Автор:
Т. П. Петерс (Большие Вяземы)
НЕИЗВЕСТНЫЕ АРХИВНЫЕ ДОКУМЕНТЫ НА ФРАНЦУЗСКОМ ЯЗЫКЕ О ПРЕБЫВАНИИ УЧАСТНИКА БОРОДИНСКОГО СРАЖЕНИЯ КНЯЗЯ Б. В. ГОЛИЦЫНА НА ВЛАДИМИРСКОЙ ЗЕМЛЕ В 1812 г.
После Бородинского сражения, которое, как известно, произошло 26 августа (ст. ст.) 1812 г., губернский город Владимир стал местом пребывания многих раненых русских офицеров и солдат, а также чиновников правительственных учреждений, эвакуированных из Москвы. Так, главнокомандующий в Москве Ф. В. Ростопчин записал, что оставалось «две возможности отступления, дороги на Владимир и на Калугу… А пока я занят ранеными, которых отправляю по 1.500 в день».1
Среди находившихся в то время во Владимире оказались некоторые представители рода князей Голицыных, в том числе участники сражения при Бородино, например, князь Борис Владимирович Голицын (1769-1813) - представитель линии рода, которую называют «Борисовичи».
Работа в архивах над документами на французском языке позволила выявить много новых и неизвестных материалов, касающихся интересных эпизодов его жизни и судьбы, а также пополнить некоторые страницы истории владимирской земли конца 1812 г.
Целью данной статьи является введение в научный оборот неизвестных и нигде не опубликованных архивных источников на французском языке, в основном, о князе Борисе Владимировиче, владельце усадьбы Вяземы Московской губернии (с 1803), на территории которой располагается Государственный историко-литературный музей-заповедник А. С. Пушкина. Эти материалы впервые будут представлены ниже в нашем переводе с французского языка на русский с сохранением орфографии подлинника.
Князь Борис Владимирович Голицын находился во Владимире осенью 1812 г. на излечении после «ранения контузией», полученного при Бородино. Он принадлежал к тому просвещенному дворянству по-следней четверти XVIII-XIX вв., о представителях которого Массон в своей книге писал, что «молодая русская знать, может быть самая образованная и философски развитая во всей Европе».2 Б. В. Голицын остался в памяти потомков и в истории русской словесности как талантливый поэт и требовательный переводчик с английского и французского языков на русский, сформулировавший еще в конце XVIII в. основные требования к искусству перевода.
Но, вместе с тем, он был человеком военным. В его военной карьере много белых пятен, как, например, относительно его участия в Отечественной войне 1812 г. К началу войны с армией Наполеона Б. В. Голицын был генерал-лейтенантом в отставке (с 1806) с правом ношения мундира. Ему и его брату Дмитрию Владимировичу3 с детства были свойственны патриотические настроения. Ведь они воспитывались на отважных примерах своих предков Голицыных, образах и поступках античных героев. Слова «патриотизм, патриотический» часто можно видеть в письмах братьев и их современников, но тогда, как замечали многие исследователи, они несли большую, по сравнению с нашим временем, семантическую нагрузку, поскольку выражали определенную высоконравственную категорию, свойство души и зов сердца.4
Из выявленных нами в архивах документов удалось узнать, что Б. В. Голицын и его брат (тоже в отставке с 1809) прибыли в войска раньше того времени, которое называлось в уже опубликованных исследованиях5 и до появления высочайшего приказа о зачислении на службу (31 августа 1812). Брат Бориса Владимировича писал из Колоцкого монастыря, который находится недалеко от г. Можайска. В день, которым датируется письмо Дмитрия Владимировича, в монастыре раполагалась главная квартира Первой Западной армии,6куда днем позже приказом М. И. Кутузова, а затем П. Б. Барклая-де-Толли был определен под командование Д. С. Дохтурова князь Б. В. Голицын. Итак, в письме из Колоцкого монастыря сообщалось: «Колосов Монастырь. 