Традиции царской охоты в Александровской слободе и их развитие цесаревной Елизаветой Петровной

 

В 1727 году, после смерти императрицы Екатерины I, Александрову слободу как свою дворцовую вотчину унаследовала ее дочь цесаревна Елизавета Петровна1. Это было время, когда дочь Петра Великого еще не рассматривали в качестве серьезной претендентки на престол, и она немало времени проводила в своих подмосковных владениях, предаваясь различного рода развлечениям, среди которых на первом месте стояла охота. 

Размеры полученного ею в наследство «недвижимого имущества» вполне позволяли предаваться «охотничьим забавам». Только в Переславль-Залесском уезде близ Александровой слободы в четырех станах ей принадлежало 10 сел и 12 приселков с деревнями, в которых было около 10 тысяч «душ»2. Наличие необходимых материальных и людских ресурсов сыграло не последнюю роль в увлечении Елизаветы Петровны охотой.

Сохранившиеся в Александровой слободе предания и рассказы об охотах великого князя Василия III и его сына, первого русского царя Ивана Грозного, также могли повлиять на пробуждение у нее интереса к «истинно царской потехе».

Страсть к псовой охоте великого князя Василия III нашла отражение в летописях, где отмечались каждый год его походы «осеневать», то есть охотиться3. И первым документально подтвержденным примером существования на Руси псовой охоты все исследователи дружно признают описание, которое дал посол императора Священной Римской империи барон Сигизмунд Герберштейн в «Записках о Московии»4. 

Он принимал участие в охоте Василия III на зайцев в окрестностях Москвы, подробно описал состав охоты великого князя; в его сочинении впервые упоминается о наличии специальной, одинаковой для всех лиц, обеспечивавших охоту, одежды5. Подтверждением того, что это была именно псовая охота, служит миниатюра с ее изображением из Лицевого Летописного свода XVI века6. Внимательный дипломат подметил, как пышно была охота обставлена, подчеркнул наличие традиции: право открывать охоту и первыми напускать собак имели почетные гости великого князя (в данном случае – имперский посол и казанский хан Шах-Али)7. Он же показал пример использования охоты в дипломатических и политических целях: польстив Василию III и сильно преувеличив размер увиденной им добычи, приобрел, как он полагал, благорасположение великого князя8.

Наряду с псовой охотой существовала и соколиная, которая долгое время считалась прерогативой великого князя. Отлов и обучение птиц были очень сложным процессом. Хорошо подготовленные соколы, кречеты и ястребы весьма ценились и даже использовались в качестве ­дипломатических подарков9.

Что касается Ивана IV, то исследователи дружно отмечают, что он довольно активно охотился до 1547 года. «Любимой охотой Ивана IV была охота на медведей, которых иногда нарочно собирали в дворцовых селах, искусственно устраивая медвежьи загоны»10.

В дальнейшем внутренние и внешнеполитические проблемы не позволяли Ивану Грозному часто предаваться «царской потехе», но по-прежнему охранялся обычай посылки мехов и ловчих птиц в качестве дипломатических подарков (что можно увидеть на гравюре с изображением русского посольства к императору Священной Римской империи).

В период опричнины звери начали служить Грозному, помимо охоты, еще и для целей казни опальных людей. Джером Горсей описал в своих записках травлю дикими медведями опальных монахов, происходившую в «опричной столице» – Александровой слободе11. И вместе с тем начало Конному заводу в Александровой слободе, который в позднейшее время будет обслуживать охоты царственных особ, было положено созданными в «грозненское время» конюшнями.

Образцом же для Елизаветы Петровны могло служить отношение к охоте ее деда – царя Алексея Михайловича. Его любимая охота с соколами была доведена до совершенства, ее организацией ведал особый Сокольничий приказ12. Выезд царя на охоту в сопровождении огромной свиты представлял собой впечатляющее зрелище. Елизавета Петровна также будет стремиться обставлять свое любимое развлечение пышно и роскошно.

Впереди царского кортежа всегда ехали сокольничие, которые везли на руках главных «действующих лиц» – соколов. Сохранившиеся в Оружейной палате одежды дают представление о том, что участников царской охоты одевали в одинаковые кафтаны, чаще всего красного цвета с вышитым изображением двуглавого орла на груди и на спине. Соколов располагали на специальной перчатке.

