Месторазвития русской истории

А. М. Буровский (Красноярск) 

 

МЕСТОРАЗВИТИЯ РУССКОЙ ИСТОРИИ

 

Назовем это понятие удачным термином П. Н. Савицкого – «месторазвитие», подобно аналогичному «месторождение».

 Л. Н. Гумилев

 

Эффект краевых границ

Биологам хорошо известен «эффект краевых границ» – там, где проходят границы географических сред, развитие животного мира протекает интенсивнее.1 Здесь накапливается биомасса крупных, сложно устроенных животных, они вынужденно ведут себя более сложно – как в силу многогранности среды, так и организуя поведение друг друга. В результате именно на границах сред возникают новые виды и более крупные классы живых организмов.2

Согласно Л. Н. Гумилеву, именно в «контрастных ландшафтах» – на границах сред – рождаются новые этносы.3 Закономерность, отмеченная Львом Гумилевым, во многом – перенесение на мир человека той же биологической закономерности. По-видимому, мы имеем дело с некой универсальной закономерностью эволюции.

Мозаичность

Как бы ни справедливы рассуждения Льва Николаевича, но назвать такую среду «контрастной» уже не повернется язык. Возникновение этносов, культур и городов происходит не на абстрактном белом листе, который пересекают столь же абстрактные линии границ. В реальности мы имеем перед собой территорию, пространство, и по этому пространству проходят границы разного рода областей. Причем, каждая граница тоже имеет свои размеры, и «зона стыка» тоже имеет некую ширину. «Зоны стыков» двух географических сред могут быть такими большими, что возникает, например, спор о сущности лесостепи. Что это: граница между лесом и степью или самостоятельная географическая зона?

Лесостепь, зону смешанных лесов, побережья морей, поймы крупных рек или такие территории, как Минусинская котловина, Причерноморье или Прибалтика, конечно, можно назвать и «контрастными», но этого явно недостаточно. Ведь территории эти являются не просто местом пересечения разных границ, но неким единством, некой целостностью, важной и самой по себе, – независимо от границ, тут проходящих.

Вероятно, для таких целостностей нужно применить другой термин, который бы показывал именно внутреннюю неоднородность урочища. Такой термин – мозаичность, подчеркивающий неоднородность единого географического контура.

Аналогия с лесостепью очевидна. Лесостепь очень мозаична, в ней на самой небольшой площади встречаются разнообразнейшие фации, образованные и разными составами трав, и разными древесными растениями. Если разные участки степи находятся на разной высоте, если лесостепь пересекают реки, – то многообразие условий еще возрастает. Вот сосновый бор, вот дубрава с редко стоящими деревьями, вот ковыльная степь, вот заливной луг, вот типчаковая степь… А все это – одна и та же лесостепь, ее участки, разделенные самыми небольшими расстояниями.

Мозаичные местообитания человека

Любое место обитания народа, культуры – вообще любой общности людей, может быть охарактеризовано с позиций географии, т. е. как местность, состоящая из урочищ и фаций. Фация – это участок поверхности Земли, характеризующийся полным единством всех компонентов ландшафта: материнской породы, микроклимата, водного режима, почвы, биогеохимических циклов, фауны и флоры. Второй необходимый термин – урочище, т. е. целостность, состоящая из сопряженной системы таких фаций.4

В ландшафтоведении сосновый лес с одним типом травяной растительности, на одном типе почв, одинаково увлажненный на всем протяжении и с одним составом видов животных – это фация. Вот если в одном месте (допустим, на склоне холма) соединяются сосновые леса с разным подлеском (брусничные и травяные), состав подпочвы различен, встречаются поляны, а склон холма спускается к речке (т. е. форма рельефа, склон холма, соединяет много различных фаций) – тогда это урочище.

