Третий Муром Александра Епанчина (Эпический, критический и краеведческий аспекты сюжета об изгнании муромских князей Петра и Февронии)

С. В. Чесноков, Л. С. Ремизова (Нижний Новгород)

ТРЕТИЙ МУРОМ АЛЕКСАНДРА ЕПАНЧИНА (ЭПИЧЕСКИЙ, КРИТИЧЕСКИЙ И КРАЕВЕДЧЕСКИЙ АСПЕКТЫ СЮЖЕТА ОБ ИЗГНАНИЯ МУРОМСКИХ КНЯЗЕЙ ПЕТРА И ФЕВРОНИИ) 

К сожалению, наши политики очень редко (о)сознают(ся), что настоящими национальными богатствами и ресурсами являются вовсе не нефть и газ, а история, паче чаяния именно она позволяетсохранить государственность, которая, собственно, только и сохраняется сознанием каждого принадлежащего ей человека. Сознанием того, что он гражданин, что он частичка такого, во многократ большего, чем он сам, целого, которое не с его рождением возникло и не с его смертью прекратит свое существование. Иными словами, наша история – это и есть та национальная идея, которую сегодня активно ищут наши политики. И где об этом говорить, как не на Уваров-ских чтениях, посвященных графу А. С. Уварову, сыну творца знаменитой триады «Православие, Самодержавие, Народность» – С. С. Уварова.

Итак, задача исторической науки предложить проверенное, иначе эксперименты в истории слишком дорого стоят. А чтобы предложить – надо знать. И здесь мы переходим к вопросу об актуальности изучения именно местной истории. Как известно, особенность истории как социального института, к сожалению, в том, чтобы искажать источники и подтасовывать факты. В центральных архивах линия истории целенаправленно спрямляется, преломляется, одним словом – искажается. В биографиях известных личностей появляются такие новые факты, из которых следует, например, что данный правитель уже от колыбели знал, чем он займется в зрелости. На самом деле многое исправляется ретроспективно.

А вот в архивах уездных из-за недостатка финансирования и общей косности провинции обычно еще не успевают до конца подчистить все, как надо, а уже требуется чистить в другом духе; поэтому проще переждать и спустить все на тормозах. В результате история здесь подчас полнее и противоречивее. Столичным же мастодонтам хранящиеся в их архивах факты местной истории тоже не мешают писать свою единственно верную и непротиворечивую концепцию(кто возьмется проверять?). Но по той же самой причине местная история может быть и интересна в силу своей сугубой нарочитости. Ведь то, что только что было высказано нами – надежность хранения в уездных архивах – прекрасно понимали и наши предки, которые не дурнее нас были. А, значит, именно в эти архивы, именно в краеведческое летописание велик соблазн был спрятать то, что наше дело теперь – находить и хранить. Ведь прятали же не от таких, как мы.

Действительно, писать эзоповым языком научились не вчера, и примеров тому – масса: начиная от то и дело поднимающегося вопроса о том, кто же скрывался за исторической личностью банкира У. Шекспира – ведь это был явно образованный человек, самого высокого аристократического происхождения, которое как раз и не позволяло ему открывать свое подлинное имя – и кончая Анатолем Франсом с его «Островом пингвинов» и генерал-губернатором М. Е. Салтыковым-Щедриным с его «Городом Глуповым», столь активно читаемым последним нашим императором Николаем II в еготобольской ссылке. Впрочем, мы забегаем вперед. Соответственно, актуальность изучения местной истории в том, что благодаря ей можно кое-что разгадать и в истории общероссийской, да и в мировой, тем более, когда речь идет об изучении знаменитоймуромской легенды о Петре и Февронии, ведь как об этом неоднократно писали многие исследователи, в частности, О. А. Сухова, в этой повести зашифрованы события государства Московского.