21 августа 1812. Прибытие Князя Кутузова воодушевило всю армию, и на это возлагаются наилучшие надежды. Нам должно надеяться, что дело примет теперь совсем другой оборот… нам сказал, что определит нас сегодня же, я полагаю быть в армии Багратиона, а мой брат в армии Барклая. Мы видимся ежедневно со Строгоновым, и почти на протяжении всего дня. Он прекрасно себя чувствует, и, по правде говоря, что, хотя мы и не расположены к веселью, но в такой нашей жизни физическая усталость не ощущается… Здесь мы повстречали наших старых товарищей, таких как Тучков, Остерман и другие, это возможность найти с кем разделить терзания и надежды до той поры, пока нас не определят. Мы живем вместе с моим братом… Теперь я вверяю свою жену под ваше попечительство…»7
В неизвестной до сего времени записке Д. С. Дохтурова, часть из которой мы впервые публикуем ниже, одновременно с описанием действий своего подчиненного, командующий шестым корпусом первой Западной армии называет и награду, о которой он ходатайствует перед вышестоящим начальством. Среди имен других генерал-лейтенантов в записке значится под вторым номером и кн. Борис Владимирович: «Голицын 2-ой во все время сражения находился со мной и получил сильную контузию. Я ево рекомендую как храброго и достойного Генерала [к] 3-му Георгию.
Генерал от инфантерии Дохтуров».8
От контузии, полученной при Бородино, кн. Б. В. Голицын, согласно выявленным нами новым архивным документам, полностью излечился за время своего пребывания во Владимире. После выздоровления он выехал в войска в местечко недалеко от Вильны и даже успел принять участие в вахтпараде, который состоялся 24 декабря 1812 г. в Погулянках (предместье Вильны) в присутствии императора Александра I. Жизнь Б. В. Голицына оборвалась трагиче-ски: он стал жертвой эпидемии, свирепствовавшей в Виленской губернии в тот период, и скончался от тифа в Вильне 7 января 1813 г.9
О жизни и лечении князя в период пребывания его во Владимире нам пока известно немного. Тем более, крайне интересными представляются нам редкие письма, обнаруженные нами в архивах, которые относятся к владимирскому периоду. Это, во-первых, переписка Б. В. Голицына с наиболее близкими ему людьми: матерью10 и сестрой,11 а также письма лиц, хорошо его знавших.
Во Владимир князь Голицын прибыл, как следует из архивных источников, 10 сентября 1812 г. и пробыл там до середины ноября, т. е. почти два месяца. Он направлялся в Нижний Новгород, а во Владимире, располагавшемся на пути его следования, он остановился, согласно его письму к матери, «из-за любезного приглашения… Губернатора Супонева».
Самое первое известие о приезде Б. В. Голицына во Владимир исходит из письма его брата к матери, Н. П. Голицыной. Так, Дмитрий Владимирович сообщал ей на французском языке: «Я получил, Матушка, письмецо, что вы изволили нам написать, и кое я отправляю тотчас брату, который уж должен быть во Владимире… По выезде из Москвы его бедро было еще очень опухшим, но, к счастью, не было никакой опасности, он, к тому же, позаботился взять с собой превосходного врача…
12 сентября 1812».12