В литературе уже известен подход к городам как к территориям обитания. Для Санкт-Петербурга литература, в которой этот подход обозначен, даже довольно обширна.5

При любых обстоятельствах город – это никак не фация, а именно урочище или сопряженая система урочищ – местность. В городе всегда есть районы с застройкой различного типа. Всегда есть улицы и площади; обязательно должны быть здания разного назначения – т. е. с разным режимом использования; непременно есть выходы к воде или колодцы, акведуки и т. д.; очень часто в городской черте есть хотя бы небольшие сельскохозяйственные угодья. Городская территория всегда организована сложно и включает много фаций. Но тогда, при таком понимании урочища, можно уже и сопоставить городские урочища. Можно выяснить, в какое из них входит большее число фаций и насколько эти фации отличаются друг от друга. Появляется возможность выявить степень внутренней контрастности городского урочища. Каждая фация – это кусочек мозаики, сопрягаясь, все эти кусочки творят урочище.

Емкость ландшафта

Застройка всех городов многообразна – хотя и в разной степени. Многие города располагаются на каких-то ландшафтных границах. Чем сложнее за-стройка и чем больше природных границ – тем больше возникает и фаций, этих элементарных ячеек городской среды. Большой соблазн – попытаться определить степень различий, дать им количественную оценку. Такую работу попытался проделать москов-ский географ Н. Н. Николаев – он определял «степень сложности среды» по числу стыков разных ландшафтов на территории города. Термин Николаева не прижился, в науку не вошел и почти забыт специалистами. Жаль! Но даже этот термин – попытка оценивать только количество стыков, а не степень различий между ними. А ведь фации могут не только чаще или реже стыковаться в городе; они могут быть сами по себе различны в самой разной степени. К такой работе – к определению степени различий между фациями городской среды – по моим сведениям, ни один ученый даже не приступал.

Разное число и в разной степени контрастирующих между собой антропогенных фаций делают городскую среду более или менее мозаичной. Чем мозаичнее территория – тем больше разнообразных ландшафтов можно увидеть на ней на одной и той же территории. Для описания таких явлений в географии широко применяется термин «емкость ландшафта». Чем больше территорий с разными характеристиками включает урочище, чеммногообразнее условия внутри данного контура – тем выше его емкость.

Не только степи и леса могут быть в разной степени емкими, это касается деревень и городов. Везде одинаковая, безликая городская застройка производит удручающее впечатление. Емкость такого ландшафта очень низка, и хорошо, если городок маленький – в какую сторону не пойди, скучные, невыразительные пятиэтажки быстро «кончаются». Вот в Москве и в Петербурге порядки таких пятиэтажек могут тянуться на километры.

В Норвегии после второй мировой войны шло массовое расселение в индивидуальные дома. И был случай, когда городской муниципалитет вынужден был заставить всех владельцев домов вывесить на воротах портрет хозяйки дома! Дело в том, что многие малыши не могли найти свой коттедж, возвращаясь из школы… Конечно же, емкость такого городского ландшафта ничуть не выше, чем темнохвойной тайги в Западной Сибири.

Уникальность

Чтобы полнее оценить различия между город-скими урочищами, приходится вводить еще один термин и на этот раз – вовсе не из числа общепринятых. Это – уникальность, или, чтобы было «научнее» –феноменологичность ландшафта.

Конечно, любая точка поверхности Земного шара, строго говоря, уникальна. Но все же два участка широколиственного леса могут быть очень похожи – пусть один из них находится в Германии, а другой – в штате Висконсин в США. А вот Нева в Санкт-Петербурге, семь холмов Древнего Рима, водоупорные глины, на которых стоит Новгород – явления действительно уникальные. Нигде в мире нет больше ничего подобного.

Города редко ставятся на местах, где есть такие уникальные памятники природы. Жители Краснояр-ска справедливо гордятся выходами сиенитовых скал – так называемыми «Столбами». «Столбы» имеют причудливые формы, это старый, с прошлого века, пункт отдыха горожан. «Столбы» хорошо видно с левого берега Енисея, из старой части города. Как правило, памятники природы находятся далеко от населенных человеком мест, движение к ним затруднено. А тут памятник природы расположен непосредственно в городе!

Петербург – не единственный город, расположенный на реке шириной от шестисот до тысячи двухсот метров. Но это единственный большой город, расположенный на такой широкой, полноводной, и притом такой короткой реке.

