Нравственные страдания русского предпринимателя: записки Д. И. Абрамова. 1849-1920

 

Записки Дмитрия Ивановича Абрамова представляют собой уникальный исторический источник, поскольку воспоминаний и дневников русских купцов даже за период XIX – начала XX веков сохранилось очень немного. Они ценны не только для истории предпринимательства в России, но содержат сведения по истории культурной жизни провинции, а главное – рисуют психологический портрет представителя русского купечества на протяжении почти сорока лет его жизни и деятельности.

Дмитрий Иванович Абрамов родился 10 октяб­ря 1849 г. в деревне Чертовище Костромской губернии Кинешемского уезда в крестьянской семье, которая, однако, отличалась достатком, поскольку занималась «выработкой салфеток» на станах как самостоятельно, так и отдавая работу на сторону. Весной салфетки начинали белить, этот трудоемкий процесс он подробно описывает в своих воспоминаниях. Когда выработка увеличилась, для продажи салфеток стали ездить в Нижний Новгород на ярмарку. Деревня в то время принадлежала помещику из рода Долгоруких, а дед Дмитрия Ивановича был бурмистром вотчины, но был неграмотным, а отец уже учился у сельского священника и знал грамоту. Дом ничем не отличался от прочих крестьянских домов: крыт был соломой, внутри отштукатурен, внизу помещались сновальники, вверху жила семья. Когда Дмитрию исполнилось восемь лет, его и сестру годом старше отдали учить грамоте в деревню Яшину к ополченцу 1855 г. И. А. Жидкову. Вместе с ними учились еще десять крестьянских детей. Школ организованных не было, а сельское духовенство враждебно относилось к таким учителям, поскольку они учили по старопечатным книгам. Как только приезжал священник, детей прятали, а также и книги – азбуки и псалтыри. За провинности существовали телесные наказания плеткой на позорной скамье, причем наказывать должны были сами учащиеся. Но учение Дмит­рия продолжалось недолго – с декабря по июль, он только научился читать псалтырь и немного писать прописи. В июле отец повез его с собой на Нижегородскую ярмарку, вопрос об учении был закрыт. Его начали, как он сам пишет, «приучать к занятиям», причем с физическими наказаниями за оплошности. Так продолжалось до шестнадцати лет. Поездки в Нижний, однако, для него составляли приятное развлечение, поскольку он с товаром отправлялся на дощанике и мог насладиться «волей». Впрочем, Дмитрий продолжал писать и прописи, одну из них он хорошо запомнил: «Наука юношей питает...». Хотя производство в семейном бизнесе увеличилось, поставили даже «контору» – что-то кроме фабричного помещения отдельно от избы, однако «жило семейство наше, несмотря на хорошее материальное положение, очень серо, немногим отличаясь от прочих крестьян, как по дому, так и в одежде». Отличие состояло и в том, что отец съездил два раза в Петербург и сшил себе лисий тулуп без разрешения деда. Дмитрия одевали, как он пишет, «по-мещански»: длинный сюртук, простые сапоги, цветной жилет и такой же платок на шею. Богатство накладывало и дополнительные обязательства в поведении, что мальчику не нравилось. Летом он любил помогать и в крестьянских работах: вывозе навоза и сенокосе.

Перемена в жизни семьи произошла в 1866 г., когда отец выстроил себе особый дом и открыл постоянную торговлю в Москве. Сестру выдали замуж за племянника богатых коммерсантов Разореновых, жених стал вносить в семью новые порядки купеческих, а не крестьянских семей. Сестра просила составлять за нее письма жениху и его родным. С этого момента, как вспоминает Дмитрий Иванович, у него проявилась «охота к чтению». Сначала он читал «Еруслана Лазаревича», «Бову королевича», «Гука и Английского Милорда», затем через московского приказчика удалось выписать газету «Русские ведомости» за 3 рубля в год, а еще до этого становой пристав заставил отца выписать и «Губернские ведомости», чему сын был очень рад.