Соколиная охота считалась «истинно царской потехой» не потому, что давала конкретный промысловый результат, а за свою красоту и зрелищность.

Птицы, которых при этом использовали, должны были выглядеть безупречно. Для отлова соколов, кречетов, ястребов существовали особые люди, называемые помытчиками. В XVII веке лучшими считались сибирские, а во внутренних областях – из Ростова и Переславля Залесского13. Ловля птиц была сопряжена с большой трудностью и опасностью, требовала большой опытности и сноровки14.

Отловленных птиц помытчики доставляли в Москву на Семеновский потешный двор. Чтобы птицы в дороге не поломали перьев, не побились и не заболели, их везли с большими предосторожностями в возках или особых ящиках, которые изнутри обивались войлоками или рогожами15. На потешном дворе соколов «разбирали» по их качествам и могли «отбраковать» даже за некрасивый внешний вид.

Процесс подготовки птиц к охоте занимал длительное время и включал большое количество разных этапов16. Весь процесс обучения птиц и организации охоты с ними был описан в одном из первых появившихся в России руководств по этому вопросу, кратко называемом «Урядник сокольничья пути», авторство которого приписывалось самому царю Алексею Михайловичу17. Возможно, что Елизавета Петровна была с этим сочинением знакома, так как и в XVIII веке им продолжали пользоваться.

Помимо соколов, еще и лошади как составная часть охоты были страстью второго царя из династии Романовых. Их пригоняли, в основном, из ногайских степей, до 50 тысяч в год. Как пишет Н. Кутепов, «царские охотники в парадных случаях выезжали на богато убранных конях, еще большей роскошью и богатством, конечно, отличались уборы коней государевых». Он приводит образцы сохранившихся описаний этих «конских уборов», которые были настоящими произведениями искусства18. Часть хороших лошадей отправляли и на Конные заводы, в том числе и в Александрову слободу. Это тоже станет потом частью наследства Елизаветы Петровны.

И еще один обычай времен Алексея Михайловича пришелся по душе дочери Петра – организация пиров после успешной охоты прямо «в отъезжем поле». Охоты Елизаветы Петровны будут заканчиваться не только торжественными обедами, но и, в соответствии с новыми веяниями, танцами19. 

Родители цесаревне не могли служить примером в отношении к охоте. Как пишет О. А. Егоров, «Петр Великий относился к охоте, в лучшем случае, равнодушно»20. В 1695 году он передал ведение царской охотой Преображенскому приказу. Но «ознакомление Петра Алексеевича с заморскими обычаями, главным образом со всеми сторонами быта королевских домов Европы, несколько изменили его отношение к охоте... именно петровская эпоха дала главнейший толчок для развития русской комплексной псовой охоты»21. В утвержденной Петром I Табели о рангах среди придворных чинов появились должности обер-егермейстера и егермейстера22.

Перед глазами цесаревны Елизаветы Пет­ровны был пример ее царственного племянника. «Почти все свое краткое царствование – неполных три года – Петр II провел в охотничьих поездках, беспрерывно следовавших одна за другой. Наследственная любовь к охоте проявилась в Пет­ре II с чрезвычайной силой и развилась благодаря преступному попустительству воспитателей в болезненную страсть»23.

Елизавета Петровна имела возможность наблюдать, как эту страсть используют и в корыстных, и в политических целях. Не только в стране, но и в Европе знали, чем можно приобрести расположение юного монарха. Испанский посол герцог де Лириа преуспел в приобретении благосклонности императора тем, что подарил ему двух борзых собак, специально привезенных для этого из Англии. «Его величество был так доволен, будто я подарил ему величайшую драгоценность», – писал герцог в своих записках24. Ответом на подаренное на новый 1728 год очень хорошее ружье стало приглашение посла к царскому столу: герцог отметил, что «когда я приехал во дворец с поздравлением, то он приказал мне остаться обедать с ним: милость, которую он не оказывал ни одному иностранному послу»25.

