей», накануне Пасхи с освященной «пасхой»17, и восстанавливал структуру внутреннего пространства посредством проведения семейных праздничных трапез, подтверждающих связь с предками и неизменность, замкнутость пространства живых. Характерным примером этого является обрядность, открывающая и завершающая Рождественские Святки: действия хозяина в канун Рождества («Святий вечор») и Богоявления («Щедрый вечор»).

Проведению рождественских ритуалов предшествовало наполнение дома и хозяйства реальными благами. Хозяева отправлялись в город, где закупали провизию и все необходимое для праздника, справляли что-нибудь новое из одежды и утвари, заготавливали дрова на все святки и «гачуги» (связки веток) для скота.18 Утром в Сочельник хозяин раскладывал «живую ватру» (огонь, добытый трением) и из нее зажигал огонь в печи и на припечке.19 Вечером перед самим обходом он вносил в хату и устанавливал на столе под иконами ржаной или овсяный сноп – «дiдух»/«колядник», затем обвязывал ножки стола шнуром, «перевяслом» или цепью, а стол и пространство под ним застилал соломой, после чего хозяйка накрывала на стол.20 В с. Погорельцах Перемышльского повета отец, внося «дiдуха», приговаривал: «На щисьцї, на здоровлї, на той новий рiк, щем ни був яквторiк, а хотiм був, тем забув! Христос сїі рождаї!» А сыновья, внес-шие в дом солому («бабу»), застилали ею стол и лавки.21 В некоторых случаях можно установить зависимость стремления удержать благо во внутреннем пространстве от непосредственного присутствия хозяина. Еще в середине XIX в. гуцулы верили, что хозяин не должен покидать пределы своего двора во время праздничных богослужений на Рождество и в день св. Василия (Новый год), чтобы ведьма – «чаровница» – не наслала волков или других диких зверей на его двор и не причинила в следующем году убытка в хозяйстве.22Пренебрежение обычаем молодым поколением в начале 90-х годов XIX в. еще вызывало резкое недовольство стариков, считавших его очень важным и упорно его придерживавшихся.23

Кульминации рождественского вечера – обрядовой трапезе («святой вечере») – предшествовало очерчивание и замыкание границы: обход отцом (или старшим в семье) сначала периферии хозяйства – хозяйственных построек (хлевов, амбаров и т. п.), а затем обрядового центра – хаты, в котором собирались все домочадцы. Обход начинался с наступлением сумерек, после окончания церковной службы. Исключение из магического круга какого-либо хозяйственного объекта, по народным представлениям, отдавало его во власть нечистой силы, бродившей в период Святок по улицам селения и в вечерние часы имевшей полную власть. Вбуковинской быличке нерадивый хозяин, позабывший накурить в хлеву («стайне») ладаном, повязать на закрутку дверей чеснок и лук, а хребты скотине натереть чесноком, рассказывал, что в ней так бесились нечистые, что расшатали стены и крышу, желоба перевернули верх дном, а волов состарили, вывихнули им ноги и поотшибали рога.24