В это же время в воспоминаниях появилась и запись о политических событиях – «прошел слух о покушении на жизнь Государя 4 апреля и о спасении его Комисаровым». К маю 1866 г. относится и приезд Дмитрия Ивановича в Москву – знаковый для него и определивший во многом дальнейшую жизнь. Отец уехал домой, а Дмит­рия оставили в Москве под присмотром приказчика, который, однако, вскоре уехал в Полтаву на Ильинскую ярмарку, оставив молодого Абрамова одного в лавке до Нижегородской ярмарки. С этого времени началась его жизнь «вне дома, большею частью в Москве», с поездками на ярмарки. Квартировали «на том же подворье, в нумерах», где была и лавка. Часто Дмитрий оставался в Москве совершенно один и вскоре познакомился с соседом по лавке М. В. Ковалевым, старше его на десять лет, который часто за чаепитием давал ему «полезные советы, как жить, и ему я обязан проявлением любви к серьезному чтению книг и к драматическому театру». В первый раз он посетил Малый театр, где с галерки за 30 коп. смотрел «Галилея», а затем «Бедность не порок», и отмечал, что «драматическая труппа тогда была в цветущем состоянии, в состав ее входили лучшие артисты, как, например, Садовский, Самарин, Живокини, Шумский и т. д.».

В 1867 г. Дмитрия Ивановича впервые послали на Украину на Ильинскую ярмарку, в 1869 г. – на Харьковскую, он побывал и в Киеве в Лавре и Пещерах. В этих поездках молодой купец «стал вращаться среди торгового сословия». А вскоре в связи с болезнью отца девятнадцатилетнему Дмитрию пришлось управлять торговым делом самостоятельно. 8 февраля 1870 г. состоялась и женитьба Дмитрия Ивановича Абрамова на дочери купца Анне Дмитриевне Мочаловой, которая была внучкой и крестной дочерью богатого Е. И. Миндовского. Муж и жена искренне любили друг друга и сходились во вкусах, оба увлекались чтением и театром. Жена оказалась «редкой доброты и самого мирного характера», как пишет Дмитрий Иванович», в семейной жизни он «был идеально счастлив, можно сказать, счастлив до пресыщения».

Жена поддерживала его и во время перепетий, связанных с избранием Дмитрия Ивановича в 1876 г. на должность волостного старшины Вичугской волости, от которой он был уволен лишь в январе 1878 г. После увольнения от службы Дмит­рий Иванович немедленно подал прошение о причислении к купеческому сословию и весной 1878 г. переехал в Москву, где занялся торговлей в лавке отца. Более года прожил в Москве, где они с женой вели «жизнь самую скромную», знакомств почти не имели, время проводили за чтением книг, которые брали в библиотеке, находившейся на Покровке напротив дома Соболева, где они квартировали, а также посещая театральные спектакли. Впоследствии его жена принимала участие и в любительских спектаклях, ставившихся недалеко от их дома в усадьбе «генерала Л-ва». Летом 1879 г. последствием неприятностей, возникших по прежней службе, стало лишение Абрамова вида на жительство в Москве и угроза ареста, что заставило его покинуть Москву. Он уехал на Нижегородскую ярмарку, где 31 июля получил известие о внезапной смерти отца. Отныне Дмитрий Иванович стал главой семейства и опекуном матери и младших братьев и сестры. Ему удалось продолжить и отцовское дело на тех же основаниях. 19 октября 1880 г. в «Московских Ведомостях» была напечатана корреспонденция с подписью «Д. А-в» о торговых делах на Харьковской ярмарке, которая «в кругу торговцев произвела фурор, и много об ней говорят, только первое время немногие знали, кто ея автор». Однако семейное счастье с первой женой продолжалось недолго. 18 декабря 1880 г., когда Дмитрий Иванович выехал в усадьбу Языкино для переговоров о покупке леса, в его доме случился пожар, жена получила смертельные ожоги и 26 декабря скончалась.

