Из семейной переписки Уваровых (Письма П. С. Уваровой А. С. Уварову в отделе письменных источников Государственного исторического музея)

Н. Б. Стрижова (Москва) 

ИЗ СЕМЕЙНОЙ ПЕРЕПИСКИ УВАРОВЫХ (ПИСЬМА П. С. УВАРОВОЙ А. С. УВАРОВУ В ОТДЕЛЕ ПИСЬМЕННЫХ ИСТОЧНИКОВ ГОСУДАРСТВЕННОГО ИСТОРИЧЕСКОГО МУЗЕЯ)

Письма графини П. С. Уваровой, адресованные мужу графу А. С. Уварову, о которых пойдет речь в настоящем сообщении, хранятся в Отделе письменных источников Государственного исторического музея и являются составной частью семейного архива Уваровых (Ф. 17. Оп. I. Ед. хр. 509). В архиве хранится без малого полторы сотни писем за 1860-е – 1884 гг.

Изучение переписки Уваровых началось сравнительно недавно в связи с подготовкой к изданию воспоминаний графини «Былое. Давно прошедшие счастливые дни»,1 потому настоящее сообщение является одним из этапов этой длительной работы.

Судя по этим воспоминаниям П. С. Уваровой, накануне ее отъезда из Москвы осенью 1917 г. она сознательно уничтожила значительную часть личной переписки, в том числе и переписку с мужем: «Покидая Поречье, вероятно навеки, я провела последний вечер пред камином кабинета мужа, сжигая все семейные письма, которые носила со дня моей помолвки с мужем, его письма и записки, письма и наставления моей матери во время первой моей с ней разлуки после свадьбы, позднейшие ее письма, письма детей и добрых знакомых, и родных. Жгла и плакала, но, судя по тому, что произошло на Руси, думаю, что поступила разумно».2

Вероятно, этим обстоятельством объясним тот факт, что количество сохранившихся писем невелико и самые ранние относятся лишь к середине 1860-х гг. Вполне возможно, что в процессе изучения эпистолярного наследия П. С. Уваровой нам удастся обнаружить и более ранние письма. Письма, отложившиеся в архиве, не всегда полностью датированы (авторы редко указывали год написания). Некоторые усилия в установлении датировки еще придется приложить.

Имеющиеся в нашем распоряжении письма в целом носят глубоко личный характер, но отличительной чертой переписки Уваровых и, в частности, писем графини мужу, является то, что почти в каждом из них обсуждаются не одни лишь семейные проблемы, но и вопросы земской, научной, общественно-научной жизни. Письма можно сгруппировать примерно так: 1860-е – нач. 1870-х гг.; 1875 – 1879 гг.; 1880 – 1884 гг., – ибо переписка отражает определенные этапы в жизни П. С. Уваровой, или назовем это «ступенями роста» графини как общественного деятеля и исследователя.

Из воспоминаний графини Уваровой мы знаем, что вскоре после венчания она и граф отправились в путешествие по Западной Европе. Целью путешествия был сбор материалов для будущих исследований А. С.Уварова по христианской символике и истории византийского искусства. Основным местом пребывания супругов на два года стала Италия – Венеция, Рим, Неаполь, Флоренция, Калабрия: «Здесь под руководством мужа я… занялась всем тем, что занимало, и что любил муж».3 Графиня копировала для мужа тексты, когда он работал в монастырских и городских библиотеках, в библиотеке Ватикана, калькировала рисунки и миниатюры, отбирала необходимые для работы издания, помогала во время раскопок и делала обмеры при осмотре храмов.

Все годы, которые Уварова прошла вместе с мужем, она помнила обещание, данное графу накануне свадьбы: «Быть ему не только хорошей женой, но, если он позволит, то и помощницей».4

Вернувшиеся в Россию в год начала великих реформ, супруги Уваровы обосновались в подмосковной усадьбе Поречье и сразу же включились в общественную жизнь Можайского уезда, на территории которого находилась их родовая усадьба. Во второй половине 1860-х гг. графиня Уварова возглавила Можайское благотворительное общество, сменив на этом посту мужа; графа Уварова в 1865 г. избрали Можай-ским уездным предводителем дворянства, и эту должность он исполнял два срока. В Поречье графиня была занята организацией школы для детей бедняков и сирот, устройством приюта для детей на время, когда порецкие крестьянки были заняты полевыми работами. Позднее, уже по линии земства, она продолжала устраивать больницы, школы, приюты, библиотеки.