У гуцул с. Космачи с появлением на небе первых звезд газда сгонял всю скотину в один загон – «кошару», затем открывал в хате окно, перед которым стоял стол, брал с него и клал за пазуху первый испеченный хозяйкой к «святой вечере» хлеб, в левую руку – веретено, в правую – топор (объединял символы мужского и женского пространства) и обходил трижды вокруг всего хозяйства. Каждый раз, проходя мимо окна, он останавливался и говорил: «Добрый вечер», – а из хаты отвечали: «Доброго здоровья».25 Обход мог осуществляться и другим членом семьи, но при условии ведущей роли хозяина. В с. Зеленом Надвирнян-ского повета хозяин совершал обход вместе с хозяйкой или с кем-нибудь из старших детей (обычно сыном). С хлебом со свечой, ложкой меда, пшеницей и черепком с ладаном они трижды обходили хату по солнцу, ударяя оселком по косе, затем шли в кошару, где с молитвой о здоровье и сохранении обходили скот, совершая над каждым животным различные апотропейные действия.26 На Лемковщине, где газда также отправлялся в хлев вместе с детьми, войдя в хлев, дети говорили: «Подай Бiг на щастя, на здоров’я, на той Новий рiк!», – отец отвечал: «Дай Боже щастя!». Затем отец освещал хлев свечой, а дети кормили скот по старшинству – от коровы к теленку. После этого они, не гася свечи, шли в хату, дети несли солому, которую стелили на лавки, стол, под стол, и говорили: «Подай Бiг на щастя, на здоров’я, на той Новий рiк!», – а хозяйка, встречая их, говорила: «Дай Боже щастя!»27 Подобным обращением к вышним силам сопровождалось или заканчивалось большинство известных нам вариантов обхода. Очерчивание газдой магического круга в сочетании с молитвой обеспечивало «очищение» и «освящение» жизненного пространства семьи.

В ряде областей карпатского высокогорья обязательным завершением обхода, выполнявшим в вербальном коде роль «замка», замыкавшего границу, было ритуальное приглашение на трапезу представителей темных сил. Остановившись перед входом, в точке соприкосновения миров, газда властью хозяина приглашал «градивников», «чернокнижников», «планетников», бурю, мороз и т. п. поучаствовать в «вечере», и, не получив ответа, запрещал им приходить непрошеными в течение года.28 Точно так же сзывали и диких зверей (волков, медведей, лис) и птиц, которые могли нанести вред хозяйству. Например, у лемков в с. Бортном газдастучал о косу и трижды приказывал: «Зверино, пташино сходися до мя на вечерю!»; в соседних селах: «Вовку, вовку, ход до нас на вечерю, а як не придеш, то не ход нiколи».29 Подтверждением права на запрет и знакомобладания полученным свыше могуществом служила апелляция к вышним силам - произносимое в начале заговора заявление о духовном родстве с ними: «Пречиста Дiва на золотом крижмi (крыжмо - отрез полотна, дар восприемницы крестнику – В. Х.) мньи держьила, у змиевiм озерi мньи купала…»30

Закончив обряд, хозяин входил в хату, в которой в тот момент должны были находиться все члены семьи, основательно запирал дверь на все запоры и окуривал помещение. После этого он «очерчивал» семейное пространство - благословлял каждого из домашних, а затем строго следил за сохранением его замкнутости и целостности, т. е. пока длилась вечеря, никому не дозволял покидать дом.31 Запирать дверь считалось особенно важным еще и потому, что проникновение в дом во время трапезы чужого человека (нарушителя целостности) неминуемо принесло бы несчастья и потери. Так, у поляков околицы Андриашова Вадовицкого повета приход постороннего во время вечери в Сочельник, когда все домашние обедают, считался вредоносным и непоправимым колдовством, в результате которого кто-нибудь из домочадцев в предстоящем году умрет.32 Представлениями о единстве и целостности был продиктован и обычай, запрещавший вставать из-за стола во время трапезы (исключение делалось только для хозяйки), «чтобы семья целый год держалась вместе».33 На юго-востоке Лемковщины идея замыкания/очерчивания пространства, соотносившегося на семантическом уровне с семьей, прослеживалась и в обвязывании ножек стола, осуществлявшемся здесь газдой сразу после обхода для того, «чтобы семья не разлеталась».34 Надо отметить, что это действие в исполнении хозяина могло приобретать и сакральное значение. Так, бойки с. Мшанец Старосамборского повета верили, что газда, обвязывая на Рождество ножки стола цепью, способствует предотвращению конца света и помогает сдерживать до следующего Сочельника дьявола в оковах, ослабевавших в период Святок35 (ср. с легендами о схожей роли обходовколядников).36