Конечно же, уникальный облик городу придает не только географическое расположение. Уникальность достигается созданием того, чего нет больше нигде в мире. Вавель в Кракове, Тауэр и Большой Бен в Лондоне, Кунсткамера, Петропавловская крепость, Казанский собор или Адмиралтейство в Петербурге – уникальные сооружения, каким нет прямого подобия на Земле.

Петербург вообще классический пример уникального города. Улица Марата или Ползунова мало отличима от любой «среднеевропейской» улицы в любом другом городе Европы. Некоторые здания на улице Ползунова просто до смешного похожи на Валликраави в Тарту. Тем более заурядны, не уникальны районы стандартной шлакоблочной и кирпичной застройки в Автово или в Калининском районе. Но заурядное, обычное есть везде. А в Петербурге много такого, чего нет нигде, никогда не будет и быть не может. Да еще эти уникальные места сопряжены между собой, образуя целые совершенно уникальные урочища. С балюстрады Исаакия можно увидеть Сенат-скую площадь, Медного всадника и Стрелку Васильевского острова с Двенадцатью коллегиями и с Менделеевской линией. С Дворцовой набережной отлично видны и Петропавловская крепость, и стрелка Васильевского острова. Почти весь центр Санкт-Петербурга – уникальное и очень емкое городское урочище.

Месторазвития 

Собственно, для таких мест давно уже придумано специальное слово: «месторазвитие». Употребил его впервые П. Н. Савицкий, и широко использовал П. Н. Милюков как синоним «местообитания».6 Л. Н. Гумилев использовал термин в несколько ином значении – как место с «контрастными ландшафтами», в котором только и может происходить рождение новых этносов.7

Организация мозаичности

Наиболее мозаичны городские ландшафты, ядро застройки которых, состоящее из уникальных городских урочищ, находится на самом «шпиле» стыка ландшафтных сред, на самой точке пересечения природных границ. Город растет: появляются районы с другой, более современной архитектурой, строятся дачные поселки, входят в городскую среду города-сателлиты. Все это, выражаясь профессиональным языком, разрастание городской агломерации приводит не к сокращению, а, скорее, к усилению мозаичности. Расширение такого города абсолютно в любую сторону, куда бы он ни рос, не разрушает изначально заданного уровня мозаичности, не делает ландшафт менее емким и уникальным: ведь сохраняется центр. В России таких городов я знаю три: Санкт-Петербург, Красноярск и Иркутск.8 В Европе это только Стокгольм, Краков, Мюнхен, Эдинбург и Рим.

Этот вывод исключительно важен для судеб Санкт-Петербургского, Красноярского и других городских урочищ. Получается, что при любом теоретиче-ски возможном росте города в любом из направлений не только уровень мозаичности сохранится (а, скорее, и возрастет), но принципиально сохранится и емкость, и уникальность исторически сложившегося ландшафта.

Антропогенная мозаичность

Легко заметить, что этносы и культуры сталкиваются в борьбе за географические месторазвития. В мозаичных ландшафтах распространяются варианты культуры, возникшие и сложившиеся в месторазвитиях. Вот заместоразвития – все время происходят войны, в них постоянно идут переселения и нашествия. Трудно сравнить напряженную историю Минусин-ской котловины и монотонной тайги Западной Сибири, историю Прибалтики и Причерноморья – и историю континентальных лесных областей Восточной Европы.

Культура ищет себе месторазвитие, борется за географическое месторазвитие – за право развиваться в мозаичном и емком ландшафте. Чем больше территорий с разными характеристиками включает данный географический контур, чем многообразнее условия внутри него – тем плотнее его пространственно-временная структура, тем выше его емкость, тем в большей степени это месторазвитие. При этом культура не только «ищет» и не только «использует» месторазвития, но и сама создает их. Для этноса, который для обитания и освоения занимает или степные пространства Поволжья, или ополья Средней полосы, или лесные массивы Муромской земли, каждая из этих зон окажется мало мозаичной. Но этнос, способный одновременно осваивать все эти зоны, обитать в них и/или разворачивать хозяйственную деятельность, обретает крайне контрастную среду обитания. И эта среда обитания, с большой степенью вероятности, окажется для него месторазвитием. Получается, что распространяясь в ландшафтной оболочке Земли, культура определяет для себя уровни контрастности и мозаичности своего местообитания. Происходит это не осознанно, но и не случайно.