По сведениям Н. Кутепова, «все лето 1727 года Петр II провел в Петергофе, постоянно охотясь в его окрестностях в компании князей Долгоруких и своей тетки, красавицы цесаревны Елизаветы Петровны»26. Дочь Петра Великого заинтересовалась охотой именно тогда, в 18-19 лет, под влиянием юного императора. В 1727-1728 годах она постоянно сопутствовала Петру II в его непрерывных охотничьих поездках27. Все современники дружно отмечали «особое благоволение», которое испытывал юный царь по отношению к своей «тетушке», что не могло нравиться Долгоруким. Они использовали охоту как средство отвлечения Петра II от Елизаветы Петровны. Для этого юного императора уговаривают остаться после коронации в Москве под тем предлогом, что в подмосковных лесах имеются отличные условия для охоты28. Распуская слухи о «недостойном поведении» Елизаветы и ее романе с А. Б. Бутурлиным, Долгорукие добились охлаждения в отношениях венценосного племянника и его тетушки29.

Документы, дающее представление о количественном и качественном составе охот Петра II30, позволяют сделать вывод, что Елизавете Петровне в то время не приходилось рассчитывать на подобный размах при организации своей собственной охоты, которой она занялась, удалившись от официального двора.

«13 мая 1729 года государь в сопровождении семейства Долгоруких отправился в новый отдаленный охотничий поход к Ростову и Ярославлю... На обратном пути государь был в Троицком монастыре и оттуда заехал в Александровскую слободу, вотчину великой княжны Елизаветы Петровны»31. 

Осенью 1729 года после самого отдаленного и продолжительного охотничьего похода Долгоруким удалось добиться своей цели – помолвки Петра II с Екатериной Долгорукой32. Но охота в январе 1730 года стала последней для юного императора, и после его смерти весь ее штат перешел по наследству к новой «владелице»33.

При вступлении своем на русский престол, получив в свое распоряжение богатую охоту императора Петра II, Анна Иоанновна заинтересовалась ружейной охотой и в течение своего десятилетнего царствования развлекалась ею довольно часто34. Летом 1730 года после коронации она охотилась в окрестностях Москвы и даже посетила Елизавету Петровну в селе Царицынском и провела некоторое время в ее охотничьем доме35. 

Анна Иоанновна «слыла прекрасным стрелком, достигшим поразительных успехов на этом поприще»36. Но «охотничьи увлечения Анны ничем не походили на соколиные и псовые охоты ее деда царя Алексея Михайловича или на охоты Елизаветы Петровны с борзыми, где огромную роль играли знание повадок зверей, умелая организация гона и чутье охотника. Оказывается, не сама охота увлекала Анну, а стрельба в живую мишень»37.

Охотиться императрица предпочитала в зверинцах паркового типа, в которых для этого специально разводили оленей и ланей38. При Анне Иоанновне появился новый вид охоты – с так называемых «ягт-вагенов». Не любя полевую псовую охоту, Анна Иоанновна вознамерилась от нее избавиться, благо располагалась эта часть императорской охоты в Москве. Но ее кабинет-секретарь А. П. Волынский, решив сохранить это занятие для себя лично, тем самым спас ее от уничтожения39.

Увлечение Анны Иоанновны охотой разделяли и ее придворные, и, прежде всего, фаворит Э. И. Бирон. Для него охота имела смысл только при наличии в ней лошадей, которые стали настоящей страстью герцога Курляндского40. «При Бироне наступил настоящий расцвет придворной конюшни, ее штат состоял из 393 служителей и мастеровых и 379 лошадей, содержание которых обходилось ежегодно в 58 тысяч рублей»41.

В 1728-1729 годах, почувствовав охлаждение к себе Петра II и не решаясь бороться с Долгорукими, Елизавета Петровна стала все чаще удаляться в свои подмосковные имения, в том числе и в Александрову слободу. Вдали от Москвы она провела «бурное» время призвания на русский престол Анны Иоанновны, и, когда в 1732 году, после коронации, императрица и придворные вернулись в Санкт-Петербург, цесаревна не спешила отправиться вслед за ними. И только после грозного указа новой самодержицы, подкрепленного настоятельной «просьбой» Бирона, вернулась к официальному двору. После получения Бироном титула герцога Курляндского у него возник план женить своего сына на Елизавете Петровне. Поэтому не возымели действия все советы придворных сначала Анне Иоанновне, а затем правительнице Анне Леопольдовне постричь цесаревну в монахини. За такую, хотя и очень своеобразную, защиту Елизавета, став императрицей, отплатила герцогу добром. Отправленный в ссылку в Пелым после переворота, совершенного Минихом, он с семьей был возвращен и получил разрешение поселиться в Ярославле.