Не стоит забывать, что Муром это только по внешности заштатный город, на самом же деле – сакральный. И по древности своей языческой, равной Киеву, – вспомним присказку «ведьма киевская, а сестра еемуромская» – и по обилию святынь православных. Действительно, много ли мы знаем горо- дов, в которые раньше молиться по обету ездили Великие Князья? Много ли мы знаем городов, в которых сегодня на 150 тыс. жителей приходится четыре монастыря и 15 святых? Речь не идет о новомучениках, хотя в годы советской власти Муром стал убежищем, прежде всего, для сестердивеевских. Иными словами, Муром связан с историей российской самым тесным образом, и, изучая его историю и культуру, можно намного больше понять и в истории России.

О нашем методе

В своей программной работе «О пользе и вреде истории для жизни»¹известный немецкий философ Ф. Ницше написал о троякой социальной роли истории: 1) монументальной, воспитывающей на великих эпических примерах; 2) антикварной, согревающей жизнь сознанием себя в русле родной традиции; 3) критической, т. е. собственно научной. Естественно, что под антикварной историей Ницше понимал то, что сегодня мы понимаем под краеведением.

Если для протестантской культуры, которую отрицал Ницше, главным было критическое отношение к истории, то для отечественной традиции значительно ближе рассмотрение критического начала лишькак переходного. Под монументальной историей, находясь в русле православной цивилизации, мы разумеем то, что уже выше всякой критики. Так, например, святость равноапостольного царя Константина, сделавшего христианство государственной религией Римской империи для Православной Церкви неоспорима, тогда как дотошных представителей протестантской исторической традиции больше всего мучает вопрос о том, был ли он формально крещен.

По этой причине мы поставим три аспекта истории в обратной последовательности: 1) краеведче-ский; 2) критический; 3) эпический. Действительно, что, как не краеведение, является корнем истории, все события которой вырастают из событий повсе-дневности, из потребностей каждодневного быта, порождающих своим неспешным течением водовороты кровавых войн, великих подвигов и высоких молитв? Действительно, чем, как не монументальным искусством, государственной идеологией становятся те исторические события, которые, благодаря своей величине, оказываются способны пройти естественный отбор критикой?

Подобное деление тем более обоснованно, что на примерах краеведения мы видим, как некоторые местные события подлинно вырастают до общемировых, и, напротив, мировые события словно в чаше воды отражаются в местных преданиях и легендах, причем гладь спокойного течения деревенской жизни может навсегда поразить одно единственное посещение ее царем или великим воином, что будет веками воспеваться в песнях, мелкими ручьями вливающимися обратно в великую реку народной культуры, и, в свою очередь, в мировой океан.

Троический метод, с которым мы собираемся подойти к нашему предмету, в чем-то согласен с известным всем со школьной скамьи методом диалектическим. Но он столь же отличен от него, как отлично, например, рассмотрение семьи только лишь как мужа и жены от рассмотрения ее с учетом наличия еще и детей. В первом случае акцент на единстве и борьбе противоположностей. В нашем – на синтезе, творчестве и порождении.

Краеведческое значение сюжета об изгнании святых князей:

Новый Муром

К сожалению, мало кто знает, что со славной землей Владимирскою область Нижегородская породнилась еще перед Великой Отечественной войной, когда к нам отошла добрая и при этом самая легендарная половина Муромского уезда, ставшая Навашин-ским иВачским районами Нижегородской области. Некогда же это были те самые леса муромские, которые воспели в своих произведениях русские писатели и поэты, сказители и калики перехожие. Дело в том, что на долгое время эта местность вообще выпала из поля зрения отечественных краеведов, поскольку нижегородцы еще, а краеведы владимирские уже не считают эту землю своей. Практически единственным, кто в советское и постсоветское время занимался изучением легенд этой местности, был муромский краевед Александр Александрович Епанчин (1948-1998).²

На наш взгляд, эту Заречную часть Муромского уезда, отошедшую нижегородцам, следует называть «Новый» или «Второй Муром». Именно так это место, отраженное в «Повести о Петре и Февронии» и на клеймах с их икон, может быть прочитано на основании обращения к наследию А. А. Епанчина. Вот эта легенда, записанная Епанчиным и приводимая им в письме дедовской учительнице Юлии НиколаевнеШамкиной от 10 июня 1998 г.: «Река Муромка, по преданию, была названа так в память Мурома Св. Февронией, когда она со Св. Петром, будучи изгнанными из Мурома, и сделавшими остановку на местеТроице-Перемилова пустынь погоста, гуляла по горам».