Кроме того, культура и создает себе месторазвитие своими особыми средствами: сама создавая контрастность и мозаичность. Во-первых, изменяя и дополняя среду своего обитания (архитектура, искусство, инженерные сооружения, коммуникации). Во-вторых, внутри человеческого общества. Ведь «гетерогенность среды» не сводится к физико-географическим факторам и включает социо-культурные, этно-культурные, конфессиональные и прочие различия.

Если на одной территории сталкиваются и взаимодействуют этносы с разным обликом, поведением, ментальностью, каждый представитель этих этносов оказывается в «поле контрастов» не меньшем, чем в самом контрастном из географических ландшафтов. То же самое – при межконфессиональных контактах. Приходится не только стать толерантнее (т. е. совершить некое интеллектуальное и нравственное усилие), но учитывать в сознании, поведении и языке реалии разных конфессий, вырабатывать формы поведения, которые устраивают всех участников контакта и так далее.

Для жителей столиц крупных государств (особенно империй) эти вопросы давно и легко решены, часто за поколения до их появления на свет. Жители маленьких городков в гомогенной среде не умеют быть достаточно терпимы, а тем более не способны учиться у «других». Точно так же, чем сложнее, гетерогеннее структура даже этнически однородного общества, тем на большем числе «границ» находится отдельный человек. Границ имущественных, профессиональных, культурных, деловых, информационных и так далее.

Люди, выросшие в специализированных городках, где вся жизнь центрировалась вокруг военной части или крупного завода, с трудом понимают людей того же языка и культуры, которые ведут другой образ жизни – встают в другое время утром, имеют иные системы ценностей и бытовые привычки. Военный осуждает «патлатого» артиста и возмущается, что тот не ходит строем. Артист смеется при виде военного.

В крупных городах, где профессиональные и социальные контрасты обычны, люди не только толерантнее. Их сознание шире вмещает в себя разнообразные реалии. С точки зрения некоторых ученых, многоэтничный состав, столкновение различных конфессий, сложный социокультурный состав – характерная черта того, что называют «большим городом» – т. е. городом, имеющим потенцию развития.9 Большинство из них называют в качестве примера такого города Санкт-Петербург.10 Число примеров явно может быть увеличено.

О времени и пространстве

Иногда бывает очень легко убедиться в каких-то положениях науки. Проведите целый день в глухом лесу, и вы убедитесь – любые события происходят здесь гораздо реже, чем на реке или на опушке. То есть что-то происходит и здесь: то играют мотыльки над травой, то ветерок повеял, то пробежала рыжая лесная мышь, на ваших глазах поймала жука, утащила. А под вечер, когда уже вышел на небо рогатый серпик месяца, бесшумно пролетела крупная серая сова. Но если вы выйдете на луг или к тихому лесному озерцу – событий за день произойдет гораздо больше, чем в гуще леса. Гораздо чаще повеет ветерок и переменит направление, и зашуршит листьями разных деревьев. Чаще пробегут зверюшки и пролетят птицы, причем будут они разнообразнее. Вокруг будет больше писка и шума. Еще больше разнообразия, движения, событий, – у большой реки; особенно там, где в нее впадают малые реки. И особенно, если в одних местах к реке стеной подступает лес, а в других – луг.

Всякий бывалый человек подтвердит вам, что «эффект краевых границ» – это то, что можно наблюдать собственными глазами, на протяжении одного дня. Но за один день или сутки можно наблюдать только за «биологической активностью», да и то далеко не всех живых существ.