Елизавета Петровна, вступив на престол, позаботилась и о его псовой охоте и конюшнях. В 1743 году псовая охота Бирона была переведена из Курляндии в Санкт-Петербург и присоединена к императорской, а принадлежавшие ему лошади были переведены в Александрову слободу. Прибывший в Курляндию унтер-шталмейстер Цумфельдт получил 1000 рублей на осуществление всей операции по перегонке лошадей, которых сопровождали курляндские конюхи и солдаты рижского гарнизона. На двух конных заводах было обнаружено и переведено в Александрову слободу около 340 лошадей42. 

В первой половине XVIII века термин «охотник» стал обозначать вообще всех лиц, обслуживающих ту или иную охоту43. Охотниками стали именоваться в документах и лица, обслуживавшие этот любимый вид развлечения цесаревны Елизаветы Петровны. Анна Иоанновна сильно ограничила ее финансовые возможности, установив сумму годового содержания в 30 000 рублей (вместо 100 000 по завещанию Екатерины I).

Для управления владениями цесаревны Елизаветы Петровны была создана Вотчинная ее императорского высочества канцелярия, располагавшаяся в Санкт-Петербурге. У нее в подчинении находилась Московская вотчинная контора, которая контролировала усадьбы, расположенные вокруг Москвы и в северо-восточных областях России. В Александровой слободе располагалось вотчинное правление. Хотя решение Сената о передаче «недвижимого имущества» умершей императрицы Екатерины I было принято в 1728 году, следы существования «управляющего органа» появляются только в 173244. Только 19 июня 1732 года во все вотчины были разосланы указы управляющим непременно вести приходно-расходные книги, каждый год привозить их на проверку в Москву, аккуратно записывать все доходы, не производить расходов без разрешения Вотчинной конторы45. 

Сохранившиеся в архиве «Книги записные» Московской вотчинной конторы с 1732 по 1741 годы (до восшествия Елизаветы Петровны на престол) демонстрируют постоянную нехватку денег в казне цесаревны: расплаты с купцами «за забранные у них для ее высочества» «припасы» и товары происходят «задним числом», зачастую через несколько лет; сумма никогда не выплачивается полностью сразу, а в несколько приемов; на страницах «Книг записных» появляются записи о запрещении выплачивать жалование служителям двора Елизаветы Петровны ввиду отсутствия денег в казне; выплаты денег людям приходится ждать по нескольку лет. Например, 8 марта 1733 года заносится распоряжение не выплачивать денежное жалование за текущий год, а хлебное выдать в размере 1/346. 

При таких условиях содержание собственной охоты, требовавшей немалых расходов, было для цесаревны весьма обременительно. Но, тем не менее, Елизавета Петровна стремилась к тому, чтобы ее охота выглядела достойно. Тем более, что мода на создание специальных мундиров для охотников, у каждого владельца своих, получила повсеместное распространение.

Следующий документ позволяет говорить о том, что личная охота Елизаветы Петровны была сосредоточена, безусловно, в Александровой слободе47. При «стесненных» материальных возможностях цесаревны иметь еще одну охоту с полным штатом в какой-либо другой вотчине было невозможно. Количество участвующих в ней лиц возрастало: в 1729 году их было 10 человек, а в 1731 – 2548. Поначалу справлялся с этим штатом только ловчий Лаврентий Стромилов, затем появились корытничий и стремянной конюх.

Выглядела внешне охота Елизаветы Петровны в то время довольно скромно. В 1729 году, будучи в Александровой слободе, цесаревна распорядилась, чтобы для всех ее участников каждые два года изготавливались по овчинной шубе и сермяжному серому кафтану. Разница между главными чинами и рядовыми участниками заключалась в подпушке: для первых это был «красный кумач», для вторых – «красная крашенина»49. 