1860-е гг. были и тем временем, когда по инициативе графа было основано Московское археологиче-ское общество (МАО), а в 1869 г. состоялся I Археологический съезд, открывший череду всероссийских археологических съездов, деятельность которых была призвана способствовать решению крае-угольных задач, стоявших перед Археологическим обществом. В том же 1869 г. граф принял участие в работе Международного археологического конгресса в Копенгагене, тогда же впервые побывал в Национальном музее в Копенгагене, познакомился с его экспозицией, которая в отдельных чертах станет прообразом будущей экспозиции Исторического музея в Москве.

С участием А. С. Уварова в работе названного конгресса связаны три письма (от 6, 16, 23 августа 1869 г.), отправленные графиней в Петербург, Берлин и Копенгаген. Письма, характерные для молодой женщины, матери шестерых детей, отражающие полную поглощенность графини Уваровой семейными заботами: здоровье и болезни детей, особая тревога за новорожденного Игоря, сетования на свои промахи в уходе за ним; волнения о воспитании и обучении старших; вопросы мужу о будущем гувернере, рекомендованном профессором Берлинского университета археологом Фердинандом Пипером; просьбы о покупках «географических карт, глобусов для наших детей» и «для новых школ», вероятно, для школ в Можайском уезде, организацией которых занималась графиня. Пожалуй, упоминание о «новых школах» - единственное в этих письмах, что касается общественной деятельности Уваровой, да еще вскользь брошенные недовольные слова: «Я… немного устала от Можай-ска (в который она выезжала по делам благотворительного общества – Н. С.), но надеюсь, скоро отдохнуть здесь, в Поречье, где все мне говорит о милом, дорогом бате».5

Несмотря на все почтение графини к ученым занятиям мужа, в одном из писем она прямо высказывала неудовольствие по поводу отсутствия графа, и это неудовольствие может показаться невероятным каждому, кто представляет лишь хрестоматийный портрет Уваровой, кто представляет Уварову лишь председателем Московского археологического общества, дамой величественной, строгой, если не сказать суровой, затянутой в темное, почти форменного покроя платье – «вчера в газетах читала я краткое известие об открытии ваших работ (имеется в виду археологический конгресс – Н. С.) в присутствии Королевского дома и всего дипломатического корпуса. Надеюсь, однако ж, что все эти занятия, все удовольствия, не заставят тебя забыть обо мне, и, что ты, душа, вернешься с первой возможностью».6 Не будем забывать, что эти строки написаны молодой, а по современным меркам - юной дамой; тогда графине Уваровой было всего двадцать девять лет. Несмотря на природную силу характера, нелегко было ей одной справляться с большим семейством: «Ты видишь, милый мой, что я провожу время невесело без тебя, и потому спеши вернуться, при тебе все не так грустно, все не так тяжело».7

1870-е гг. для Уваровых были не менее значимы предыдущего десятилетия. Это время становления МАО, проведения второго, третьего, четвертого Археологических съездов, это время, когда в 1872 г. было положено начало Историческому музею в Москве, в числе организаторов которого был А. С. Уваров. Ритм семейной жизни в эти годы заметно изменился, выросли дети, и графиню волновали уже и иные проблемы.

Письма семидесятых существенно отличаются от посланий мужу предыдущего десятилетия, на их страницах появляются все новые имена, имена общественных и военных деятелей, имена тех, кто делил с Уваровымзаботы по устройству музея (А. А. Зеленой, Н. И. Чепелевский), имена многочисленных коллег по Археологическому обществу.