Этим событием кончаются воспоминания Дмитрия Ивановича Абрамова и начинается его дневник, который велся достаточно нерегулярно, от случая к случаю, однако записи позволяют получить представление о его внутренней жизни и настроениях. Первые записи дневника касаются в основном его переживаний по поводу помолвки с дочерью богатого предпринимателя С. Д. Миндовского, которая состоялась 28 декабря 1881 г.1 Объяснение жениха с невестой произошло накануне и, что символично, в Москве во время антракта в фойе в театре. Свадьба была, по-видимому, в начале февраля. Дмитрий Иванович понимал, что будущая жена «обладает умом, хорошим характером» и по развитию стоит выше него, а прошлая жизнь с первой женой его «очень избаловала и сделала порядочным эгоистом». Все это он надеялся преодолеть и доказать жене, что достоин счастья с ней. Его смущало то, что в новой жизни после свадьбы «она чувствует себя не в своей сфере вследствие условий, в которые я поставлен жизнью»: «Я не могу так интересоваться общественной жизнью и удовольствиями, да и по характеру я склонен больше к деловой жизни, а ей, напротив, хочется пожить открыто и не в деревне, а в Москве. А меня дело удерживает в деревне на фабрике, потому что некем заменить себя». Впоследствии взаимоотношения с женой наладились, однако внутренние переживания не покинули молодого предпринимателя. Они были связаны, прежде всего, с недостатком денег и свободного капитала на расширение производства и выплат по кредитам и обязательствам. В 1882 г. он писал о том, что о себе осталась одна забота – «как бы остаться до конца жизни с тем добрым именем, которое я заслужил в общественном мнении, его бы не прожить...». В следующем году Дмитрий Иванович занят постройкой новой белильной фаб­рики, «так как фабрикация все время совершенствуется, и отставать неловко, то вместо ручной нужно делать уже паровую». В том же году по его инициативе был учрежден торговый дом «Евлампия Абрамова с сыновьями». В планах также было строительство корпуса для механических станков, на которых вырабатывалось бы полотно. Однако братья и тогда, и в дальнейшем не оказывали ему почти никакой помощи по управлению фабрикой. Д. И. жаловался, что «все вопросы приходится создавать и решать одному, а это работа египетская...». 

В это время Д. И. начал участвовать и в общественной жизни. В дневнике он рассказывает о борьбе купеческой и дворянской партий на съезде для выбора гласных в земское собрание в Кинешме в марте 1884 г., замечая, что «купцы фабриканты – главная платежная сила налогов». Сам Д. И. был выбран в гласные на сельском съезде от крестьян еще в 1883 г. «белыми шарами», поэтому ему не пришлось баллотироваться. Он с радостью отмечал, что «наша партия наконец победила – большинство гласных выбрано из купцов, только надолго ли это торжество?», поскольку между сословиями существует «острый антагонизм», а купцы еще «не доросли до публичных прений».

Рассуждая о причинах расстройства финансовых дел своего тестя С. Д. Миндовского, которому он старался помочь, Д. И. высказывает свою нравственную позицию относительно современного ему предпринимательства: «Несмотря на то, что капиталы в теперешнее время стали крупнее и часто капиталисты бросают деньги на глупости, на безобразия, а в случае нужды алтыном не пожертвуют, из этого следует, что как мы измельчали, до чего очерствело наше поколение душой и заела корысть всех и вся, что просто гадко на душе делается... Прежде помню даже стариков, которые не только какому бы то ни было родственнику, но и близкому соседу во всяком случае и всегда протягали руку помощи и старались поддержать без всякой корысти, а просто по руски и по душе, кто как умел и кто чем мог. А ведь нынче мало того, что не помогут, а посмеются и скажут дурака... По моему, проявления бессердечности у нынешнего поколения капиталистов происходят оттого, что люди эти зачаты в довольстве, родились в богатстве и воспитаны в роскоши, а поэтому они нужды не видали... а без нужды человек, как известно, жизнь плохо узнает, не прочувствует ее как должно и вследствие этого бывает глух к добру».