В штате появилась должность «стремянного охотника». Елизавета, как и Анна Иоанновна, при травле крупных зверей частенько сама достреливала измученное животное. Потому и оказался личный егерь при псовой охоте, что при случае могло потребоваться и огнестрельное оружие50. 

Указ о шитье одежды исполнялся до 1733 года, когда удалось сшить только сермяжные кафтаны, а для шуб в Александровой слободе не нашлось «казенных овчин». Не помог и указ Елизаветы Петровны о присылке их из другой ее вотчины – села Покровского51. Охотники Борис Горяинов, Иван Извольский и Илья Горбунов от имени своих товарищей вплоть до 1737 года продолжали обращаться «по инстанции» со своими жалобами, но шуб так и не получили52. Жизнь Елизаветы Петровны протекала теперь в основном в Санкт-Петербурге, а охота собственная сосредоточилась в Царском Селе. 

На отношение Елизаветы Петровны к охоте оказало влияние еще одно ее страстное увлечение времени до воцарения – театр. Одержав победу над врагами, она будет обставлять свои охоты с настоящей театральной пышностью. А пока что цесаревна позволяла себе небольшой театральный маскарад. «Именно Елизавета Петровна положила начало традиции переодевания в мужское платье, чего требовал сам характер активной псовой охоты»53.

В «Книге записной указов цесаревны Елизаветы Петровны» за 1737 год никаких указаний относительно шуб для Александровских охотников нет54. Но есть распоряжение от 18 марта «о построении мундиров» только «для конюшенного чина»: нарядчику – 1, ездовым – 3, стряпчим конюхам – 655. 

По-видимому, положение ее охоты в Александровой слободе цесаревну уже мало интересует: дохода она не приносит, а расходов требует. Другое дело – Конный завод, с которого лошади поставляются не только ко двору Елизаветы Пет­ровны, но и поступают в продажу.

Управлял «конюшенным ведомством» цесаревны камер-юнкер Александр Шувалов56. Вместе со своим братом Петром он обретался при «бесперспективном» дворе цесаревны, был беден, но, отличаясь жестким характером, сумел занять важное положение. Современники считали его личностью малоприятной, но интересы Елизаветы Петровны на вверенном ему посту Шувалов умел защищать. 

Несмотря на все его старания, у Конного завода в Александровой слободе были «финансовые» и «материальные» проблемы. Из комплекса документов 1736 года можно узнать о наличии на Александровской конюшне трех цугов лошадей, об изготовлении для них попон из «сукна сермяжного», покупке щеток, скребниц, ременных повязок, хомутов. Все эти немаловажные для конюшни вещи сгорели в пожаре 1735 года, который частично затронул и Конный завод. При этом в 1736 году из Александровой слободы для «лошадиных нужд» в Санкт-Петербург было выслано «сукна белого 16 кольцов мерою 274 аршина, сукна серого 22 кольца мерою 302 аршина». Столичный выезд цесаревны должен выглядеть более богато, чем провинциальный. Поэтому на попоны александровским лошадям предлагалось использовать имеющиеся на скотном дворе шкуры умерших животных, ибо сукна в Александровой слободе на Конном заводе имелось 34 аршина сермяжного и 21 аршин сермяжного ветхого (по справке служителя завода Назара Лимастова и служителя вотчинного правления Филиппа Аршеневского)57.

Чтобы не допустить повторения событий, при которых во время пожара частично пострадали и конюшни, цесаревна Елизавета Петровна 31 октября 1735 года издала указ, по которому тем, чьи дворы, лавки и амбары сгорели во время пожара 10 октября, разрешалось строиться на расстоянии 150-200 саженей от Конного двора, таможни и «фартеных стоек». Но когда выяснилось, что многие уже возвели или начали возводить постройки на пепелище на прежних местах, и, если их переносить, то люди «придут во всеконечное разорение», Елизавета Петровна согласилась на расстояние в 70 саженей58. 