В неизвестном до сих пор письме самого князя Бориса из Владимира от 20 сентября того же года среди описаний своего настроения и состояния здоровья есть заметки о действиях в Бородинском сражении его родственников (брата и мужа сестры),13 а также о спутнике в дороге на Владимир и в период лечения в этом городе. Он писал сестре, графине Софье Владимировне Строгановой: «Из Владимира сего 20/7-бря 1812. Мой добрый друг, я нахожусь здесь, я ранен и разорен. От ранения я излечиваюсь успешно, однако, мысли мои становятся день ото дня мрачнее. Ведь Везема разрушена полностью, а мой Московский дом сожжен, как и все, что было в нем… Перехожу к тому, о чем хотел попросить тебя. А именно, взять для меня и от моего имени в долг 10 тысяч рублей, поскольку я не жду дохода ниоткуда на теперешнее время… По дороге сюда я подобрал молодого Нарышкина, сына Катерины Александровны, который тоже сильно ранен, но у него дела обстоят лучше. Пока мы гуляем на костылях, но все образуется и, примерно, через месяц мы, должно статься, вернемся в армию. Лишь бы Господь сохранил нам Дмитрия и Строганова, за коих я молюсь каждый день. Дмитрий совершил невероятные чудеса во главе своей кавалерии 24 и 26 числа. Это трудно оценить. Строганов пользуется небывалой славой в войсках… Остерман, что выступает им судьей, не удостоится таких похвал. Прощай, мой добрый друг, целую несчетно тебя и твоих детей».14
Неделей спустя, то есть 29 сентября 1812 г., он отправил своей матушке, кн. Н. П. Голицыной, еще одно письмо, в котором, сетуя на трудности переезда из Москвы, поделился и некоторыми интересными подробностями как своей жизни во Владимире, так и рассказал о некоторых жителях этого города, с которыми свела его судьба. Итак, он писал: «Владимир, сего 29/7-бря 1812… Так вот, матушка, спешу ответить на вашу доброту ко мне тем, что уверяю вас в полном своем выздоровлении, что я начинаю ходить на костылях и уже через неделю, наверное, буду передвигаться самостоятельно, из-за моей большой слабости врач не позволяет мне уехать отсюда до тех пор, пока не пройдет еще три недели или месяц… Я бы уже давно выздоровел, если бы после того, как был ранен, смог получить отдых. Однако, спешное отступление армии позволило мне остаться в Москве только на два дня, после шестидневного переезда, и, к тому же, в состоянии большого упадка сил. Из Москвы я приехал во Владимир, что составило еще восемь дней пути, крайне мучительных для состояния, в котором я находился. Я рассчитывал ехать в Нижний, однако, меня остановило здесь истинное благородство Губернатора Господина Супонева, которым я не могу нахвалиться, и который обеспечил мне такой заботливый уход и такое успокоение, о которых раненый мог бы лишь мечтать…»15
Супонев Авдий Николаевич, генерал-майор, действительный статский советник, в 1812-1816 гг. был владимирским губернатором, умер незадолго до 1823 г.; сын секунд-майора Николая Авдиевича Супонева; женат, имел детей: Николая, Елизавету, Ольгу. По доказательствам, представленным в Ярослав-ское дворянское депутатское собрание его отцом в 1795 г., род Супоневых записан в шестую часть Дворянской родословной книги Ярославской губернии, а в 1858 г. его потомство - дети и внуки - внесены в шестую часть Дворянской родословной книги Московской губернии. В начале ХIХ в. А. Н. Супонев вместе с отцом и своей семьей проживал в Москве на Чистых Прудах, где в 1801 г. родилась его дочь Елизавета, владел селом Рюховским в Волоколамском уезде Московской губернии, которое она унаследовала.16
В следующем своем письме к матушке от 7 октября 1812 г. он описал обстановку, которая сложилась в тот период во Владимире, и высказал свое мнение по поводу военных действий нашей армии. Он заметил: «Владимир в настоящее время является прибежищем всех генералов раненых, а еще всех тех генералов, коим по их неспособности было предначертано удалиться от дел в такие критические периоды, как наш. Среди прочих, назову Растапчина и Барклая, самых бездарных и наиболее виновных баловней судьбы. Их возмутительному благополучию не достает только оправдать себя и сделать все, дабы суметь прослыть за людей талантливых. Растапчин продолжает даже здесь печатать свои опереточные прокламации, и, хотя здешняя публика пожимает плечами, он в своей ограниченности воображает, что сие находит в обществе наилучший отклик. Он надеется понравиться людям, которые, будь он в Москве, растерзали бы его, настолько вся старая столица ожесточилась против него и его дурацких прокламаций, из-за которых многие были обмануты и разорены».17
