поиск по сайту
Автор: 

А. В. Лосева (Новокузнецк)

 

РЕЛИГИОЗНОСТЬ РУСCКИХ В XVI-XVII веках ГЛАЗАМИ ИНОСТРАНЦЕВ

 

Состояние религиозности русских в XVI-XVII вв. как научная проблема привлекала внимание отечественных историков, прежде всего Н. И. Костомарова, В. О. Ключевского и П. Н. Милюкова. Однако термин «религиозность» далеко не сразу утвердился в исто-риографии XIX – начала ХХ вв. Н. И. Костомаров в популярном очерке «Домашняя жизнь и нравы великорусского народа», квалифицируя религиозность народа какязыческо-христианскую, предпочитал понятие «верования».В. О. Ключевский, размышляя в «Курсе русской истории» о причинах церковной реформы середины XVII в., наряду с понятием «верования» использовал другие – «благочестие», «религиозное чувство», «религиозные настроения».П. Н. Милюков, кроме русских источников, часто обращался к запискам иностранцев, и это заставило его сформулировать понятия «русская вера», «обрядоверие», наконец, «русская религиозность».3

 Наиболее значительный вклад в исследование средневековой религиозности (правда, на западно-европейских материалах) внес Л. П. Карсавин. Ученый различал понятия «вера» как совокупность положений и догм, принимаемых за истину, и «религиозность» как душевное состояние, в связи с которым находятся субъективно важные для индивида положения его веры.В другой работе Л. П. Карсавин с сожалением констатирует: «Религиозная жизнь масс… непо-средственно почти нам не дана, и приходится заключать к ней от воздействия на массы культурных слоев, главным образом, клира и монашества (от причины к следствию) и от идеологии и деятельности религиозных новаторов, поддерживаемых массами и выражающих их смутные чаяния в уловимом виде (от следствия к причине)».Эта констатация применительно к русским условиям (о которых речь пойдет ниже) делает особенно актуальным использование синхронных иностранных источников.

Интерес к данной проблеме в отечественной исторической науке после 1917 г. по известным причинам был надолго прерван. На Западе, напротив, усилиями Школы Анналов и других ученых вопросы средневековой религиозности как важной составляющей средневековой ментальности усиленно разрабатывались. В отечественной медиевистике значительный вклад в решение этой проблемы сделал А. Я. Гуревич.

Обращение к совокупности современных исследований позволяет определить религиозность как набор или систему верований, религиозные чувства и религиозное поведение, повседневную религиозную практику (формы богопочитания). При этом применительно к условиям Западной Европы специалисты четко различают религиозность клириков и народную религиозность, а также различные типы религиозности в рамках отдельных религий или их модификаций с учетом разных этапов исторического развития.6

В данной работе нет необходимости доказывать актуальность проблематики свои/чужие, – имагология уже достаточно давно сформировалась в отдельную отрасль науки. Конкретно-исторические формы рефлексий в восприятии «другого» плодотворнее всего исследовать при синхронном хронологическом изучении опыта России и Западной Европы. Поэтому выбор записок иностранцев для характеристики религиозности русских в XVI-XVII вв. не случаен. Справедливости ради стоит заметить, что В. О. Ключевский не слишком доверял сведениям иностранцев, касавшимся «нравственного состояния общества», «нравственной жизни народа», полагая, что иноземец не мог отнестись к наблюдаемым явлениям «с полным спокойствием, взглянуть не со своей личной точки зрения, а со стороны тех исторических условий, под влиянием которых слагался этот быт и характер».Думается, что позитивистский характер этого замечания очевиден. Ценность и нередко ошибочность сведений в текстах иностранцев неоднократно отмечались исследователями. Но, по замечанию Ю. М. Лотмана, дело сводится к тому, чтобы подходить к источникам этого типа как к текстам, нуждающимся в дешифровке, своеобразном раскодировании, которое должно предшествовать цитатному их использованию: «Только тогда мы сможем не только отделять верные высказывания от ошибочных, но и в самих этих ошибках, в характере непонимания находить источник ценных сведений».8

Конечно, большинство иностранцев (кроме С. Герберштейна и Дж. Горсейя) не владело русским языком и воспринимало русский уклад жизни через внешние формы. Но, поскольку в русской народной религиозности преобладали именно формы (обряды), она получила довольно полное и детальное освещение. Достаточно сказать, что С. Герберштейн, Дж. Флетчер и А. Олеарий не ограничились проходными замечаниями и «картинками», подготовив целые разделы с достаточно систематизированными впечатлениями и экскурсами в историю православия и его расхождений с католичеством.