Перемилова-Пустынь-погост – это вполне конкретный исторический памятник. Упоминаемые же горы – Перемиловы, что простираются по правому берегу реки Оки. Приходской Троицкая церковь стала после того, как в запустение пришла мужская Троице-Перемилова пустынь погост. Память о пустыни сохранилась в названии местной пристани –«Монастырек». После революции церковь была за-крыта, сейчас погост носит название Судострой. Иными словами, Епанчин претендует на реально- историческое приземление легендарного сюжета, по праву вошедшего в сокровищницу мировой культуры.

Не переходя пока к критическому разбору доводов Епанчина, приведем еще несколько косвенных фактов, показывающих, что данный посыл весьма и весьма органично прорастает в современной культуре. Тому же Епанчину принадлежит и другое наблюдение, а именно, что селения Заречной стороны г. Мурома как бы зеркально отображают левобережные, поскольку муромские бояре некогда стали переселять с левого берега Оки, из своих вотчин, крестьян, основывая русские села и деревни. В подтверждение Епанчин приводил тот факт, что названия многих населенных пунктов совпадают на обеихберегах,³ да и предания о основании многих сел и деревень Навашин-скаго района прямо указывают на то, что они были основаны выходцами из одноименных населенных пунктов левобережья. ⁴

Характерная черта зеркальности – удвоение. Как видим, опять Второй Муром.

Вторым Муромом до революции называли озеро Большое Свято из-за обилия на нем дач муромских помещиков и купцов. А Свято – это не больше не меньше, как центральный объект заречной стороны дореволюционного Муромского уезда. Действительно, если проследить соотношение материала преданий и легенд, собранных Епанчиным в его «Топонимике Мурома и его окрестностей», то можно четко увидеть, что одна треть изо всех преданий о Муром-ском уезде – это предания об озере Большое Свято.

Названия дореволюционных святоозеровских дач приводит в своей песне о селе Дедове Т. П. Карпова. Они легко выдают фамилии крупнейших муромских купцов и дворян: «Хоть Дедово селишконебольшое, / а погляди-ка сколь имений тут. / Вот Гладковых поместье за оврагом, / чуть дальше – Каратыгиных леса. / Вот – пастбище – быков был выгон / и к пруду шли они на водопой. / А дальше лес стоял высокий, стройный, / иГолубиха им владелица была. / Дворянкиных усадьба чуть поодаль. / А рядом Ушаковская земля…» Описывая эти владения, Карпова сделала круг около села Дедово. Дачи других дедовских помещиков (Есиповых, Карповых, Уваровых, Боковых, Суздальцевых) и связанных с их фамилиями названия мест вокруг озера Свято называет в своей книге «Топонимика Мурома и его окрестностей» А. А. Епанчин.⁵ Учитывая также, что другое название деревни Корниловки, которая стоит на речке Муромке, со- гласно тому же Епанчину – «Новая»,⁶ складывается вполне целостная концепция заречной стороны бывшего Муромского уезда как Второго или НовогоМурома.

Критический аспект топонимической привязки сюжета

(к постановке задач для дальнейшего исследования специалистами)

Не будучи специалистами в области лингвистики, этнографии, археологии, позволим себе лишь самую первую, примерочную постановку задач. Во-первых, возникает вопрос, а действительно ли речка Муромкабыла названа в честь указанного в житии события? Не является ли это позднейшей додумкой Епанчина?