Из писем во Владимир за 1812 г. к князю Б. В. Голицыну до наших дней сохранилось только два, которые мы обнаружили за время работы в архивах. Одно из них принадлежит перу кн. Голицыной, его матери. Большое место в нем занимает описание материнской тревоги за судьбу сына, помимо этого, Наталья Петровна сообщает сведения об успехах русской армии. Так, она писала сыну 17 октября во Владимир: «Вы можете представить себе, сын мой, состояние матери в сложившихся обстоятельствах, и, поскольку вам известна та нежность, с которой я отношусь к моим детям, то вы должно быть понимаете, какие чувства охватили меня, когда я узнала, что вы ранены и эвакуированы. К тому же, я оставалась в плену этих чувств, так и не получив ни единой весточки, которая могла бы меня успокоить. Ваша сестра, которая тоже за вас переживала, стремилась утешить меня, так что вы должны верить, насколько письмо от вас обрадовало меня тем, что вы совсем уж выздоравливаете, ведь мольбы об этом, идущие из глубины моего сердца, я не перестаю возносить Всевышнему. Если я могу вам дать совет, сын мой, то он будет состоять лишь в том, чтобы вы не торопились возвращаться в войска до того времени, пока не поправитесь окончательно, было бы крайне неосторожным оказаться там, не восстановив полностью свое здоровье… Я понимаю, сколь мучительно вы переживаете потерю вашего дома, особенно, библиотеки и вашего имения Вязема… Я не сомневаюсь, что вы уже знаете о взятии Москвы нашими войсками и о всех других наших победах… Сегодня пришла весть о том, что Витгенштейн разбил, кажется, Макдональда, взял 10 пушек, 24 знамени и 800 пленных в сем деле. Вот и все новости, что дошли до нас».18 Другое письмо, адресованное Борису Владимировичу Голицыну во Владимир, тоже помечено 17 октября 1812 г. Автором его является мать того «молодого Нарышкина», который, получив ранение при Бородино, тоже лечился во Владимире. Этот спутник Б. В. Голицына приходился троюродным братом графа Павла Александровича Строганова, мужа его сестры Софьи Владимировны. «Молодой Нарышкин» носил имя Григорий, как нам удалось установить, и был сыном Ивана Александровича Нарышкина (1761-1841), оберцеремониймейстера и сенатора, и Екатерины Александровны, урожденной баронессы Строгановой (1769-1844).19 Письмо ее к князю Голицыну во Владимир, как и письмо мужа, показывает благородство характера и, вследствие этого, поступков Бориса Владимировича, его готовность прийти на помощь нуждающимся в ней. Выражая князю благодарность за сына, Екатерина Александровна отмечала: «Санкт-Петербург. Сколь бы я не была преисполнена благодарностью к вам, дорогой Князь, за ваши заботу и доброту, коими вы обласкали моего сына, нельзя сыскать больших добродетелей, чем ваши, и большей признательности, чем моя. Поверьте, что Память о поступке, который оставляет меня в долгу перед вами, останется в моем сердце, поскольку, если бы не вы, я могла бы потерять моего гусара; он горячо убежден в этом сам и глубоко чувствует то, что вы изволили сделать для него, и его единственное желание выражается в стремлении быть достойным вас и оправдать своими заслугами ваш поступок. Не сомневайтесь в чувствах уважения и признательности, с которыми остаюсь преданной вам К. Нарышкина.