На сохранение целостности влияла также полнота семьи за столом, представлявшем в этот момент точку объединения рода: живых и умерших. На Гуцульщине обычай собираться всей семьей для «тайной вечери в Святой вечер» (на этот день мужчины обязательно возвращались с лесозаготовок или других заработков)37 объясняли именно тем, что в хату сойдутся души умерших.38 Ведущая роль в единении рода принадлежала хозяину. Начиналась она с входившего в его обязанности как исполнителя и/или руководителя оформления пространства хаты снопом и сеном, предшествовавшим или завершавшим обход. На их связь с предками указывают названия «дiдо», «дiдух», «родовий дедух», «баба»,39 а на непосредственное отношение к доле и благосостоянию собирающихся за столом живых представителей рода указывают обычаи, сопровождавшие их размещение. Например, в Закарпатье хозяин, разбрасывая на «святый вечер» по избе солому и устанавливая на стол обвязанный красной лентой сноп овса, приговаривал: «Чтобы Господь Бог в будущем году дал столько ягнят, овец, телят, быков и столько коп (скирд) овса, сколько зерен в этом снопе». После этого сноп окружали сеном и головками лука по числу домочадцев, каждый из которых выливал на него по капле вина из своей рюмки.40 Так символически очерчивалось пространство рода как совокупности живых и умерших, обеспечивавшее приобретение и удержание блага.

В начале трапезы газда приглашал души предков на «вечерю». Прежде, чем сесть за стол, все домашние вслед за ним молились за всех умерших, просили Бога допустить к их трапезе и те души, которые пропали без вести, погибли на лесосеке, в дороге, утонули. Молились также о защите скотины от зверя и гада, благодарили Бога за то, что помог дожить до праздника, и просили того же на следующий год. После этого газда брал в руки миску, в которую хозяйка положила понемногу от каждого блюда, и говорил: «Мы все кличем и Бога, и крещеные души на вечерю и даем ее, чтобы они на том свете также вечеряли, как мы тут… Я зову на эту Божью тайную вечерю столько душ, сколько в этом полотенце дырочек, и чтоб в каждой дырочке их было по столько». Считалось, что на зов в хате собиралось такое количество душ, что вышедший из-за стола по окончании трапезы и вознамерившийся сесть за стол должен был прежде подуть на лавку, иначе придавит какую-нибудь из них. Для ангелов и душ хозяйка клала по пол-ложки пшеницы на подоконник и в углы хаты, а посуду после вечери не мыла.41

Сохранению целостности должно было способствовать и правильное, соответствующее возрастной иерархии, размещения членов семьи за столом, чему именно в это время уделялось особое внимание.42 Место означало очередность при угощении от каждого блюда и в произнесении здравиц, благодаря которым хозяин перебирал всех членов семьи (чем вновь актуализировал состав внутреннего пространства). Подобное подтверждение семейной иерархии в момент объединения миров способствовало закреплению правильности, гармоничности ее функционирования как единого организма. Недаром считалось, что нарушение лада в семейных отношениях в канун Рождества, вызвавшее недовольство хозяина, могло привести к негативным последствиям. На Буковине верили, если газда рассердится в сочельник на челядь (домашних) и прислугу, это верный знак того, что в следующем году для них уже не будет мира и согласия.43