Читая данное сообщение Епанчина, возникает закономерный вопрос: кто назвал речку Муромку Муромкой? Если указанные Литвины, то тогда они должны были быть славяно-русского происхождения. Но ониугро-финны. Или действительно, как пишет далее Епанчин, – русские пришельцы из г. Мурома...

Понятно, что само племя мурома не могло называть себя этим именем, которое и прижилось-то в результате обращения к нему со стороны.Ср. с прозванием «славянофилы», которое было не самоназванием, а бранной кличкой, данной им их оппонентами-западниками (и наоборот). Кроме того, топоним «Муромка» носит явно славяно-русский уменьшительный характер – ср. зайчишка, пальтишко. Скептики могут сказать, что приведенное Епанчиным толкование топонима может быть отнесено к его собственному методу отрицания этнографической старины. Действительно, весьма вероятной гипотезой было именно происхождение Муромкиот этнонима«мурома».

Итак, приглашаем специалистов рассмотреть оба варианта, а может быть и предложить дополнительные:

1. Здесь жила мурома и по ней назвали это место русские.

2. Здесь поселились муромляне и в честь Мурома назвали это место так.

Но одно не противоречит другому. Не исключена же версия, что святые князья специально для основания нового города выбрали именно речку с Муромку – если она к тому времени действительно уже существовала. Славяне искони селились на берегах рек, а то, что сейчас Муромка это речка, еще ни о чем не говорит, ибо раньше она вполне могла быть полноценной рекой, да и уменьшительное название получить могла в связи с обмелением.

Во-вторых, возникает вопрос об источниках, на которые опирался Епанчин. Были ли таковые, или это была его собственная догадка. Ни у Е. Н. Добрынкиной, ни у Н. Г. Добрынкина, ни в каких бы то ни было других дореволюционных письменных источниках мы ничего подобного пока не нашли. Может быть, у Епанчина здесь были какие-то устные информаторы, которых он просто не упоминает, как это вообще характерно для егоне оконченной и не подготовленной самим автором к изданию работы, которая справедливо и называется составителем «материалами». Тем более, что опираемся мы не на «Топонимику», а на частное письмо.

Таким образом, получается, что в любом случае разговор необходимо вести и о личности самого А. А. Епанчина. В данной же работе, посвященной совсем другой проблеме, мы можем лишь, в-третьих, поставить саму проблему наследия Епанчина как по-следнегоносителя дореволюционного церковно-краеведческого предания г. Мурома.

Краеведческая деятельность А. А. Епанчина, являвшегося неизменным консультантом в деле возвращения мощей святых из музеев, возрождения разрушенного, восстановления былого благочестия была высоко оценена Русской православной церковью, о чем свидетельствует архиерейская грамота от 31 августа 1996 г., данная краеведу высокопреосвященнейшим Евлогием, архиепископом Владимирским и Суздальским.⁷ Широта круга знакомств Епанчиных, в который входили и композиторы, и ученые, и дизайнеры, и священнослужители из разных городов России, столиц и даже других стран, свидетельствуют о том, что это был подлинно последний, не по фамилии, а по жизни, представитель своего древнего рода, давшего России трех адмиралов. Оценка краеведче-ского наследия Епанчина научным сообществом – дело будущего.

Одно ясно уже сейчас, что само указанное выше упоминание у Епанчина должно рассматриваться как источник, подобно тому, как рассматриваются в качестве источника летописные сведения, приводимые историком В. Н. Татищевым, нигде более не сохранившиеся. Летописи, на которые опирался Татищев, по всей видимости, погибли при пожаре Москвы 1812 г. Параллели с Епанчиным более чем уместны. Таким образом, сведения, сообщаемые им, скорее нуждаются в воспостроении до целого, которое было у Александра Александровича, но которое так и не было им изложено на бумаге.

Краткий пересказ сюжета на примере одной из его версий

Существует несколько версий легенды об изгнании муромлянамисвоей правящей семьи князей Петра и Февронии, в том числе и опубликованных. Приведем в сокращении один из самых интересных, на наш взгляд, вариантов, услышанный и записанный в 1987 г. от одной из православных паломниц.