В эту пору графиня – не только секретарь мужа, формально исполняющий свои обязанности, она деятельный помощник, имеет собственное суждение по всем вопросам, связанным и с Археологическим обществом, и с Историческим музеем, имеет собственное суждение о научной и общественной жизни в России, о чем свидетельствуют строки ее письма (23.08.1875): «Мне очень жаль то, что ты говоришь о Съезде восточников; жаль и неурядицы, жаль в особенности того, что немцам-академикам дают волю. Что бы тебе написать Renan (имеется в виду Эрнест Ренан, французский ученый, ориенталист, автор “Жизни Иисуса” – Н. С.), и спросить его отчего он не приехал!».8 Продолжая это письмо, она интересовалась положением дел с организацией будущего IV Археологического съезда в Казани: «Что же ты мне ничего не говоришь о казанцах? Что ваш Предварительный Комитет? – или они до сих пор не собрались, не сговорились и все думают, да передумывают. В таком случае, можно будет сделать до Казанского съезда еще где-нибудь другой съезд, прежде, чем они соберутся с умом и духом».9 И не удивительно, что если Уварова называли «отцом археологии», то графиню именовали «матерью археологов».10

Главной темой писем от 27 августа, 20 и 21 сентября 1876 г. является начавшийся в 1876 г. герцеговинско-боснийский конфликт. Это событие всколыхнуло русское общество, которое никогда не было равнодушно к положению южных славян, находившихся под властью Османской империи. Для Уваровых «славянская» тема была особой. Еще в 1858 г. граф выступил соучредителем Благотворительного славянского комитета в Москве, который объединил сочувствующих идее славянского религиозного и национального возрождения. Комитет, существовавший при помощи частной благотворительности, принес значительную пользу: в южнославянских землях на его средства строили и украшали православные храмы, устраивали специальные учебные заведения, которым пересылали необходимую литературу. На деньги комитета и отдельных благотворителей, в частности А. С. Уварова, в высших учебных заведениях Москвы обучали стипендиатов из Болгарии, Сербии, Боснии. Более того, в 1874 г. III Археологический съезд, который называют «славянским», по инициативе графа Уваровасостоялся в Киеве, с тем, чтобы в его работе могли свободно участвовать ученые из южных и западных славянских земель.

27 августа 1876 г. графиня Уварова писала: «Сегодня Аля (Алексей, старший сын Уваровых – Н. С.) принес из гимназии весть о манифесте в объявлении войны, что-то и кто поможет несчастным славянам?».11 Эту тему продолжает письмо от 20 сентября. Графиня сообщает об окончании перемирия между турецкой армией, которой командовал Абдул Керим-паша, и сербской под командованием генерал-лейтенанта Михаила Григорьевича Черняева, русского военного и общественного деятеля, члена Петербургского благотворительного славянского комитета, редактора газеты «Русский мир», с началом герцеговинско-боснийского восстания принявшего сербское подданство и возглавившего Главную сербскую армию. Графиня упоминает и полковника Генерального штаба (в 1876 г. – начальник штаба сербской армии) Виссариона Виссарионовича Комарова, который, по ее мнению, «напортил с Черняевым и возвращается восвояси».12

Упоминает Уварова и своих тетушек по материнской линии: княгиню Наталью Борисовну Шахов-скую и известную благотворительницу, основательницу Ольгинского и Ксеньинского приютов, княгиню Надежду Борисовну Трубецкую (в дальнейшем, она кавалерственная дама ордена Св. Екатерины), которые, несмотря на далеко немолодые годы, отправились на театр военных действий на Балканы: «Тетя Шахов-ская негодует на сербов, на их неповоротливость и трусость. Раненые все прибывают; она и сестры (здесь имеются в виду сестры милосердия – Н. С.) работают день и ночь; она умоляет выслать 10-ть сестер, которые на днях и выезжают в сопровождении самой тети Трубецкой, которая едет, чтобы все увидеть своими глазами и пересказать здесь».13