В перечне авторов иностранных записок самые разные персонажи – в национальном, профессиональном и конфессиональном плане. Это обусловливает специфику подачи материала в записках. Источники отражают одновременно три образа: образ мира, которому посвящен (который описывают), образ мира, где созданы, и образ своей эпохи (своего времени). Именно поэтому мы намеренно не используем записки католических авторов 1520-х гг. (А. Кампен-ского, И. Фабри, Павла Йовия I и Павла Йовия II). В их образе Московской Руси не было вполне адекватной передачи реалий русской действительности по причине их сугубойкомплиментарности, объясняемой соображениями политической конъюнктуры рубежа XV-XVI вв. (попытки создать европейско-русский антиосманский союз).

Другие авторы воспринимали и анализировали русскую религиозность с позиций тех ценностей, которые сформировались у католиков и протестантов. И те, и другие признавали русских христианами, но греческого исповедания, и полагали, что «схизматики» русские довели до крайности, до вульгаризации некоторые «ошибки» и «заблуждения» греков.

Знакомясь со страной, иностранцы проявляли неподдельную любознательность: описывали внешний вид и внутреннее убранство храмов, пытались хотя бы из притвора наблюдать службу и подробно о ней рассказать: в записках содержатся детальные описания православных (двунадесятых) праздников и дней памяти святых, православных церковных обрядов и повсе-дневной обрядности русских. Особый интерес представляют наблюдения за поведением и обликом приходского клира и самих прихожан. Специального внимания иностранцев удостоился такой изумивший их феномен, как русское юродство (Дж. Горсей, Дж. Флетчер, Н. Витсен).

Русская религиозность и ее носители удостоились массы нелестных оценок: невежество священников, их нежелание и неспособность вести дискуссии на религиозные темы; «идолопоклонство» (почитание икон и мощей святых; неоправданно огромное число святых); незнание рядовыми прихожанами молитв (даже «Отче наш»), неосведомленность о десяти заповедях Божиих, искреннее убеждение простолюдинов, что подобные вещи следует знать вельможам и высшим духовным лицам, а не им; неестественный страх русских перед иноземцами и их религиозная брезгливость; суеверия и «ложные идеи» православия.

В числе авторов записок было много «высоколобых», получивших университетское образование, ученых, смотревших не только со стороны, но и свысока на обыденную религиозность русских. Необходимо помнить, что католичество в XVI в. претерпело серьезные изменения (развитие схоластики, теологических исследований, развитие дискуссионных навыков и повышение эффективности пропаганды, создание сети учебных заведений и систематическая подготовка кадров священников). Стоит принять к сведению и широко критикуемые протестантами церковную обрядность, невежество священников и столь же широко пропагандируемые рационалистические методы изучения Священного Писания как единственного авторитета в области религиозной истины.

В современной медиевистике состояние благочестия раннего и позднего средневековья принято относить к разным типам религиозности. В XVI- XVII вв. западное мышление отличалось большей формализацией, и его понятийно-категориальный аппарат был разработан намного лучше, чем русский. Западная культура постоянно размышляла над тем, что являлось предметом ее рефлексии.Все это не могло не наложить отпечатка на восприятие иностранцами русской религиозности.

Впечатления иностранцев о религиозной жизни русских тематически можно классифицировать следующим образом. Наиболее существенный объем занимают критические замечания и размышления по поводу суеверий и религиозных предрассудков русских. На взгляд иностранцев, к ним относятся почитание икон и мощей святых, многие православные обряды: славление, дарение яиц на Пасху, снабжение покойников паспортами с тем, чтобы они попали в рай; противоречия в понимании благочестия (русские много средств жертвуют на храмы и монастыри, щедрой рукой раздают милостыню и одновременно не совестятся обмануть своего ближнего при покупке, продаже и других делах). С иронией воспринимали иностранцы бесчисленные посты и суеверия, связанные с их соблюдением. Н. Витсен рассказал о совместной трапезе с русскими во время поста: «За столом случилось, что бычье ребро, приготовленное для нас, прикоснулось к голове щуки, стоящей перед русскими. Все сразу закричали, что рыба была осквернена и должна быть убрана». Или: во время поста русские «не хотели есть с тарелок, на которых лежал наш хлеб».10