Во время трапезы хозяин, сидевший под иконами во главе стола и выполнявший функцию главного распорядителя, символизировал вершину иерархиче-ской пирамиды и в ситуации объединения миров вступал в контакт с божественным миром и приобретал жреческие функции заместителя сакральных сил.44 Он становился медиатором божественной благодати для своей семьи и выделял каждому из ее членов часть в общей доле на предстоящий год. На Лемковщине в начале трапезы хозяин читал «Отче наш» и делил один из трех хлебов, символизировавших Троицу, стоявших в центре стола пирамидой с прикрепленной к ее вершине свечой. Каждому члену семьи полагался свой кусок хлеба и зубец чеснока, их съедали с солью, чтобы никто «не бив злодiйом». После этого газда наливал каждому стопку освященного вина, поздравлял с праздником, благодарил за дружную помощь в работе и желал счастья, здоровья и чтобы все дождались вечери следующего года.45 Часто в произносимых хозяином в начале трапезы заклинательных формулах содержалась идея всеобщего прокормления. На Гуцульщине газда брал первую ложку кутьи, пробовал от нее трижды и говорил: «Дай, Боже, чтобы все крещеные отпробывали от этой святой вечери до Василия, а от Василия до Видерши (Крещения), а от Крещения на весь год». Присутствующие отвечали: «Позволь, Господи, всем крещеным и нам». Ложку передавали по кругу, от газды к газдыне, а затем по старшинству, а остатки кидали на стол или в угол «за души умерших», приговаривая, чтобы так у нас барашки скакали, как пшеница скачет.46 На Станиславщине подбрасывание газдой пшеницы с ложки к матице имело непо-средственное отношение к семье и хозяйству: все присутствующие при этом желали себе многолетия и успеха.47 В Перемышльском повете разбрасывание зерен «кутьи» приурочивалось к окончанию вечери и еще более связывалось с символикой наделения домочадцев долей: отец кидал кутью на все четыре стороны, а «челядь» старалась поймать ртом как можно больше зернышек, т. к. существовало поверье: сколько зерен поймаешь, столько лет и проживешь.48

Важность поминальной символики в защищающей целостность пространства семьи структуро- образующей функции хозяина указывает на то, что ее основой была связь с предками, способствовавшая единению миров предков и потомков в важные для существования социума моменты. Контакт с «гостями» из иного мира символизировал и происходивший поздно вечером или в ночь Рождества прием хозяином у себя в домеколядников, рассаживавшихся во время исполнения коляд за семейным столом. По отношению к пространству общины обходы групп колядников, начинавших, а иногда и заканчивавших, рождественские праздники, также выполняли функцию очерчивания границы и обеспечения целостности, благодаря единению с предками.

Окончательно утверждение границ внутреннего пространства и целостности его структуры проходило в рамках завершающей святки крещенской обрядности. На Гуцульщине в день Богоявления хозяева сходились в церковь на водосвятие с изготовленными собственноручно подсвечниками – «трiйцами». В ходе обряда свечи в них зажигались, а при его завершении каждый хозяин в свою очередь подавал «трiйцу» священнику, который окунал ее в освященную воду, после чего свечи вновь зажигали, и хозяева с горящими свечами расходились по домам. Дома каждый из них первым делом окуривал хату, а после кропил дом и хозяйственные постройки принесенной с собой святой водой, которую также давали пить скоту.49 Обрядовое окуривание и окропление могло совершаться и накануне Крещения. На Буковине в церковь на малое водосвятие часто ходили именно мужчины, принося с собой воду из колодца, стоящего на своей земле. Если же вода бралась из источника, освящаемого священником, ее старались зачерпнуть как можно быстрее, веря, что так пребудет и счастье в доме.50 Во многих местах считалось, что воду, освященную на малом водосвятии, мог принести любой член семьи (хотя предпочтение отдавалось старшим), но обход хозяйства все равно совершался хозяином. Как только воду вносили в дом, он брал в руки сделанное из овса «кропильце» и «святил» сначала «коледника» – сноп, стоявший на столе с Рождества, а затем обходил скотину.51