А ведь и геологические процессы идут в разных местах с разной скоростью. В лесу формируется поч-ва, а ручейки уносят часть грунта в реки побольше. Но эти процессы идут медленно, еле заметно. А на реке? Вода, мутная от грунта (не то, что прозрачная вода лесных ручейков), в русле громыхают камни; за считанные месяцы река намывает косы, отмели, чуть ли не целые острова, а после сильного дождя можно услышать надсадный грохот: валится в реку целый кусок подмытого берега, многие тонны, десятки тонн твердого грунта. Работа воды прекрасно видна на большой реке и почти незаметна в глухом лесу. Ведь с миллионов квадратных километров ручейки, речки, реки побольше сносят грунт, собирают в одном ландшафте, не очень большом по размеру.

Астрономическое время определяется движением светил; по этому времени мы и живем, это время едино во всех уголках Земного шара. Но получается, что геологическое время течет в разных местах с разной скоростью. За единицу астрономического времени проходит разное количество событий одного и того же масштаба. За тысячу лет крупная река вгрызется в грунт, намоет террасы, отложит остров небольших размеров, срежет острые выступы скал на дне. А в глуши лесов сосновых за ту же тысячу лет не изменится решительно ничего.

В мозаичном ландшафте за единицу времени (год, десять лет, столетие) происходит больше событий, чем в однородном. Даже событий, связанных с бытием неживой природы. Перепады давления способствуют ветрам; перепады высот делают быстрыми реки; сложный рельеф создает сложные же и необычные природные явления (ежегодные паводки и катастрофические тайфуны и смерчи). Эти явления вариабельны, не всегда полностью повторяются и не всегда позволяют использовать нажитый опыт. Усвоенное, заученное предками «вдруг» утрачивает смысл, и приходится учиться снова. Триста лет ушло у русских людей для четкого усвоения: раз в сто лет разливы Невы – катастрофичны!

То же самое можно сказать и об эволюционном времени: животный мир мозаичных территорий разнообразнее и способен изменяться быстрее, чем в местах однообразных. Образование новых видов идет ни где попало, а в сравнительно небольших точках пространства и притом в ландшафтах контрастных, мозаичных и емких. Это же касается и исторического времени, о чем писали многие, в том числе и автор статьи.11 В маленькой и дикой деревушке за единицу времени произойдет больше событий, состоится больше перемен, чем у первобытного племени, бродящего по бескрайним лесам. Но житель даже маленького города умрет от скуки в деревне: скучно, мало событий. «Некуда выйти» и «не с кем поговорить».

Вопрос – почему в емких мозаичных и контрастных ландшафтах время протекает быстрее?

Город как фрагмент ландшафтной оболочки Земли

Все геологические, биогенетические (эволюционные), энергетические, исторические, информационные и прочие события протекают в ландшафтной оболочке Земли. Ландшафтная оболочка – это само по себе пространственно-временная структура, в которой и протекают важнейшие процессы, определяющие само состояние земного шара в целом. Причин, по которым эти процессы происходят, две: во-первых, это энергия Солнца, которая достигает поверхности Земли, во-вторых, это гетерогенность земной поверхности. По этим двум причинам двигается атмосфера и гидросфера Земли.

Твердая оболочка Земного шара (литосфера) везде неровная, то поднимается, то опускается. Разные ее участки подставлены к солнышку разными сторонами. Разные участки поверхности Земли по-разному и в разное время нагреваются и остывают. Если бы твердая оболочка Земного шара (литосфера) не имела бы перепадов высот, а разные участки поверхности Земли не имели бы разного режима нагрева и остывания, то не было бы и движения воздушных и водных масс. В абсолютно одинаковой (гомогенной) среде невозможны ни ветры, ни морские течения, ни круговорот воды (и каких-либо других элементов). Земной шар с одинаковой поверхностью и с одинаковым нагревом всех частей этой поверхности был бы совершенно безжизненным.

Получается, что именно гетерогенность (неодинаковость, разнообразие) является фундаментальной причиной подвижности ландшафтной оболочки – т. е. пространственно-временной структуры, вмещающей человека, его общество, построенные им города и преобразованные им ландшафты.

