СВЯТЫЕ КНЯЗЬЯ БОРИС И ГЛЕБ - ЗАСТУПНИКИ РУССКОЙ ЗЕМЛИ (ПО ДРЕВНЕРУССКИМ ВОИНСКИМ ПОВЕСТЯМ)

Л. И. Алехина (Москва)  

  СВЯТЫЕ КНЯЗЬЯ БОРИС И ГЛЕБ - ЗАСТУПНИКИ РУССКОЙ ЗЕМЛИ 
(ПО ДРЕВНЕРУССКИМ ВОИНСКИМ ПОВЕСТЯМ) 

Святые страстотерпцы Борис, благоверный князь Ростовский, и его брат Глеб, благоверный князь Муромский, приняли мученическую смерть в 1015 г. (24 июля, 5 сентября). В 1072 г. их мощи, первоначально положенные в храме святого Василия в Вышгороде, были перенесены во вновь сооруженную церковь князем Изяславом, а при Владимире Мономахе в 1115 г. состоялось второе перенесение мощей в каменный храм, построенный вместо обветшавшего деревянного.1    

По мнению большинства исследователей, культ святых князей Бориса и Глеба возникает уже во время княжения Ярослава Мудрого (1019-1054 гг.). Обоснованием этой точки зрения является чисто политическая мотивировка: «Культ этих святых в значительной степени возвеличивал его (Ярослава - Л. А.): он был братом убитых и выступал как мститель за них».2   Однако, как известно, по приказанию Святополка были убиты не только Борис и Глеб, но и их брат Святослав, имя которого, тем не менее, не вошло в святцы. Значит и причины почитания и прославления новых святых иные, о чем и свидетельствует летописная запись под 1015 г.: с самого начала, с момента погребения благоверных князей Бориса и Глеба в церкви святого Василия, подавали они «сцелебныя дары Русстеи земли, и инемъ приходящимъ странным с верою даета исцеление: хромымъ ходити, слепым прозрение, болящим целбы, окованнымъ разрешение, темницам отверзение, печальнымъ утеху, напастным избавление, и еста заступника Рускои земли, и светильника, сияюща воину и молящес(я) ко Влад(ы)це о своихъ люд(е)хъ».3   Таким образом, с момента их гибели Русская земля обрела в лице князей-страстотерпцев великих заступников. И первые чудеса были явлены страдающим людям, с верою притекавшим к их гробам. 

Однако высказывалось мнение и о более позднем возникновении культа святых Бориса и Глеба в конце княжения Ярослава Мудрого или даже после его смерти. А. В. Поппэ считает, что начальный период развития культа святых Бориса и Глеба приходится на пятидесятые - шестидесятые годы XI в., а их канонизация состоялась только в 1072 г. в связи с перенесением мощей.4 Эта точка зрения мотивируется отсутствием упоминания святых Бориса и Глеба в «Слове о законе и благодати» митрополита Илариона. Исследователь считает, что, прославляя великого князя Владимира и его сына Ярослава, автор не преминул бы упомянуть и убиенных князей Бориса и Глеба, если бы к моменту создания «Слова» (1049-1050 гг.) уже существовал их культ. Не заостряя внимания на причинах умолчания о князьях-страстотерпцах Борисе и Глебе в «Слове», укажем на свидетельство Жития преподобного Ефрема Новоторжского, где говорится, что уже в 1038 г. он становится архимандритом основанного им Борисоглебского монастыря на берегу реки Тверцы. Таким образом, спустя двадцать три года после мученической кончины святых Бориса и Глеба и за тридцать четыре года до первого перенесения их мощей преподобный Ефрем получает благословение, как предполагают, новгородского архиепископа на устроение храма и обители в честь святых князей.5 В шестидесятых годах XI в. возникают литературные произведения Борисо-Глебского цикла, а затем начинается и повсеместное устроение церквей и монастырей, посвященных князьям-страстотерпцам, продолжавшееся на протяжении всей русской истории. 