P. S. Мой Муж присоединяет свою благодарность к моей, мы надеемся, что письмо наше, мужа и меня, застанет вас в полном здравии и, может статься, уже в войсках, я вверяю вам моего Григория, одна лишь мысль, что он подле вас, усмиряет мои волнения, дозвольте ему оставаться при вас сколь это будет возможно, он хороший гусар, но молод, очень нуждается в руководстве, пожурите его, когда он этого заслуживает, сие будет проявлением дружбы и участия, которые вы проявите ко мне».20
Еще одно письмо на французском языке содержит упоминание о пребывании во Владимире в тот период не только кн. Бориса Владимировича, но и другого представителя рода Голицыных, предположительно, кн. Михаила Николаевича, племянника известного московского вельможи, богача и мецената, почетного опекуна, кн. Сергея Михайловича. Кстати, и сам автор письма С. М. Голицыну, фамилию которого не удалось прочитать из-за плохой сохранности документа, тоже побывал в описываемое время во Владимире. Так вот, уже после смерти Бориса Владимировича Голицына в Вильно он сообщал из Казани Сергею Михайловичу в Москву: «И еще, расскажите мне немного о Князе Михаиле, я потерял его из виду с Владимира, со дня моего отъезда из оного в Нижний. Благодаря Князю Борису, он стал Марсом и должен был ехать с ним в Багарожки защищать отечество до последней капли крови. Позже, однако, я узнал, что, приехав на место, он счел за лучшее оставаться хорошим гражданином, нежели великим военачальником, и предоставил Князя Бориса его печальной участи.
Казань сего 14 генваря (1813)».21
Таким образом, новые архивные документы на французском языке смогли пополнить наши знания о пребывании на владимирской земле представителей рода князей Голицыных, в том числе и участника Бородинского сражения, одного из владельцев усадьбы Вяземы князя Бориса Владимировича, а также о событиях, происходивших в тех краях в конце 1812 г., и о жителе Владимира, принявшем участие в судьбе раненого Б. В. Голицына.
Ссылки:
1 ОПИ ГИМ. Ф. 222. Оп. 1. Д. 1. Л. 424.
2 Массон Ш. Секретные записки о России // Новое литературное обозрение. - 1996. - С. 148.
3 Голицын Дмитрий Владимирович, светлейший князь, 1771-1844, генерал от кавалерии, военный генерал-губернатор Москвы, кавалер всех российских орденов.
4 Петерс Т. П. Дети «Пиковой дамы» в войне 1812 г.: неизвестные архивные документы на французском языке к биографии князя Бориса // Государственный историко-литературный музей-заповедник А. С. Пушкина. Материалы VI Пушкинской конференции 2001 г. - Большие Вяземы (в печати).
5 Шереметев П. С. Вяземы. Град Св. Петра. - 1916; Великий Князь Николай Михайлович. Граф Павел Александрович Строганов. - СПб., 1903.
6 Российский архив. - М., 1996. - С. 133.
7 НИОР РГБ. Ф. 64. Карт. 95. Ед. хр. 13.
8 РГВИА. Ф. 103. Оп. 1/ 208-а. Св. 0. Д. 4. Ч. 1. Л. 276-276 об.
9 Петерс Т. П. Дети «Пиковой дамы»…
10 Голицына, кн. Наталья Петровна, урожденная графиня Чернышева, 1739-1837.
11 Строганова, графиня Софья Владимировна, урожденная княжна Голицына, 1775-1845.
12 РГАДА. Ф. 1278. Оп. 1. Д. 61.
13 Строганов, граф Павел Александрович, 1774-1817, тайный советник, сенатор, генерал-адъютант, личный друг императора Александра I, участник войны 1812-1814 гг.
14 РГАДА. Ф. 1278. Оп. 1. Ед. хр. 361.
15 НИОР РГБ. Ф. 64. Карт. 94. Ед. хр. 7.
16 ЦИАМ. Ф. 4. Оп. 14. Д. 1838.
17 НИОР РГБ. Ф. 64. Карт. 94. Ед. хр. 7.
18 Там же. Карт. 83. Ед. хр. 4.
19 Русский биографический словарь. - Т. 15. - СПб., 1914. - С. 86.
20 НИОР РГБ. Ф. 64. Карт. 114. Ед. хр. 13.
21 ОПИ ГИМ. Ф. 14. Д. 4048.
дата обновления:
09-03-2016