Территории ландшафтной оболочки не одинаковы по скорости протекания времени и интенсивности протекания каких-либо процессов. Чем разнообразнее среда, чем выше ее гетерогенность, т. е. чем она контрастнее и мозаичнее, тем плотнее пространственно-временные характеристики этой среды, тем интенсивнее идут все геологические, биологические, энергетические, исторические, информационные процессы. То есть пространственно-временная структура разных участков (территорий и акваторий) ландшафтной оболочки различна.

Как это действует на человека?

В любом населенном пункте, и особенно в городе, на очень небольшом пространстве время уплотняется. Это достигается как природной, так и антропогенной мозаичностью. Чем город больше по размерам и чем он более емкий, контрастный, мозаичный, уникальный, чем больше сталкивается в нем народов, культур и субкультур – тем больше в нем все время что-то кипит, происходит, изменяется, течет, появляется и исчезает, и тем неспокойнее, сложнее, напряженнее в нем жизнь отдельного человека. Не всем людям так уж нравится обитать в мозаичном, емком урочище. Это неудобно, это заставляет напрягаться, думать, совершать какие-то действия, – гораздо чаще и больше, чем хотелось бы очень многим.

В одном однородном ландшафте или в наборе более похожих друг на друга ландшафтов жить спокойнее. На человека тогда оказываются более однона-правленные, а потому и более понятные воздействия. Такие влияние легче «просчитать». Нужно затрачивать меньше внимания, меньше усилий на понимание происходящего вокруг, совершать менее разнообразные поступки.

Для жизни в однородном ландшафте даже количество информации, которой должен владеть человек, меньше, а язык проще. Живя в просто устроенном городке посреди леса или на берегу степной речки, приходится учитывать один тип рельефа, один климат, один набор животных и растений. Еще хорошо, если городок населяют люди одного народа – тогда и различия между народами принимать во внимание не обязательно.

Чем мозаичнее ландшафт обитания – тем больше факторов приходится учитывать. Чем более емкий ландшафт – тем интенсивнее, напряженнее в нем жизнь. Правда, тем больше и возможностей познавать, учиться, развиваться. В мозаичном ландшафте население многообразнее. Чем с большим числом народов, сословий, профессиональных и религиозных групп сталкивается житель города – тем большей терпимости, большего принятия иного, непохожего человека требует жизнь. Если угодно – большей пластичности.

А ведь выбирать можно не только место жительства и профессию, но и «свое» «интеллектуальное урочище». Феномен таких научных, гуманитарных, медицинских, научно–технических, урочищ хорошо описан в Петербурге.12 В этом городе их необычайное множество – изолированных и сопряженных. Описанное В. Н. Топоровым «литературное» и вообще «богемно–интеллектуальное» урочище Аптекарского острова, говоря мягко – не единственное.13 Наиболее известен и хорошо заметен феномен Васильевского острова (даже состав толпы на острове иной, и это зрительно заметно) – но, естественно, этим примером он никак не ограничивается. Обитание в таких «интеллектуальных урочищах» тоже можно выбирать.

Соответственно, мозаичный ландшафт отбирает людей с определенными психофизиологическими характеристиками, – наиболее способных к тому, чтобы учиться многому, замечать многое и различное, не бояться ничего нового.

Из числа людей, которым будет предоставлена равная возможность поселиться в месторазвитии, выделяются более активные, более расположенные к многообразию сенсорных воздействий, к динамичной жизни, к интенсивной деятельности, к учению, к узнаванию нового, приобретению нового опыта. Чем больше новый горожанин будет обладать этими качествами – тем лучше будет ему на новом месте, тем больше потенциальных возможностей обитания здесь он сумеет использовать, тем больше причин будет у него гордиться «своим» месторазвитием и самим собой, противопоставлять «цивилизованную» жизнь в нем «скучной», «однообразной», «грубой» жизни в других местах – в том числе и тех, откуда вышла семья.

Место развития русской истории

Савицкий и Милюков писали просто о месторазвитии как о территории, где обитает и развивается народ. Для них «месторазвитием русского народа» была вся территория, на которой он обитал и обитает. Гумилев вовсе не считал месторазвитием ВСЮ территорию России. Он конкретизировал термин Савицкого и Милюкова и придал ему несколько иное значение. По его мнению, в месторазвитиях рождались этносы – особые природные сущности, не имеющие никакого отношения к общественной жизни.14

Я применяю термин «месторазвитие» в ином смысле. Я не уверен, что в контрастных средах, в месторазвитиях рождаются новые этносы, но вот рождение в нем новых форм культуры доказуемо, хорошо известно и, в общем-то, довольно очевидно.