К другому камер-юнкеру своего двора, Михаилу Воронцову, обращается Елизавета Петровна в письме от 30 января 1739 года: «Желаем видеть вас на тетеревах»59. 

При Елизавете Петровне получил широкое распространение особый вид птичьей охоты – на тетеревов из шалашей с чучелами. Шалаши, или будки, делались обыкновенно деревянные с окнами; внутри них помещалась печка; стены, потолок и пол обивались войлоком и выбеленной холстиной. Снаружи шалаш убирали ельником и прикрепляли на двух брусьях, игравших роль полозьев; при посредстве этих полозьев шалаш легко можно было перевозить с одного места на другое. Охота на тетеревов с чучелами производилась, обыкновенно, поздней осенью и зимой. Общество располагалось в нескольких будках, и загонщики осторожно подгоняли к ним тетеревов60. 

Алексей Григорьевич Разумовский, фаворит Елизаветы Петровны, в списке ее двора был обозначен пока еще как Алексей Григорьев, но уже выделен из общего числа певчих и записан отдельно61. Ему предстояло сыграть свою роль в деле организации царской охоты уже после прихода Елизаветы Петровны к власти. В середине XVIII века придворная охота, развиваясь, обособлялась – по общему закону развития государственных и общественных учреждений – и выделилась в самостоятельное егермейстерское ведомство. В царствование императрицы Елизаветы Петровны появился новый самостоятельный орган высшего управления императорской охотой – Обер-егермейстрская канцелярия62. На должность егермейстера был назначен Алексей Григорьевич Разумовский63. 

Первые же месяцы своего правления Елизавета начала с увеличения всего штата придворной охоты и в первую очередь ее псового отдела. Реформирование придворной псовой охоты Елизавета поручила Лаврентию Стромилову, названному в официальных документах ловчим. Таковую должность он уже занимал и тогда, когда она была цесаревной64. 

Постаралась Елизавета Петровна сохранить и соколиную охоту, об этом говорит документ, датированный 1748 годом. 29 апреля 1748 года сокольи помытчики из Переславля Залесского донесли в Обер-егермейстерскую контору, что прибыли на Семеновский потешный двор в Москве «с уловленными нынешней весной птицами» «для отдачи к птичьей ее величества охоте». Но при этом «один челиг кречатен в пути свалился», то есть потерял большую часть своего оперения65. Поэтому всех птиц отказывались принимать. Только после вмешательства Обер-егермейстерской конторы вопрос был разрешен в пользу помытчиков. 

Далее началось разбирательство. В затребованном конторой рапорте о состоянии дел с ловлей птиц в Переславле Залесском староста Алексей Глиновозов сообщал 10 мая 1748 года, что помытчиками весной было отловлено 7 птиц (челигов кречатых – 2, в том числе дикомыт – 1, соколов-вешняков – 4, среди них один дикомыт). В приписке от 16 мая сообщалось о поимке еще одного вешняка. Глиновозов просил принять всех птиц и выдать на них квитанцию, так как «более оных птиц в улове не будет ибо уже время отошло»66. 

Из доношения братьев Глиновозовых (Ивана, Бориса и Петра) можно узнать о состоянии пойманных птиц. На 7 мая 1748 года «имелось в поимке» пять соколов: сокол-дикомыт, сокол-вешняк, «в крыльях и в хвосте перьями целы»; сокол-вешняк «в крыльях цел, в хвосте перья замяты»; сокол-вешняк «смурной», «в крыльях цел, в хвосте перья ронит»; сокол-вешняк «в левом крыле мало пера приловлено, и хвост мало примят и замят», и все птицы и спереди, и с крыльев, и с хвостов перья начинают «ронять». Но даже такие птицы, которых в XVII веке и не решились бы посылать к царской охоте, теперь, в XVIII веке, были отправлены в обер-егермейстерскую контору в сопровождении четырех помытчиков67. И были приняты, о чем свидетельствует квитанция, выданная помытчикам 30 июня 1748 года68. Это ли не свидетельство упадка и отмирания соколиной охоты в XVIII веке!