Обход, включавший окуривание и окропление, мог быть разделен между хозяином и хозяйкой, по принципу огонь - мужское, вода - женское. На Лемковщине на «голодную кутю» (канун Богоявления) хозяин очерчивал внешнюю границу: с зажженной свечой обходил стайню, давал скотине хлеб с чесноком, подкладывал сена; хозяйка обходила границу внутреннюю: кропила жилье, припевая «Во Iорданi крещиющийся Тобi,Гоподi», писала крестики на всех дверях.52 На Буковине закрещивание также осуществлялось хозяйкой, приходившей с водосвятия с зажженной свечой и «припекавшей» накрест дверную притолоку, стены и сволоки в хате и хлеву, а также «присмолявшей» детям накрест волоски на голове, от страхов, «переляку» и от волков.53 В народе таким совместным действиям хозяев приписывался очистительный смысл («очищали хозяйство от лихого»).54 Но если действия хозяйки ограничивались очистительной и апотропейной семантикой55 то атрибутика действий хозяина вместе с тем имела продуцирующую символику. Так, в с. Погорельцы Перемышльскогоповета хозяин, окропляя перед йорданской вечерей в Щедрый вечер (канун Богоявления) хозяйство святой водой, нес под мышкой буханку хлеба.56 При этом утверждение замкнутости внутреннего пространства, наполнение его благом также обеспечивалось за счет привлечения вышних сил. У бойков с. Дидьово в Щедрый вечер газда, захватив с собой испеченные женой крестики, обходил все хозяйственные постройки (стайню, погреб и т. п.) и, прежде чем съесть «крестик» в каждой из них, приговаривал: «Пан Бог всюду, на небе, на земле и в моей стайне».57 Очерчивание семейного круга происходило за трапезой. На Лемковщине после обхода за столом газда поздравлял семью с праздником, кропил всех святой водой, давал каждому ее попробовать, а потом чествовал всех «медiвкой» – медом с кипятком.58

Как можно заметить, схема ритуальных действий в рождественский и крещенский сочельник имеет значительное сходство: очерчивание границы - обход, сопровождавшийся молитвой или заговором, ее замыкание (закрывание дверей, закрещивание и т. п.), испрашивание блага у вышних сил, угощение предков, распределение блага и доли между членами семьи при условии присутствия всех ее членов и замкнутости пространства.Такова модель действия структурообразующей функции статуса хозяина в традиции украинцев Карпат. Ее назначением было поддержание границ внутреннего пространства, его «очеловеченности» в противовес «природным» свойствам внешнего, обеспечивавшей младшим членам семьи, не обладавшим устойчивостью к внешним/потусторонним воздействиям, необходимую защиту. При этом и сам статус хозяина можно рассматривать как инструмент формирования как внутреннего пространства, так и статусов младших домочадцев.

 

Ссылки:

1 В. М. К. Из Буковинских карпатских гор // Наука. – Вена, 1890. – № 1.– С. 86; Rehor F. Poswiecenie mieszkania ruskiego w Galicyi // Lud, 1896. – R. II. – S. 141 – 145; Левкиев- ская Е. Е. Ритуально-магические функции хозяина в восточно-славянской традиции // Мужской сборник.– М., 2001. – Вып. 1. – С. 108.

2 Вислоцкий В. С. Пословицы и поговорки Галицкой и Угорской Руси.– Cпб., 1869. – С. 263; Жаткович Ю. Замiтки етнографiчнi у Угорскоi Руси // ЕЗ. – Львiв, 1898. – Т. II. – С. 37; Чмелик Р. Мала украiнська селянська сiм’я другоiполовини XIX – початку ХХ ст. (Структура i функцii). – Львiв, 1999. - С. 99; Ср. также полесское: «Мужик с собакой на дворе горюют, а баба с котом в доме царят»; «Мужик в лесу не вор, дома не хозяин» (Кабакова Г. И. Антропология женского тела в славянской традиции. – М., 2001. – С. 225).

3 Онищук А. З народного життя гуцулiв: Родини i хрестини гуцулiв та дитина до шостого вiку життя // МУРЕ. – Львiв, 1912. – Т. XV. – С. 96.

4 Шекерик-Доникiв П. Родини i хрестини на Гуцульщинi (в сс. Головах i Красноiли Косiвского пов.) // МУЕ. – Львiв, 1918. – Т. XVIII. – С. 92.