Для меня месторазвитие – это емкий, мозаичный ландшафт, возникший на границах различных сущностей. Это участок поверхности Земли, на котором время течет убыстренно. Это место, в котором ускоренно идет развитие и неживой, и живой, и мыслящей природы.

Для истории людей самое большее значение имеет вот что: месторазвитие – это участок земной поверхности, емкий, мозаичный ландшафт, в котором происходит ускоренное развитие культуры.

Легко заметить, что многие города и территории, в которых протекала российская история, являются месторазвитиями. Петербург – это настолько яркое месторазвитие, что мимо него не пройдешь. Но и многие другие города и области – явные месторазвития. В качестве наиболее очевидных: Новгород, Владимиро-Суздальская земля, Псков, Тверь, Калуга, Холмогоры, Торжок, Старая Ладога.15 Все это – места, в которых культура всегда будет развиваться убыстрено. Любая культура. То, что бродит в культуре, что существует в ней – порой как неясное ощущение или эмоция (невольно хочется применить затасканное слово «менталитет»), – раньше всего скажется в месторазвитиях, а потом уже распространится по всей русской земле. В них изначально выражается то, что хотели бы выразить в словах и деяниях все россияне.

Сложности изучения явления

Первая сложность – географическая. Краевые границы на Русской равнине выражены слабо и размыто. Чаще всего они не разделены ясно видимыми естественными границами. Бывает очень непросто выделить мозаичные районы и отделить их от гомогенных.

Вторая сложность – скорее социально-психологическая. Очень сложно изучать кросс-культурные конктакты как естественное явление. Строго говоря, эти взаимодействия не столько изучаются, сколько описываются ритуальными «политически корректными» словами, и все «исследование» полагается сводить к назидательной констатации того бесспорного факта, что «все равны» и все «право имеют».

Для того, чтобы понять, как именно действует этнокультурная и конфессиональная мозаичность, следует поставить (и попытаться решить!) почти запретные вопросы: о том, что именно становится «точками психологического напряжения» в общем поле конкретных различных культур, что именно и в какой степени одобряется или не одобряется тем или иным обществом. Например, православные и мусульмане в городах средней полосы кажутся друг другу по меньшей мере… ну, скажем так, странноватыми… Но попробуйте изучать это явление! Психологический за-прет в сознании самого исследователя немедленно дополнится запретами вполне политического свойства.

Ведь вполне очевидно, что именно конфессиональная и этнокультурная, профессиональная и психологическая мозаичность делает принципиально то же самое, что и географическая – заставляет людей рационализировать свои отношения с миром, выйти в поле более сложного отношения к действительности. Но попробуйте задать вопрос о механизмах этого процесса – и не абстрактно, а применительно к современной России. Тем более,что нам неизбежно придется отвечать на совершенно «колонизаторские» вопросы. Ведь это же факт, что мурома, весь, мещера и другие финно-угорские племена не использовали месторазвития так, как его использовали славяне и русские.16 Это были народы, обитавшие в одном из гомогенных ландшафтов. Им было не свойственно обитать в разных ландшафтах, на границах сред и тем самым создавать для себя географическоеместоразвитие. Тем в большей степени не были способны создавать антропогенную мозаичность финно-угры: молчаливые, не любившие новой информации и мало учившиеся у «других». В результате финно-угры в средней полосе ставили племенные деревушки, в лучшем случае племенные городки, а русские – многоплеменные города с десятками ремесленных специализаций и молельнями разных богов.

Мозаичная территория отбирает людей с определенными психофизиологическими характеристиками – пластичностью поведения, поисковой активностью, способностью к многовариантному поведению, к рациональному осмыслению действительности и т. д. Но и культура отбирает для себя месторазвитие в зависимости от того, насколько эта культура пластична и склонна к развитию. Чем выше гетерогенность среды обитания, т. е. чем она контрастнее и мозаичнее, тем плотнее пространственно-временные характеристики среды и тем интенсивнее отбор.