Дальнейшее развитие событий говорит о намерении Елизаветы Петровны промысел по отлавливанию охотничьих птиц все же сохранить, а значит и саму охоту. В провинциальную канцелярию Переславля Залесского поступил указ: «Сокольих помытчиков к улову птиц накрепко понуждать оной провинциальной канцелярии, дабы они при том улове птиц крайне старались и как можно ловили более». А пойманных птиц сразу же отправляли в Москву69. 

Получив практически неограниченные возможности по формированию псовой охоты по собственному вкусу, Елизавета первые годы меняла ее постоянно, имея возможность пополнять охоту как покупными заграничными собаками, так и конфискованными внутри страны. Штат охоты колебался от 40 до 100 человек70. В 1741 году в охоте императрицы числилось 26 борзых собак и 46 гончих, 23 собаки были английские и французские71. 

Сохранился указ императрицы от 9 июля 1751 года о пошиве платья стремянным охотникам: «На три человека стремянных сделать полевое охотничье платье, именно: кафтаны с красного сукна, камзолы из зеленого сукна, подложить кафтаны и камзолы атласом зеленым ординарным. На кафтаны выложить на переди петлями, а по подолу позументы. На камзолах выкладку положить богатую. Кисти и снуры золотые, крючки и петли вызолоченные»72. Как разительно отличаются эти кафтаны от тех, что шились для охоты цесаревны!

Таким образом, можно сделать вывод, что отношение Елизаветы Петровны к охоте соответствовало понятиям, принятым при европейских дворах. На развитие ее любви к этому виду времяпровождения повлияли и находившиеся в ее распоряжении подмосковные вотчины с их обширными охотничьими угодьями, и существование определенных традиций русской охоты, зародившихся в XV-XVI веках, получивших блестящее развитие в веке XVII. Наличие в XVIII веке императорской охоты Петра II и Анны Иоанновны послужило для нее отправной точкой в создании собственного образа охоты – яркого театрализованного зрелища. Среди ее окружения были люди, которые разделяли и поддерживали ее охотничьи увлечения. Елизавета Петровна и ее двор сумели внести свой вклад в развитие традиций русской охоты. 

 

1 Дело о причислении принадлежавших блаженной памяти императрице Екатерине Алексеевне крестьян в разных уездах в ведомство дворцовое цесаревны Елизаветы Петровны. 1736 г. // РГАДА. – Ф. 1239. – Оп. 3. – № 322.

2 Там же.

3 Кутепов Н. Русская охота. – М., 2007. – С. 49; Охота и политика. 10 веков русской охоты. – М., 2009. – С. 12.

4 Герберштейн С. Записки о Московии. – М., 1988.

5 Там же. – С. 220.

6 Егоров О. А. Очерк истории русской псовой охоты (XV-XVIII вв.). – СПб., 2008. – С. 53.

7 Герберштейн С. Указ. соч. – С. 221.

8 Там же. – С. 222. 

9 Кутепов Н. Указ. соч. – С. 55-57, 59.

10 Там же. – С. 51.

11 Горсей Дж. Записки о Московии. – М., 1990. – С.66-67.

12 Охота и политика. 10 веков русской охоты. – С. 18; Мельникова О., Палтусова И. Охота с соколами. – М., 2003. 

13 Кутепов Н. Великокняжеская и царская охота на Руси X-XVII вв. – Челябинск, 2004. – С. 155.

14 Сабанеев Л. П. Русская охота. – М., 2013. – С. 612, 614.

15 Кутепов Н. Великокняжеская и царская охота на Руси X-XVII вв. – С. 159.

16 Сабанеев Л. П. Указ. соч. – С. 612-613, 614-615.

17 Шунков А. В. «Урядник сокольничья пути» как памятник русской художественной культуры середины XVII века. – Кемерово, 2007.

18 Кутепов Н. Великокняжеская и царская охота на Руси X-XVII вв. – С. 149-150.

19 Охота и политика. 10 веков русской охоты. – С. 29.

20 Егоров О. А. Указ. соч. – С. 389.

21 Там же. – С. 390.

22 Там же. – С. 410.

23 Кутепов Н. Русская охота. – С. 207. 

24 Лириа де. Письма о России // Осьмнадцатый век. – М., 1869. – Кн. 2. – С. 97.

25 Павленко Н. И. Петр II. – М., 2006. – С. 119.