5 Франко I. Галицько-руськi народнi приповiдки // ЕЗ. – Львiв, 1904. – Вип. 2. – Т. XVI. – С. 428.

6 Там же. – С. 301.

7 Там же. – С. 428.

8 Там же; Левкиевская Е. Е. – Указ. соч. – С. 107 (то же на русском материале).

9 Левкиевская Е. Е. Там же. – С. 113.

10 Жаткович Ю. Указ. соч. – С. 26.

11 Cajankova E. Pogrebne zvykoslovie Horehronia // SN. – 1956. – № 3. – S. 294.

12 Гнатюк В. Похороннi звичаi й обряди // ЕЗ. – Львiв, 1912. - Т. XXXI - XXII. - С. 207, 306, 663; В. М. К. Указ. соч. – С. 360; Шухевич В.Гуцульщина: фiзiографiчний, етнольогiчний i статистичний огляд //МУРЕ. – Львiв, – 1902. – Ч. III. – Т. V. – С. 249: горшок разбивала одна из старших газдынь, а куски его бросала в реку.

13 Гнатюк В. Указ. соч. – С. 246.

14 Шухевич В. Указ. соч. – С. 201.

15 Гнатюк В. Галицко-руськi народнi легенди. Т. I – II // ЕЗ. – 1902. –Т. XII – XIII. – С. 215, 209.

16 Ulanowska S. Boze Narodzenie u gorali, zwanych «zagorzanami» //Wisla. – 1888. – T. II. – S. 102.

17 Шухевич В. Указ. соч. – С. 204, 236.

18 Онищук А. Народнii календарь. Звичаi i вiрування, привьязанi до поодиноких днiв у роцi, записанi у 1907 – 1910 р.р. в Зеленции Надвiрнянского повяту // МУРЕ. – Львiв, 1912. – Т. XV. – С. 15.

19 Шухевич В. Указ. соч. – С. 10.

20 Богатырев П. Г. Магические действия, обряды и верования Закарпатья // Вопросы теории народного искусства. – М., 1971. – С. 218 – 219.

21 IМФЕ. – Вiд. рук. – Ф. 29 – 3. – Ед. хр. 284. – Л. 2.

22 Kandl R. F. Pasterstvo i wierzenia pasterskie u Huculow // Lud., 1896. – R. II. – S. 204 – 205; В. М. К. Указ. соч. – С. 734.

23 Там же. – С. 293.

24 Там же. – С. 287.

25 Шухевич В. Указ. соч. – С. 12.

26 Онищук А. Указ. соч. – С. 16 – 17; Богатырев П. Г. Указ. соч. – С. 208; IМФЕ. – Вiд. рук. – Ф. 14 – 3. Ед. хр. 6. – Л. 48; Ф. 14 – 5. – Ед. хр. 50. – Л. 42, Ед. хр. 466. – Л. 56.

27 Лемкiвщина. Земля, люди, iсторiя, культура. – Нью-Йорк – Париж – Сидней – Торонто, 1988. – Т. II. – Ч. 2. – С. 104.

28 Шухевич В. Указ. соч. – С. 12 – 13; Онищук А. Указ. соч. – С. 17 – 19; Календарные обычаи и обряды в странах Зарубежной Европы XIX – начало XX в. Зимние праздники. – М., 1973. – С. 210.

29 Лемковщина... – Т. II. – Ч. 2. – С. 106.

30 Шухевич В. Указ. соч. – С. 13.

31 Там же. – С. 12 – 13; Онищук А. Указ. соч. – С. 17 – 19; IМФЕ. – Вiд. рук. – Ф. 14 – 3. – Ед. хр. 6. – Л. 51: хозяин запирал дом на замок, а в порог загонял топор, чтобы закрыть пасть волку, если скот потеряется в лесу.