В 1885 г. Д. И. писал о том, что торговая практика идет «из рук вон плохо», в том числе на Нижегородской ярмарке, образовался дефицит около 30 тысяч рублей, а занимать денег не в его характере. Он был вынужден взять несколько тысяч рублей из казначейства администрации своего тестя, что его убивало и приносило непрестанные нравственные муки: «Кажется, готов бы я много потерять из своего, только бы не краснеть перед людьми, одно мнение порядочных людей не в пользу мою, кажется, убьет меня... Раньше всегда я молил об одном Бога, чтобы не прожить честного имени, а вот тут и убереги его». Через день, 19 октября, он уже компенсировал недостачу переводом денег с собственного счета в банке. Мучила совесть, кроме того, постоянно нужно было думать о том, где достать денег. Поскольку Д. И. ни с кем не делился своими трудностями и переживаниями, утешение он искал в молитве и обращении за помощью к Богу, прося, чтобы «сохранил меня от сумасшествия». Постепенно финансовые дела налаживались, однако подобные кризисы в торговле наступали еще не раз, и всегда Д. И. переживал их очень остро. В 1889 г. ему удалось выстроить ткацкий корпус и поставить 50 станков, в связи с чем вновь возникла нужда в деньгах (всего было истрачено около 40 000 рублей). На фабрике работало 200 человек. Д. И. сам упрекал себя в желании расширить производство и оборудовать его на современный лад и писал, что он «неисправим», что виной всему «самолюбие дурацкое»: «Вот уж именно доб­ровольный мученик, мало того, самоистязатель какой-то, а все ради того, чтобы поддержать дело старинное, ну и валишь все себе на плечи». Причиной всех денежных затруднений и связанных с этим переживаний были, по признанию самого Д. И. не деньги, которых он не любил, а «деловое самолюбие». Выработка товара значительно превышала продажу, отчего в кассе не было необходимых наличных денег, а платежи по векселям нужно было погашать в срок. Это обстоятельство, «нехватка воздуха», была предметом страданий Д. И. много лет.

По делам Д. И. неоднократно приходилось бывать в Москве, однако жизнь в Москве его не устраивала и причины этого он объяснял в дневнике. «Не нравится мне жизнь в столице потому, что от нечего делать часто приходится сталкиваться с людьми, тоже ничего не делающими и ведущими трактирную жизнь, а этого рода люди как зараза действуют на меня и расшатывают нравственные устои и будоражат разумную волю, так что рад-рад вырвешься на чистый воздух к себе в деревню на фабрику, где отрезвишься от вредной атмосферы, осмотришь себя со всех сторон, запасешься силой воли и энергией, а то если бы пробыть безвыездно в этом омуте, то черт знает, до чего можно дойти. Здесь в деревне видишь всех занятых делом, кто какое может делать, не той праздношатающейся толпы, поэтому и сам стремишься прежде всего за делом, да пустяки и на ум нейдут при такой обстановке. А в столицах что творится, Господи ты Боже мой! Поживши всего два месяца, я столько насмотрелся мерзостей людских, что человеку, мало-мальски не зараженному, противно становится и делается гадко на душе. Мужчины стараются елико возможно облапошить друг друга, женщины же как замужние, так и незамужние, в особенности пользующиеся свободным положением, всеми помышлениями стремятся как бы сочинить роман позанятнее. Все говорят, что в простом народе падает нравственность, а посмотришь, образованные-то что делают, как будто их и учили-то единственно тому, как завлекать мужчин в свои кошачьи объятия. В особенности мне не показались женщины с высшим образованием, в руках которых находится воспитание молодого поколения, будущих матерей, это просто какие-то авантюристки, пользующиеся своим положением, завлекают неопытных в свои сети, чтобы составить каверзу, а если этого не удастся иной сделать, тогда все-таки род мужской платит ей долг... и до какой смелости доходят такого рода барышни, просто мужчине другой раз делается совестно... Нет, теперь я решительно против институтского воспитания, пускай тот, кто хочет учить, учит дома, это гораздо будет здоровее... Я считаю счастливыми тех, кто имеет характер и силу воли настолько, что в состоянии стать выше среды – этого гнилого болота, наполненного с краями вровень различными гадостями».

Я остановилась лишь на некоторых аспектах событий, описанных Д. И. в воспоминаниях и дневнике. В целом в этом документе мы видим развитие нравственной личности в непростых жизненных обстоятельствах и можем судить о русском купечестве непредвзято, опираясь на пример преодоления соблазнов среды и богатства и работы на благо семьи и отечества.

 

1 Д. И. отмечал, что С. Д. Миндовский был одним из первых «здешних фабрикантов», кто нанял гувернантку для воспитания дочерей и жил «скорее на дворянский лад».