26 Кутепов Н. Русская охота. – С. 207.

27 Там же. – С. 237; Егоров О. А. Указ. соч. – С. 503.

28 Дементьева Л., Палтусова И. Указ. соч. – С. 17.

29 Павленко Н. И. Указ. соч. – С. 132.

30 РГАДА. – Ф. 1239. – Оп. 3. – № 35641.

31 Кутепов Н. Русская охота. – С. 212.

32 Павленко Н. И. Указ. соч. – С. 137.

33 Там же. – С. 145.

34 Кутепов Н. Русская охота. – С. 216.

35 Там же. – С. 216.

36 Анисимов Е. Анна Иоанновна. – М., 2004. – С. 103.

37 Там же. – С. 104.

38 Егоров О. А. Указ. соч. – 2008. – С. 411. 

39 Там же. – С. 490.

40 Курукин И. Бирон. – М., 2006. – С. 170-171.

41 Там же. – С. 171.

42 Об отправлении из Курляндии псовой охоты бывшего герцога Бирона и переводе конского его завода в Александ­рову слободу // РГАДА. – Ф. 11. – Оп. 1. – № 563. – Л. 1-4.

43 Егоров О. А. Указ. соч. – С. 401.

44 Книга записная полученным в собственную ея высочества благоверные государыни цесаревны Елисаветы Петровны вотчинную канцелярию за подписанием собственныя ея высочества руки 1732 году // РГАДА. – Ф. 1239. – Оп. 1. – № 882.

45 Там же. – Л. 9об.-10.

46 Книга записная полученным в собственную ея высочества благоверные государыни цесаревны Елисаветы Петровны вотчинную канцелярию за подписанием собственныя ея высочества руки 1732 году // РГАДА. – Ф. 1239. – Оп. 1. – № 882. – Л. 30об.

47 Там же. – Л. 5.

48 Там же. – Л. 5.

49 Там же. – Л. 5.

50 Егоров О. А. Указ. соч. – С. 505.

51 Книга записная полученным в собственную ея высочества благоверные государыни цесаревны Елисаветы Петровны вотчинную канцелярию за подписанием собственныя ея высочества руки 1737 году // РГАДА. – Ф. 1239. – Оп. 1/51. – № 877. – Л. 6.

52 Там же. – Л. 1.

53 Охота и политика. 10 веков русской охоты. – С. 28.

54 Книга записная полученным в собственную ея высочества благоверные государыни цесаревны Елисаветы Петровны вотчинную канцелярию за подписанием собственныя ея высочества руки 1737 году // РГАДА. – Ф. 1239. – Оп. 1/51. – № 877. 

55 Там же. – Л. 12об.-13.

56 Архив князя Воронцова. – М., 1870. – Кн. 1. – С. 19.

57 О покупке сукна для попон лошадям на Александровскую конюшню цесаревны Елизаветы Петровны. 1736 г. // ­РГАДА. – Ф. 1239. – Оп. 1. – № 1708. – Л. 1-5.

58 Там же. – № 34497.

59 Архив князя Воронцова. – С. 8.

60 Кутепов Н. Русская охота. – С. 244.

61 Архив князя Воронцова. – С. 20.

62 Кутепов Н. Русская охота. – С. 236; Охота и политика. 10 веков русской охоты. – С. 28.

63 Егоров О. А. Указ. соч. – С. 503; Охота и политика. 10 веков русской охоты. – С. 29.

64 Егоров О. А. Указ. соч. – С. 503.

65 О приеме у сокольих помытчиков Переславля Залесского птиц для царской охоты. 1748 г. // РГАДА. – Ф. 1239. – Оп. 1/51. – № 1687. – Л. 1.

66 Там же. – Л. 10.

67 Там же. – Л. 14.

68 Там же. – Л. 16.

69 Там же. – Л. 14.

70 Егоров О. А. Указ. соч. – С. 504.

71 Там же. – С. 508.

72 Указ императрицы Елизаветы Петровны об изготовлении платья стремянным охотникам императорской охоты. 1751 г. // РГИА. – Ф. 478. – Оп. 4. – № 339. – Л. 2.