Уже рассуждения о разной мере пластичности разных культур – вопрос глубоко не «политкорректный». Но тогда приходится задать еще один болезненный вопрос – уже из современной жизни. Получается, что развитие инфраструктуры – фактор бесспорно положительный. Но в той же степени положительный фактор – и переселение мусульман в среднюю полосу России, проповедь католиков и протестантов, появление субкультур самых невероятных сект (как россий-ского, так и иноземного происхождения).

Готовы ли современные росияне считать эти факторы чем-то хорошим, привлекательным, способствующим расширению сознания и подъему их собственной культуры? Явно не все, скорее тут возникнет яростный спор.

В то же время мы не будем понимать многих вопросов собственной этнографии, политики, истории… даже не будем уметь планировать дальнейшие шаги в градостроительстве, пока не зададим этих во-просов и не научимся давать на них ответы.

 

Ссылки:

1 Лопатин И. К. Зоогеография. - Минск, 1989.

2 Кэрролл Р. Палеонтологи и эволюция позвоночных. - М., 1993.

3 Гумилев Л. Н. Этногенез и биосфера Земли. - Л., 1990. – С. 185.

4 Мильков Ф. Н. Ландшафтная сфера Земли. - М., 1968.

5 Буровский А. М. Санкт-Петербург как географический феномен. – СПб., 2003; Спивак Д. Л. Метафизика Петербурга. Корни. - СПб., 2003; Спивак Д. Л. Метафизика Петербурга. Немецкий дух. – СПб., 2003; Топоров В. Н. Аптекарский остров как городское урочище // Ноосфера и художественное творчество. - М., 1991.

6 Милюков П. Н. Очерки истории русской культуры. - М., 1993. – Т. I.

7 Гумилев Л. Н. Указ. соч. – С. 185.

8 Автор не настаивает, что таких городов всего три. Он говорит только, что ему известно три таких города.

9 Иванов Вяч. Вс. К семиотическому изучению культурной истории большого города // Труды по знаковым системам. Ученые записки Тартусского государственного университета. Вып. 720. – Тарту, 1986.

10 Лихачев Д. С. Заметки к интеллектуальной топографии Петербурга первой четверти двадцатого века // Труды по знаковым системам. XVIII. Семиотика города и культуры. Петербург. Ученые записки Тартусского государственного университета. Вып. 664. - Тарту, 1984; Лотман Ю. М. Символика Петербурга // Лотман Ю. М. Внутри мыслящих миров. Человек-текст-семиосфера-история. - М., 1996; Топоров В. Н. Петербург и петербургский текст русской литературы (Введение в тему) // Труды по знаковым системам. XVIII. Семиотика города и семиотика культуры. Ученые записки Тартусского государственного университета. Вып. 664. – Тарту, 1984.

11 Буровский А. М., Голубцова Е. В. Человек и природа в Хакасии // Лик сфинкса. Материалы исследовательской программы «Генезис кризисов природы и общества в России» и IV Международной конференции «Человек и природа - проблемы социоестественной истории». - М., 1995; Буровский А. М. Экстремальные ситуации и мыслящее вещество // Общественные науки и современность. - 2000. - № 5.

12 Иванов Вяч. Вс. Указ. соч.

13 Топоров В. Н. Указ. соч.

14 Здесь излагается понимание этносов самого Л. Н. Гумилева. Такую трактовку термина «этнос» мало кто разделяет.

15 Буровский А. М. Экстремальные ситуации и мыслящее вещество; Толочко П. П. Ладога и ее округа в первые века русской истории // Раннесредневековые древности Северной Руси и ее соседей. – СПб., 1999; Янин В. Л. Социально-политическая структура Новгорода в свете археологических исследований // Новгородский исторический сборник. - Л., 1982.

16 Некоторые ученые делают различия между славянами и русскими, народом сложного происхождения (имея в виду под русскими только великоросов).