Рассказ был оформлен в виде русской сказки, что, по-видимому, объясняется профессией информатора – воспитатель в школе для детей с задержкой развития. Итак, «…жили-были в Муроме Князь Петри КнягиняФеврония. Князь был очень славный и доблестный воин, герой, скорый в действиях и справедливый. И всегда-то он прислушивался к советам своей очень умной жены, т. к. она была наблюдательной, хорошо разбиралась в людях, знала, как поступить в трудных ситуациях и всегда укрепляла авторитет мужа.

Муромляне же были народом беспокойным, самостоятельным и склонным к недовольству. Т. к. Князь Петр был прославленным и доблестным, знатного роду, то суд и расправу чинил он легко. Выйдет на княжье крыльцо, выслушает споры и быстренько присудит. Что решит, то и будет – спорить не смей. Налоги платили исправно, лишний раз Князя не беспокоили, а он часто ходил в походы, защищая покой Муромлян и всей Земли Святорусской.

Но вот, как-то раз заварилась в Муроме смута. Вечный спор меча и злата за власть принял вид бунта богатых горожан. Стали они роптать и свое недовольство всячески проявлять. Чем недовольны были – отсюда уже не видно. То ли побором на дополнительное вооружение, то ли просто мысль, что и сами управимся – нехитро дело власть, хитро деньги зарабатывать – овладела их умами. В общем, республиканская идея стала шуметь по всему городу Мурому.

Горячий и прямолинейный Князь Петр вспылил и решил бунт подавить вооруженной силой. Обидно, конечно, стало ему, что его, прославленного героя, авторитет подвергается сомнениям. Тут бы и пролиться крови христианской и начаться целой реке обид, которую потом не перешагнуть и взаимного доверия не вернуть. Раскол, партии, интриги и т. д.

Но любимая жена Князя, Княгиня Феврония, улучила момент и присоветовала Князю Петру рук своих белых не марать и с дуракамине связываться, а взять и поехать в отпуск. И – уговорила!

Покинули Князья город Муром и стали путешествовать, а потом остановились на берегу Оки, и от тяжких дел княжеских там отдыхали. А в городе тем временем началась борьба интересов, партий, людей разного звания за власть княжескую. Но окончательно весомое, неоспоримое слово сказать было некому, так как все были относительно равны. И спорам – конца не предвиделось. Когда же устали от безвластия, то решили призвать на власть в город свой кого-нибудь княжеского роду, чтобы споры те прекратить. А кого? Нужно, чтобы и человек был справедливый, и не жадный, да и защитить город смог своим княжеским воинским искусством, да с репутацией и связями (союзниками), и лучше, чтоб – знако- мый, да проверенный. В общем, так и обернулось дело, что опять нужно было идти Князя Петра обратно звать».

Здесь мы сокращаем записанный нами извод легенды – КнягиняФеврония посоветовала Князю Петру дважды отказаться, и только когда все население от мала до велика с иконами, священниками, страхом, плачем и присягой на верность пришли в третий раз – Князь Петр согласился княжить Муромом заново…⁸

Миро-эпическое значение избранного сюжета

Смысловая составляющая сюжета об «изгнании князей» заключена в том, что сакральная мораль диктует «нормы права власти» (управления). Отношения народа и правителя предполагают некоторые обязательные качества князя, которые он демонстрирует в качестве прав на престол. Так, царь должен быть: 1) имеющий право (княжеского происхождения); 2) доблестный (воин) – сила; 3) праведный – признающий правила; 4) склонный к милосердию (не волк, но охраняющий стадо).

При этих условиях народ обязан принести клятву верности, чтобы князь мог действительно полноценно применять власть, т. е. править.

Этот сюжет мы встречаем в русской истории не раз – он обычно усиливается народным покаянием, очищением от грехов – особенно в вариантах призвания на царство, в ритуалах «уходов» Иоанна Грозного, Бориса Годунова, Николая II и пр.