В справочниках упоминается о Борисоглебском монастыре в Гродно, основанном в XI в.6 В 1115 г. была освящена церковь в Вышгороде, в которую перенесены мощи святых Бориса и Глеба.7 В 1125 г. создана церковь Бориса и Глеба на Альте, месте гибели святого мученика Бориса.8 В 1152 г. Юрием Долгоруким построена Борисоглебская церковь в Кидекше.9 Под 1195 г. в летописи говорится о погребении рязанского князя Игоря Глебовича в церкви Бориса и Глеба.10 К XII в. относится и создание Борисоглебских монастырей в Полоцке11 и Дмитрове.12

Страшный для Русской земли XIII в., видимо, не ознаменовался устроением новых храмов и обителей во имя святых страстотерпцев. Во всяком случае, справочники указывают далее на монастырь Борисоглебский близ Мурома, упоминаемый в 1345 г.13, и Борисоглебский монастырь на Устье, недалеко от Ростова, основанный в 1363 г.14 К XV в. относятся первые сведения о Борисоглебском монастыре в Переславле-Залесском, к XVI в. - в Смоленске и Сольвычегодске, в XVII в. - в Суздале, Путивле, Чернигове, Можайске, в Вологодской епархии.15 Борисоглебские монастыри, пустыни и храмы устраивались и позднее. Причем, Сказание об основании Борисоглебского монастыря на Устье упоминает о видении святых князей устроителям храма Феодору и Павлу.

Таким образом, почитание святых Бориса и Глеба, устройство храмов и обителей в их честь начинается вскоре после их гибели и продолжается на протяжении всей русской истории. Но об особом покровительстве князей-страстотерпцев Русской земле на ранних этапах говорится обобщенно только в летописном рассказе об их гибели под 1015 г. (см. приведенную выше цитату). Остальные же упоминания о них в ранних летописных записях связаны, в основном, с историческим контекстом, с воспоминаниями о событиях отечественной истории. Иногда факт их гибели включается в ход всемирной истории, используется летописцем для аналогий при описании последующих событий. Так обстояли дела в период княжеских междоусобиц. Грозные события XIII в., когда Древняя Русь оказалась перед лицом беспощадного внешнего врага, изменяют эту ситуацию.

Прежде всего обращает на себя внимание восприятие литературой данного периода внешних врагов русских княжеств. Первые летописные записи о татаро-монгольском нашествии отмечают, что «никто же добре не весть, кто суть (эти народы - Л. А.) … и что вера их».16 Однако вскоре эти воинственные кочевые племена получают постоянные эпитеты «безбожные», «окаянные», «поганые», а цель их завоевательной политики видится древнерусскому автору в искоренении христианской веры и разорении Церкви Божией. Мотивация противостояния в это же время западных противников и Александра Невского в «Повести о житии Александра Невского» постепенно изменяется от межличностных отношений в начале («слышав король части Римъскыя от полунощныя страны таковое мужество князя Александра и помысли в собе: “Пойду и пленю землю Александрову”»)17 к религиозным в конце («Некогда приидоша к нему (Александру) послы от папы из великого Рима, ркуще: “Да послушаеши учения <…> о законе Божии”». С. 126). Таким образом, древнерусские авторы воспринимают завоевательную политику внешних врагов - и восточных, и западных - как имеющую религиозную подоплеку.

Поэтому и в борьбе с врагами на первое место выдвигается защита христианских святынь, а разорение родной земли летописцы воспринимают как наказание за грехи.18 При этом обличительно-покаянный момент, всегда присутствующий в воинских повестях рассматриваемого периода, усиливается, когда речь идет о событиях, оканчивающихся поражением русских войск, и, наоборот, ослабевает, когда столкновение завершается победой русских дружин, которая соответственно воспринимается как милость Божия. Страдания же и гибель православных в противостоянии с «безбожными агарянами» предстает как мученичество за веру христианскую. Описывая мученическую смерть князей, автор Лаврентьевской летописи воспринимает ее как искупительную жертву, как милость Божию: «Богъ бо казнить напастми различными, да явяться яко злато искушено в горниле - христианом бо многими напастми внити в Царство Небесное… Аще бо не напасть, то не венец, аще не мука, ни дарове». Зато и победы или избавление от смертельной опасности расцениваются древнерусскими авторами как небесное заступничество. В повествовании это выражается тремя способами: молитвой, указанием на незримую помощь и рассказом о чудесных видениях.

Уже в ранних произведениях этого периода мысли о заступничестве связываются с местной святыней, соборным храмом, в котором возносят к Богу свои молитвы князья. Небесными покровителями с самого начала ордынского ига для северо-восточных земель становятся князья-страстотерпцы Борис и Глеб.19 И неслучайно, по свидетельству летописца, в 1238 г., в страшный год разорения земли Русской, епископ Кирилл освящает церковь Бориса и Глеба в Кидекше, провидя в этих князьях-мучениках великих заступников за родную землю (С. 54). К ним обращается с молитвой Юрий Ингваревич (С. 98); выступая в поход, Александр Невский «имеяше же веру велику къ святыма мученикома Борису и Глебу» (С. 122); Дмитрий Донской также «призываше сродники своа на помощь - святыхъ страстотеръпецъ Бориса и Глеба» (С. 216). В поэтическом тексте «Задонщины» автор не обходится без упоминания о молитвенном предстательстве Бориса и Глеба, которые «молитву воздают за сродники своя» (С. 162).