От внимания иностранцев не ускользнул и практический характер русского благочестия: изображения святых использовались в трудовой деятельности. Якоб Ульфельдт наблюдал сцену приготовления пива. Русские многократно в течение всего технологического процесса погружали в бочку изображение святого, а затем, преклонив колени и осеняя себя крестным знамением, поклонялись этому образу. Я. Ульфельдт замечает: «Они настолько впитали подобные суеверия и погрязли в этих предрассудках, что считают, что весь их труд будет затрачен впустую, если не проделать описанных обрядов».11

Объектом иронических замечаний и критики иностранцев стал низкий уровень или отсутствие богословского знания у рядовых прихожан и, особенно, у священников. Это – общее место в записках ино-странцев. Вызывало недоумение и отсутствие проповедей, которое связывалось с необразованностью и предрассудками священников. Правда, А. Олеарий и Н. Витсен отметили создание первых школ для подготовки священников, упомянули о первых опытах ведения проповедей (И. Неронова в Москве и Логгина в Муроме). Впрочем, они тут же заметили, что патриарх, узнав об этом, запретил проповедовать, и привели аргумент иерарха: «Многое толкование вызывает только различные мнения, причиняющие лишь смятение и ереси».12

Другим общим местом в записках иностранцев является констатация пьянства и обжорства, в том числе священников, на масляной неделе, после окончания постов, «разгула» и «насилия» на святой неделе. Впрочем, великодушно заключают путешественники XVII века, русские хорошие христиане, но необучены и плохо воспитаны.

Итак, предпринятый опыт характеристики русской религиозности в XVI-XVII вв., на первый взгляд, позволяет квалифицировать ее как «наивную», «примитивную», «поверхностную». Но нетрудно видеть, что критерий для этих оценок и суждений иностранцы брали из «высокой» религии просвещенных, и именно с этих позиций они судили о сознании и эмоциональной жизни русских. И в самом деле: для Запада это был пройденный и вполне забытый этап развития. С другой стороны, сами историки русской церкви признавали неудовлетворительное состояние веры: невежество и суеверие священников, отсутствие проповеднической деятельности, доминирование обрядовой, внешней, видимой стороны, как бы обязательной для каждого, «и на этой-то стороне веры сосредоточивали ту горячую к ней привязанность, которой не раз изумлялись иностранцы».13

 

Ссылки:

1 Костомаров Н. И. Домашняя жизнь и нравы великорусского народа. – М., 1993. – С. 250-260.

2 Ключевский В. О. Курс русской истории // Ключевский В. О. Сочинения в 9-ти тт. – М., 1988. – Т. 3 – С. 270-271.

3 Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры: В 5-ти тт. – М., 1994. – Т. 3 – С. 27-29.

4 Карсавин Л. П. Основы средневековой религиозности в XII-XIII вв., преимущественно в Италии. – Пг., 1915. – С. 8.

5 Карсавин Л. П. Монашество в средние века. – М., 1992. – С. 119-120.

6 См., например: Гуревич А. Я. Проблемы средневековой народной культуры. – М., 1981. – С. 9, 12; Одиссей. 2000. – М., 2001. – С. 297.

7 Ключевский В. О. Сказания иностранцев о Московском государстве. – М., 1991. – С. 8.

8 Лотман Ю. М. К вопросу об источниковедческом значении высказываний иностранцев о России // Лотман Ю. М. История и типология русской культуры. – СПб., 2002. – С. 677.

9 Русская культура в сравнительно-историческом освещении. Материалы «Круглого стола» // Одиссей. 2001. – М., 2001. – С. 59.

10 Витсен Н. Путешествие в Московию. 1664-1665. Дневник. – СПб., 1996. – С. 53, 159.

11 Ульфельдт Я. Путешествие в Россию. – М., 2002. – С. 306.

12 Олеарий А. Описание путешествия в Московию // Россия XVII века. Воспоминания иностранцев. – Смоленск, 2003. – С. 449.

13См., например: Макарий (Булгаков). История русской церкви. – М., 1996. – Кн. 4. – Ч. 2. – С. 153.

дата обновления: 02-03-2016