Таким образом, в муромской легенде об изгнании князей и покаянии перед ними мы наблюдаем устойчивую, повторяющуюся картину. Это ритуал, а, точнее, целостное действо, имеющее смысл как подлинно национальной идеи, так и магической обрядности, освящающей и узаконивающей верховность власти. Следует сказать, что сюжет этот вообще характерен для всей арийской культуры и неоднократно встречается в ведических текстах: Ригведе, Махабхарате. Все это проистекает из кастово-варновой структуры арийского общества, в котором кшатрии (воины) долж-ны выяснять отношения (бороться за власть) с себе подобными, но не с подвластным им народом,подчиненных варн.⁹

Переходя же к магической составляющей сюжета, обратим внимание на троекратное обязательное повторение действия. Причем обе стороны – и князь, и народ, знают эти правила именно такого поведения и даже требуют его, но не вслух. В русской традиции троекратный зов присутствует и в потчевании гостя, и в песне, и в сказке. Этот язык ритуала передается всем строем традиции, ее стержнем. «Третий раз – волшебный».Трехчастность, троекратностьотчетливо выражена и в православной традиции. Три раза епископ или игумен спрашивает о твердости решения постригающегося в монахи, причем, бросает на пол ножницы, и кандидат в монахи должен их трижды поднять. Три раза венчающиеся вслед за священником обходят вокруг аналоя, трижды пьют из одной чаши. Примеров не перечесть.

Трехчастность мы видим и в самом сюжете об изгнания князей. Три Мурома. Первый Муром, в котором они жили изначально, это Муромпервозданный, до всяческих тревог и искушений. Второй Муром тот, который святые князья основали, будучи изгнанными из города. Этот Муром в силу самой своей сакральной топографии (озеро Большое Свято) оказывается городом мертвым, бесперспективным, а, точнее, нереализованным или принци- пиально нереализуемым. По преданию, записанному тем же Епанчиным, Святое озеро хранит в своих водах затонувшее селение с весьма характерным топонимом «Русаки» (ср. с этнонимом «русский, русак»). Озеро это – миниатюра Мертвого моря, где погибли Содом и Гоморра, как выразилась о Большом Свято дореволюционный муромский краевед Е. Н. До- брынкина. Наконец, в свой обновленный Третий Муром святые князья вернулись после общенародного покаяния.

Как видим, нравственная составляющая легенды – это не просто «польза», а самый живой, очевидный и справедливый «смысл». Основа ритуала – это идея брака по любви, союза народа и князя по обоюдному согласию, идея верности этому союзу. Истинная вера русского народа в Бога в земном своем отражении это не столько вера в церковь и ее обряды, сколько в праведного царя, который и наполняет эти обряды живым смыслом. Народ как источник и носитель своей национальной идеи воплощает в легенде свое право на такое понимание природы веры и власти и всего мироустроения.

Если рассмотреть с этой позиции второй слой легенды, а именно брак князя Петра и Февронии как ожидаемый идеал брака, то мы обнаружим интересные ролевые ожидания. Облик князя Петра уже выше определен его ролью верховного властителя. А вот роль и качества идеала русской жены, воплощенной в княгине Февронии, довольно интересны. Жена это:

1) Сила (судьба). Это та женщина, союз с которой дополняет «до целого», прикрывает спину и делает князя непобедимым. Понимание жены как судьбы, суженой – традиция, известная не только в русском фольклоре. Жена – это не самая красивая, умная, и т. д., а та, «без которой нельзя», не получится – весь будешь в струпьях. Соответственно, сила и качества женщин для дополнения – разные. Главное – составить пару.

2) Знания. Княгиня Феврония – хранительница «права» – правил, может вовремя их подсказать, чтобы муж достойно пронес свой княжеский кодекс чести.

3) Скромность, т. е. понимание, осознание своего места, роли по отношению к мужу, власти, народу. «Страж» власти не должен сам к ней стремиться.