В письме от 21 сентября Уварова вновь поминает княгинь Шаховскую и Трубецкую и продолжает тему: «Мы занимаемся теперь с Аксаковой (Анна Федоровна Аксакова, урожденная Тютчева, жена И. С. Аксакова, дочь Ф. И. Тютчева, известная мемуаристка – Н. С.), разборкой всех доброхотских пожертвований, принимаемых в Славянский Комитет из всех концов России. Мы открываем пакеты, сортируем по сортам, сновазапаковываем… посылаем некоторые тюки на имя тети Шаховской для ее больниц, другие направляем митрополиту для раздачи нуждающимся болгарам; холст раскраиваем и раздаем в работу, а разную дребедень собираем и сдаем Стрекаловой, которая берется продать все возможное. Нельзя себе представить все то, что присылается со всей России; например, вчера мы запаковывали 190 пудов и заняли этим… три комнаты в тетином доме. Работают все, начиная с нас, до последнего человека тети, работают, не разгибаясь, от десяти часов утра до четырех включительно. На завтра объявлено нам 250 тюков от Нила Попова (Н. А. Попов, историк, автор исследований и публикаций по истории русско-сербских отношений, один из деятельных участников Славянского комитета – Н. С.). Не бойся, однако ж, чтобы я устала или замучалась; тетя об этом очень беспокоится и даже надоедает мне своими напоминаниями».14

Спустя год, когда началась последняя русско-турецкая война, П. С. Уварова по линии Красного Креста занималась устройством лазаретов для раненых воинов, за что была ограждена знаком Общества Красного Креста.

Следующие письма от 21 и 27 февраля 1877 г. Уварова писала мужу из Рима, куда она отправилась со старшей дочерью Прасковьей, сыном Федором, матерью П. Б. Щербатовой и младшей сестрой Марией. Как и много лет назад, путешествуя с мужем по Италии, не имела она пустого досуга, так и в этой поездке жадно стремилась осмотреть как можно больше памятников, посетить музеи, встретиться с интересными и нужными людьми.

Вилла Памфили, галерея Боргезе, славившиеся собраниями нидерландских и итальянских мастеров, музеи Ватикана, Аппиева дорога, термы Каракаллы, катакомбы Рима и его окрестности – все входило в круг ее интересов. Дети Уваровых с удовольствием и интересом путешествовали, а сын Федор, по мнению графини, «хороший чичероне, ибо много знает о Риме».15

Многочасовые беседы с немецким археологом Вольфгангом Гельбигом, автором трудов по росписям Геркуланума и Помпеи, профессором Римского университета: «Я собираюсь с Гельбигом сделать для тебя здесь маленькую коллекцию всех главнейших типов вещей, находящихся здесь в итальянских террамарах (археологическая культура бронзового века, II тыс. до н. э. в Сев. Италии)», - и продолжала далее: «Гельбиг в восхищении об идее Археологического съезда в Тифлисе и уверен, что все их ученые с радостью примут приглашения. Он очень разочарован заграничными съездами и говорит, что общее мнение против них, так как решительно члены во время съездов более гуляют, едят и спорят, чем дело делают».16 Замечание в пользу русских археологических съездов, сделанное выдающимся ученым, не могло не порадовать графа Уварова.

Читая все эти письма, видишь, что пристрастия графини Уваровой значительно сместились. Семья и ее проблемы не единственное, что составляет нынешние интересы Прасковьи Сергеевны, но, тем не менее, все, что связано с детьми и мужем, занимает внимание графини вплоть до таких, казалось бы, мелочей: «Пашино (Прасковья, старшая дочь Уваровых – Н. С.) рождение пройдет без меня. Не забудь ее, пожалуйста, подари хорошенько и, если не поедешь в театр, то пригласи к ней Голицыных, Волковых и Шаховских»;17 характерна для писем Уваровой и такая строка: «Что твой кашель, что дети, что гувернантка…»18

Волнения графини по поводу здоровья мужа были небезосновательны, ибо напряженная работа графа в 1881 – 1883 гг., связанная с открытием Исторического музея, положила начало «той болезни сердца, которая… подтачивала здоровье мужа и унесла его в могилу»,19 писала в мемуарах П. С. Уварова.