32 Gonet S. Rilka szczegolow z wierzen ludu z okolicy Andrychowa (pow.Wadowicki) // Lud., 1896. – R. II. – S. 222.

33 Лемковщина... – Т. II. – Ч. 2. – С. 295.

34 Там же. – С. 104; IМФЕ. – Вiд. рук. – Ф. 14 – 3. – Ед. хр. 6. – Л. 51.

35 Зубрiцкий В. Указ. соч. – С. 55.

36 Шухевич В. Указ. соч. – Ч. V. – С. 11; Шекерик-Доникiв П. Як вiдбувають ся коляди у гуцулив // ЕЗ. – Львiв, 1914. – Т. XXXV. - С. XVII; Бернштам Т. А. Молодость в символизме переходных обрядов восточных славян. Учение и опыт Церкви в народном христианстве. – СПб., 2000. – С. 271.

37 Шухевич В. Указ. соч. – Ч. IV. – С. 9; В. М. К. Указ. соч. – С. 215.

38 Шухевич В. Указ. соч. – Ч. IV. - С. 9.

39 IМФЕ. – Вiд. рук. – Ф. 29 – 3. – Ед. хр. 284. – Л. 2; Ед. хр. 105. – Л. 45; В. М. К. Из буковинских карпатских гор... 1890. – № 2. – С. 216.

40 Е. Ф. Об угроруссах // Наука. – Вена, 1893. – № 2. – С. 148.

41 Шухевич В. Указ. соч. – Ч. IV. – С. 13 – 15.

42 В. М. К. Указ. соч. – С. 218.

43 Там же. – № 3. – С. 286.

44 Левкиевская Е. Е. Указ. соч. – С. 108, 111.

45 Лемковщина... Т. II. – Ч. 2. – С. 105.

46 Онищук А. Указ. соч. – С. 20.

47 IМФЕ. – Вiд. рук. – Ф. 29 – 3. – Ед. хр. 106. – Л. 5.

48 Там же. – Ед. хр. 284. – Л. 2 об.

49 Шухевич В. Указ. соч. – Ч. IV. – С. 204. Подобным образом хозяева обходили все свои строения и кропили их святой водой в Калусском подгорье (См.: IМФЕ. – Вiд. рук. – Ф. 29 – 3. – Ед. хр. 106. – Л. 24).

50 В. М. К. Указ. соч. – 1890. – № 1–12. – С. 324.

51 Онищук А. Указ. соч. – С. 27.

52 Лемковщина... – Т. II. – Ч. 2. – С. 114.

53 В. М. К. Указ. соч. – 1890. – № 1–12. – С. 325.

54 Лемковщина... – Т. II. – Ч. 2. – С. 114.

55 В общественно значимых ритуальных функциях замужней женщины преобладали окказиональные, направленные на изгнание негативных/смертоносных явлений из «внутреннего» пространства (ритуалы при приближении эпидемий холеры, чумы) или на отражение угрозы голода (См.: В. М. К. Указ. соч. – 1890. – № 1. – С. 21). Подобно и действия хозяйки в Святки по отношению к «внутреннему» пространству могут быть охарактеризованы по своей направленности как центробежные (очищение (См.: Хотке-вич И. По горной Галиции. Гуцулы и Гуцульщина // Природа и люди. – СПб., 1915. – № 15. – С. 235), недопущение смертей, болезней (См.: Е. Ф. Об угроруссах... – 1893. – № 2. – С. 149), изгнание вредителей из дома (См.: Лемковщина... – Т. II. – Ч. 2. – С. 296) и т. п.

56 IМФЕ. – Вiд. рук. – Ф. 29 – 3. – Ед. хр. 284. – Л. 4 об.

57 Кузев И. Жите-буте, звичае и обычае горского народу. Зобрав в селе Дыдьове Иван Кузев // Зоря. – 1889. – № 15 – 21. – С. 351.

58 Лемковщина... – Т. II. – Ч. 2. – С. 114.

дата обновления: 01-03-2016