Незримая помощь постоянно ощущается и осознается авторами, что проявляется в устойчивых выражениях, встречающихся практически во всех произведениях: от смерти «избави (избавил, заступил) Богъ» (С. 52, 187, 188), «соблюде (ублюде) Богъ» (С. 60-62, 100, 139), «помилова Богъ» (С. 167), «сам Господь спасе нас» (С. 292), победа одерживается «милостию (помощию, силою) Божиею» (С. 122, 124, 137, 231, 278) и т. д. Матерь Божия осознается древнерусскими авторами как заступница за Русскую землю, причем в большей степени это характерно для произведений конца XIV-XV вв., то есть в то столетие, которое окончилось освобождением от почти трехсотлетнего ордынского ига.

Причину благополучного исхода событий авторы видели также в незримой помощи святых. В «Сказании о Мамаевом побоище», отмечая, что Дмитрий Иванович был «на месте, нарицаемом Березуе» 5 сентября, на память святого пророка Захарии, автор добавляет: «В той же день убиение сродника его князя Глеба Владимировича» (С. 220). Для автора казалось важным подчеркнуть это, потому что покровительство страстотерпцев Бориса и Глеба «сроднику своему» великому князю Дмитрию Ивановичу было для него несомненным.

Наибольшую значимость для древнерусского автора представляли, конечно, явленные заступления небесных покровителей. Из рассматриваемых произведений о таких видениях говорится только в трех: «Повести о житии Александра Невского», в пространной летописной повести о Куликовской битве и в «Сказании о Мамаевом побоище».

В первом произведении - это видение накануне битвы благоверных князей Бориса и Глеба, плывущих по морю в насаде на помощь «сроднику своему князю Александру». И действительно, битва завершилась победой русской дружины (С. 122). Бой на Чудском озере ознаменовался видением полка Божия «на въздусе, пришедши на помощь Александрове» (С. 124). И то, и другое видение имели своих тайнозрителей и были явлены не в «тонком сне», как это часто бывало, а наяву.

Два других произведения, рассказывая о Куликовской битве, упоминают о трех видениях, явленных в ночь перед битвой и в день самого сражения, в промежуток между шестым и седьмым часом (то есть в полдень) и в девятом часу. В ночь перед битвой было «видение великое»: «Облакъ от въстока велик зело…, аки неканиа плъки, к западу идущь. От полуденныя же страны приидоша два уноши, … и рекуще плъковником: “Кто вы повеле требити отечесътво наше, его же намъ Господь дарова?” И начаша их сещи и всех изсекоша» (С. 224). В дальнейшем автор поясняет, что это были Борис и Глеб (С. 231). Об этом видении рассказывает «Сказание», а летописная повесть не упоминает. В ночь накануне битвы, по летописи, происходила переправа, что, однако, не исключает возможности чуда. Тем более, что видение сохранялось втайне, вероятно, долгое время.

В шестой час над полем битвы было видение облака, «исплъненого рукъ человеческых» со свитками, из которого в самый трагический момент сражения множество мученических венцов опустилось над русским полком, увенчивая новых мучеников Христовых (С. 229). Именно об этих венцах говорил преподобный Сергий Радонежский, благословляя на битву великого князя Дмитрия Ивановича С. 211). Видение облака с венцами описывается в «Сказании» со слов «верного самовидца» из засадного полка. В летописной повести нет сведений об этом, но по времени видение соотносится с летописным рассказом о «пагубной смерти», о дрогнувших «небывальцах» и с авторским напоминанием о мученических венцах. Таким образом, летописец, не имевший свидетельств о видении, осознавал, что павшие в жестоком бою приняли «сладко венчание» (С. 186). Обращает на себя внимание тот факт, что в данном случае автор использует текст стихиры из службы сорока севастийским мученикам, подвиг которых также зримо был увенчан мученическими венцами, что нашло отражение и в агиографии, и в иконописи.

О третьем видении, бывшем в девятом часу, говорится только в пространной летописной повести: «Видиша бо вернии, яко … бьющеся ангели помогають крестьяном и святых мученикъ полкъ, воина Георгиа и славнаго Дмитриа и великих князей тезоименитых Бориса и Глеба, в них же бе воевода свершаннаго полка небесных вой архистратиг Михаил» (С. 186). По времени это видение совпадает с вводом в бой засадного полка, о котором летописец, однако, не упоминает, зато в «Сказании» повествуется о том, как «сыны русские» погнали татар «силою Святого Духа и помощью святых мучеников Бориса и Глеба», которым не смог противостоять Мамай со своими богами. Таким образом, это видение также связано с одним из важнейших моментов битвы, благоприятный исход которого автор «Сказания» видит «духовныма очима» в небесной помощи.