Летом 1884 г. граф чувствовал себя совсем скверно. Ученый секретарь музея В. И. Сизов писал И. Е. Забелину: «Вчера только вернулся из Поречья и нашел графа очень слабым, так что он не решался даже ехать в Одессу»,20 тем не менее, в августе граф принял участие в работе VI (Одесского) Археологиче-ского съезда и председательствовал там.

Письмо от 2 сентября 1884 г. написано Уваровой за несколько месяцев до кончины Алексея Сергеевича. Письмо полно самой нежной заботы о тяжело больном муже, дни которого, она знала, были сочтены. Вместе с тем, несмотря ни на что, письмо полно и ощущением счастья бытия; графиню интересует все, что происходит на VI съезде, ибо: «Судя по отчетам, было много серьезных и интересных рефератов, но, разумеется, из наших журнальных статей нельзя составить себе понятие о дебатах и возражениях, и замечаниях, которые вообще составляют всю живую сторону Съезда».21 Уварову интересовала и реакция одесского общества: «Что местное общество? Заинтересовалось ли оно и принесет ли Одесский съезд ту же пользу местному населению, как все остальные. Из писем я понимаю противное и думаю, что одесситы – люди слишком торговые? чтобы заняться такими отвлеченными вопросами».22 Ее интересовало и положение дел в Одесском обществе истории и древностей, и то, как прошел доклад Н. П. Кондакова «Византийские церкви и памятники Константинополя», и то, каким образом и где будут издаваться труды съезда.

Так чем же замечательны письма, о которых шла речь в нашем сообщении? Интересны ли они в сравнении с воспоминаниями графини? Интересны, ибо мемуары, представляющие панораму замечательной жизни, написаны на закате дней, вдовой графа Уварова, председателем Московского археологического общества, адресованы потомкам, которые должны были помнить не только родословие, но и знать о значительных свершениях своих предков. Письма же позволяют без прикрас увидеть повседневную жизнь П. С. Уваровой и несравненно более многообразно, чем в мемуарах, что, впрочем, совсем не умаляет значение этого замечательного памятника, письма лишь дополняют его. Письма позволяют увидеть графиню не только в роли ученой дамы или общественного деятеля, а в роли любящей, нежной, заботливой жены и матери. Вместе с тем, письма позволяют увидеть и то, как постепенно П. С. Уварова шла к ученым занятиям и общественным обязанностям, которые выпали на ее долю уже после кончины мужа.

Ссылки:

1 Воспоминания П. С. Уваровой переданные в ГИМ в декабре 2001 г. (машинописная копия) потомками графини, князьями Оболенскими, изданы в Государственном историческом музее: П. С. Уварова. Былое. Давно прошедшие счастливые дни/ Подгот. текста и писем, коммент. Н. Б. Стрижовой // Труды ГИМ. – М., 2005. – Вып. 144

2 Уварова П. С. Былое. Давно прошедшие счастливые дни. - ОПИ ГИМ. - Ф. 17. - Оп. I. - Ед. хр. 427 а. - Л. 117.

3 “Не посрамлю имени чиста” / Публ. Н. Стрижовой // Мир женщины. - 1997. - № 11. - С. 32.

4 ОПИ ГИМ. - Ф. 17. - Оп. I. - Ед. хр. 427 а. - Л. 21.

5 Там же. - Ед. хр. 509. - Л. 50.

6 Там же. - Л. 57, 57 об.

7 Там же. - Л. 58 об.

8 Там же. - Л. 3 об.

9 Там же. - Л. 3 об.

10 Там же. - Л. 20.

11 Там же. - Л. 6.

12 Там же. - Л. 5 об.

13 Там же. - Л. 6.

14 Там же. - Л. 9.

15 Там же. - Л. 17 об.

16 Там же. - Л. 17 об., 18.

17 Там же. - Л. 24.

18 Там же. - Л. 24 об.

19 Там же. - Ед. хр. 427 а. - Л. 45.

20 Из переписки об исследованиях в Гнездове. 1881 – 1901 / Публ. Н. Б. Стрижовой // Гнездовский могильник. - М., 1999. - Ч. I. - С. 83.

21 ОПИ ГИМ. - Ф. 17. - Оп. I. - Ед. хр. 509. - Л. 26.

22 Там же.