Думается, что глубокое и всестороннее исследование легенд такого интересного края, как Муром-ский, особенно в связи с мировой традицией и русской историей, могло бы дать в современном мире, живущем «без ориентиров», неожиданно простую опору и наметить вполне реальные пути построения нового, актуального мировоззрения. Успешная конкуренция гарантируется. «Не дурей нас предки были, а времена всегда тяжелые».

Третий Муром¹⁰ Александра Епанчина

(вместо выводов)

Таким образом, в конце своей статьи мы вынуждены вернуться к образу муромского краеведа А. А. Епанчина, с легкой руки которого в научный оборот и была введена легенда об основании Нового (Второго) Мурома. Именно из его уст муромское предание доносится до нас в целостном, актуальном, а, главное, живом звучании.

Как позволяет утверждать знакомство с архивом Александра Александровича, произошедшее с любезного разрешения вдовы покойного Нины Сергеевны Епанчиной – в подлинно муромских традициях св. Феврониии графини П. С. Уваровой, продолжающей дело своего супруга – стремление к целому было средоточием натуры А. А. Епанчина, который свои занятия краеведением воспринимал в самом высоком эпиче-ском духе: как религиозное служение, как государеву службу, благодаря чему, наверное, Епанчин и сам смог стать настоящим фольклорным персонажем совет- ского, а точнее постсоветского Мурома, хранителемдосоветской культуры. Как он сам написал о праведной Иулиании Лазаревской (Муромской): «Жизнь и подвиг св. Иулиании является прекрасным примером того, чем являлось русское дворянство для простого народа. Не “кровопивцы-эксплуататоры”, а любящие родители, жертвующие всем ради детей своих, не разделенных с ними сословной пропастью, а объединенных в единое тело Церкви Христовой, которая в то время была синонимом общества».¹¹ Так и он, последний представитель дворянского рода, древностью не уступавшего Романовым, всей своей жизнью простого механика, сотрудника музеев, служащего на бензоколонках доказал истинность этих своих слов.

Епанчин с его ярко выраженными монархиче-скими убеждениями в своей личности соединил прошлое с настоящим. Несомненно, что сам он жил Треть-им Муромом, надеждой на Третью, покаявшуюся Россию, которая вернется к своему призванию быть хранительницей Вселенского Православия, быть Треть-им Римом. Неизменный почитатель подвига царственных мучеников, Епанчин своей топонимической привязкой сюжета изгнания святых князей Муромских делает материальными те сопоставления, которые мы делали чисто теоретически, показывает, что Петр и Феврония – это наши современники.

По-епанчински прочитанный, этот сюжет из «Повести о Петре и Февронии» позволяет в традиционной оптике увидеть и современную русскую смуту, осознать, на каком этапе находится наше общество в поисках национальной идеи, осознать наше место и роль в аналогичном сюжете, начавшем развиваться в 1917 г., после добровольного «ухода» императора Николая II с престола уже всероссийского.

Заметим, что в отличие от своих потомков, попустивших кровавое цареубийство 1918 г., муромляне все-таки одумались и, покаявшись перед святыми князьями Петром и Февронией, упросили их вернутьсяв родной город. Обращение к примеру муромлян, не только изгонявших своих святых, но и каявшихся перед ними, позволяет и житие царской семьи Николая II рассматривать как еще не дописанное. Ведь тот подлинно общероссийский интерес, который наблюдается в настоящее время к муромским святыням и, прежде всего, к мощам св. супругов Петра и Февронии, показывает, что архетипы народного сознания не изменились.

Из Второго Мурома особенно четко видна та точка, в которой остановились русские люди после 1917 г. И, может быть не случайно, что после революции 1917 г. эта часть Владимирской губернии отошла именно в Нижегородские пределы, вошедшие в историю именно ополчением Минина и Пожарского, которое является ярчайшим эпическим примером перехода от второго, отрицательного этапа мирового сюжета об «изгнании-уходе» правителя, к третьему этапу, с которым связано возвращение на новом витке к традиционной структуре общества. Не случайно и то, что, согласно другому преданию, записанному Епанчиным, на территории Второго Мурома похоронены герои романа М. Н. Загоскина «Юрий Мило-славский, или Русские в 1613 г.».¹² Второй Муром, основанный изгнанными святыми князьями, становится потенциально Новым Муромом. Он дает возможность посмотреть на историю перспективно. Из прошлого в будущее. Увидеть точку поворота.