Весьма важным в этих видениях представляется то, что в них не только воплощается ожидаемое небесное заступничество «сродников» великого князя страстотерпцев Бориса и Глеба, его небесного покровителя Димитрия Солунского, великомученика Георгия и архистратига Михаила, в храме которого молился князь, но и зримо увенчивается мученическими венцами русское воинство, среди которого были представители и Муромской земли (при подсчете погибших называются «40 боаринов муромских» - С. 234.). В ранних летописных повестях это увенчание только предполагалось.

Подводя итог, можно сказать, что религиозная интуиция, в высшей степени присущая средневековым писателям, в самые решающие моменты русской истории получала подкрепление в виде практического опыта, и та небесная помощь, присутствие которой они прозревали «духовныма очима», открывалась «телесным очам» участников битвы, рассказы которых отражены в воинских повестях. Происходило парадоксальное явление: высшие силы представали объектом не духовного, умозрительного познания, а чувственного опыта.20 Изображение и оценка авторами воинских повестей происходящих событий свидетельствуют о том, что страдания русского народа в период татаро-монгольского ига послужили в итоге искупительной жертвой, очищением, увенчавшимся сначала победой на Куликовом поле, а затем - «чудом Пресвятой Богородицы» на реке Угре. И в самые тяжелые периоды русской истории видимым образом являли свое заступничество за родную землю святые князья-страстотерпцы Борис и Глеб.

Ссылки:

1 Словарь исторический о святых, прославленных в Российской церкви и о некоторых подвижниках благочестия, местно чтимых. - М., 1990. - С. 39-40, 67-68.

2 Дмитриев Л. А. Сказание о Борисе и Глебе // Словарь книжников и книжности Древней Руси. - Л., 1987. - Вып. 1. - С. 400.

3 ПСРЛ. Л., 1989. Т. 38. С. 60.

4 Поппэ А. В. О времени зарождения культа Бориса и Глеба // Russia Medievalis. - Munchen, 1973. - T. 1. - С. 6-29.

5 Дробленкова Н. Ф. Житие Ефрема Новоторжского // Словарь книжников и книжности Древней Руси. - Вып. 1. - С. 149; Тверской патерик. - Казань, 1907. - С. 85.

6 Православные русские обители. - СПб., 1910. - С. 558.

7 ПСРЛ. Т. 38. С. 104.

8 Там же. С. 105.

9 Православные русские обители. - С. 716. Под 1202 г. летописец упоминает о погребении в этой церкви Ефросинии Борисковны, внучки Юрия Долгорукого (ПСРЛ. Т. 38. С. 154).

10 ПСРЛ. Т. 38. С. 158.

11 Православные русские обители. С. 542.

12 Там же. С. 202.

13 Там же. С. 704.

14 Там же. С. 341.

15 Там же. С. 250, 518, 602, 643, 703, 712, 784, 785.

16 ПСРЛ. Т. 38. С. 60.

17 Воинские повести Древней Руси // Вступ. статья Л. А. Дмитриева; сост. Н. В. Понырко. - Л., 1985. - С. 121. Далее ссылки на страницы этого издания даются в тексте в круглых скобках.

18 Подробно об этом см.: Алехина Л. И. Мотив небесного заступничества в воинских повестях периода татаро-монгольского нашествия // Почитание святых на Руси: Материалы IV Российской научной конференции, посвященной Памяти Святителя Макария (5-7 июня 1996 года). - Можайск, 1996. - Вып. 4. - Ч. 2. - С. 170-172.

19 Память мучеников благоверных князей Бориса и Глеба (1015) празднуется 24 июля, перенесение мощей (1072, 1115) - 2 мая.

20 Средневековое исследование закономерностей исторического развития базировалось на теории познания, включающей две формы - обычный житейский опыт и веру. Полнота мира воспринималась «телесныма очима», которыми постигаются «обычные вещи в их непосредственных связях», и «духовныма очима», которыми познаются высшие силы (Прокофьев Н. И. О мировоззрении русского средневековья и системе жанров русской литературы XI-XVI вв. // Литература Древней Руси: Сб. трудов. - М., 1975. - Вып. 1. - С. 12-13; он же. Видение как жанр в древнерусской литературе // Вопросы стиля художественной литературы. Уч. зап. МГПИ им. В. И. Ленина. - М., 1964. - С. 35-56).