На данном конкретном примере разговора о легенде об изгнании святых князей ярко видна специфика уникального краеведческого наследия А. А. Епанчина и те основные трудности, которые возникаютпри работе с ним.

Ссылки:

¹ См., например: Ницше Ф. Сочинения. В двух томах. – М., 1997. – Т. 1. – С. 159-232.

² О нем см.: Епанчина Н. С. Муромский краевед А. А. Епанчин (1948-1998). Биографический очерк // Епанчин А. А. «Господь поставил меня собирателем…» Из краеведческого архива А. А. Епанчина. – Муром, 2002. – С. 2-7; Епанчин А. А. [Автобиография] // Епанчин А. А. Краеведческий сборник. Материалы архива. – Муром, 2002. – С. 119-120.

³ Об этом он писал в письмах от 1 ноября 1986 г. Ю. Н. Шамкиной; от 27 августа 1995 г. В. Мишариной; от 16 марта 1998 г. С. В.Чеснокову, хранящихся в личном архиве С. В. Чеснокова. Причем, в первом письме указывал дату этого события между 993 и 1000 годами, тогда как в последующих определял ее позднее – конец XII века.

⁴ «В старину помещик переселил из своего поместья с. Малышево,Муромскаго у. (впоследствии Меленков- скаго у., ныне Селивановскагорай.) Владимирской губ., крестьяне которой были лесорубами, часть крестьян за Оку, основав деревню, названную в память родного села ”Малышево”. Она упоминается в 1623/4 г.» Из письма А. А. Епанчина Ю. Н. Шамкиной от 21 ноября 1986 г. // Личный архив С. В.Чеснокова.

⁵ Епанчин А. А. Топонимика Мурома и его окрестностей. Краеведческие заметки. – Муром, 2002.

⁶ Из письма А. А. Епанчина клирошанам церкви с. Дедово от 27 августа 1995 г.: «В ? пол. XIX в. сюда из урочища ”Окнищи”, или из урочища ”Вохнищи”, была переселена деревня Корниловка (Новая деревня – Новленская тож)» // Личный архив С В Чеснокова. Может быть «Новой» первоначально называлась речка?

⁷ Грамота и ответ Епанчина на нее опубликованы: Епан- чин А. А. «Господь поставил меня собирателем»… – С. - 7.

⁸ Записано от Н. И. Кокуриной (урожд. Кокурина). 1959 г. р., живет в Н. Новгороде // Личный архив Л. С. Ремизовой. Данная запись, ныне готовящаяся к научному изданию, свидетельствует о том, что современное бытование муромскихлегенд, их развитие и видоизменение – это тема отдельного, самостоятельного исследования.

⁹ Дхармашастра Ману (Законы Ману) // Хрестоматия по исто-риигосударства и права зарубежных стран. – М., 1999. – §§ 7, 9, 18-20, 30-31, 48, 88, 102, 111, 294-295

¹⁰ Любопытно, что в Интернете, на сайте «Вековка» (название деревни Владимирской губ.) имеется подрубрика с одноименным названием «Третий Муром», которую мы, с любезного разрешения редактора сайта, красногорского литератора Олега Фомина, позволили себе включить в название нашей статьи. См.:http://www.vekovka.h1.ru.

¹¹ Епанчин А. А. Святые прав. Иулиания Лазаревская Муромская, Георгий, прп. Феодосия и младенец неизвестного пола // Епанчин А. А. «Господь поставил меня собира- телем…» – С. 41.

¹² См.: Епанчин А. А. Топонимика Мурома… – С. 34.