поиск по сайту

А. Е. Виденеева (Ростов Великий)  

  РОСТОВСКИЙ ПОЖАР 1758 ГОДА  

В октябре 1758 г. в Ростове случился пожар, нанесший городу большой урон и оставшийся в истории Ростова одним из самых значительных бедствий XVIII столетия.1     

В литературе это событие не могло остаться незамеченным. Так, упоминания о пожаре 1758 г. содержатся в работах наиболее известного дореволюционного исследователя местной истории А. А. Титова.2    Наиболее полно данный пожар был описан Э. Д. Добровольской. В своих работах она назвала источник возгорания, оценила нанесенный ущерб и особенно подробно исследовала ход проектных и строительных работ, производимых                    в 1760-х - 1770-х гг. в целях ликвидации последствий пожара.3    

В настоящей работе я попыталась воссоздать ход событий, происходивших как при самом пожаре, так и в последующие недели и месяцы, когда пострадавшие подсчитывали убытки, а власти искали виновных. 

В основу исследования были положены документы синодального архива. Как справедливо отмечено Э. Д. Добровольской, материалы следственной комиссии о ростовском пожаре «представляют собой яркую иллюстрацию быта провинциального города». Действительно, эти страницы сохранили живую речь непосредственных свидетелей пожара и донесли до нас яркое впечатление бедствия, случившегося в Ростове два с половиной столетия назад. Добавлю, что данные документы дают редкую возможность проследить взаимоотношения между церковной и светской властью в Ростове. 

Пожар начался в ночь с 28 на 29 октября в Горшечной слободе, располагавшейся в самом центре Ростова, напротив Успенского собора. Там среди слободских домов стояло подворье Троице-Варницкого монастыря и находилось несколько дворов ростовских соборян, в том числе и двор соборного попа Михаила Мелентьева. На дворе этого священника имелась баня, в которой незадолго до пожара была установлена новая печь. 26-27 октября для просушки печи баню подтапливали, но 28 октября, как утверждал поп Михаил, она не топилась, поскольку после окончания литургии до позднего вечера он самолично доводил налаживание печи до конца. Из бани священник вышел в девятом часу. Казалось бы, ничто не предвещало беды.4    

Между тем на исходе дня 28 октября, в одиннадцатом часу вечера, охранявший Варницкое подворье дворник  Петр Михайлов  «вышел из избы по нужде, увидел, что подле его двора у соборного попа Михаила Мелентьева горит баня». В это же время сам хозяин горевшей бани вместе со своим соседом, соборным протопопом Стефаном, не поднимая шума, спасали от огня собственное имущество. Как впоследствии утверждал дворник, он видел, что поп и протопоп «свои пожитки выносят из дворов на город, а никому не кричат». Дворник Петр Михайлов немедленно забил тревогу, поднял народ, но предотвратить большой пожар не удалось. От бани огонь перекинулся на строения Варницкого подворья и на окружающие дворы. По признанию свидетелей пожара, жители окрестных домов «не щадя себя тушили, но по случаю… ветра к потушению оного уже никакой силы не доставало, и вскорости по обоим от того двора сторонам» избы и торговые лавки «объяты были огнем».5  

Пламя набирало силу. Вспыхнули деревянные главы Спасской церкви, располагавшейся посреди деревянных торговых рядов, «и с такой вышины на многие места несло горевшие от дерева тех глав и крышки отрывки и протчие загорелись ряды, и за теми рядами слобода, а потом, от той же пресильной погоды и за нанесением горевших от пожару отрывков, и дом ростовского митрополита».6  

Около одиннадцати часов ночи  29 октября начался набатный звон колоколов соборной звонницы, к которым присоединились колокола окрестных приходских церквей. Тяжелый набат многотонных соборных колоколов беспрерывно гудел над Ростовом до третьего часа ночи следующего дня. Нельзя сказать, что жители города не пытались бороться с огнем. Использовали даже так называемую «заливную трубу», приспособление для подачи воды под напором. Горожане баграми разламывали горящие строения, при помощи трубы и просто ведрами заливали огонь. Пожар старались остановить, но сухая ветреная  погода способствовала быстрому распространению огня. Сильным ветром «во многие места чрезвычайно огонь бросало». Пожар охватил почти весь центр города. Стояла глубокая ночь, а огонь полыхал все сильнее. Горели жилые дворы и торговые лавки, городской магистрат и монастырские подворья, горел архиерейский дом.7  

Резиденции ростовского архиерея был нанесен огромный урон. В доношении Синоду, составленному спустя несколько дней после случившегося несчастья, митрополит Арсений так оценил последствия пожара: «Погорело в доме на святых церквях каменных Воскресения Христова, Всех святых, Всемилостивого Спаса, Григория Богослова и на имеющихся при них колокольнях главы и… на папертях, и на часобитне, и на семи башнях, и на всех каменных покоях и кладовых палатах кровли, а на показанных церквях и колокольнях кресты, а с колоколен колокола обгорев попадали и многие повредились; и всякое деревянное строение, как то келии мои архиерейские весьма немалые с бывшим в них прибором, сушила и анбары со всякими домовыми припасами и протчее <...> все без остатку”. Ростовский владыка с сожалением признавал, что “дом архиерейский <...> подвержен крайнему разорению и разрушению». 8  

Через неделю после пожара митрополит Арсений в письме к князю Никите Юрьевичу Трубецкому, сообщая подробности «о несчастливом нашем ростовском случае», жаловался, что «жить стало мне негде; теперь обретаюсь за двором в деревянных небольших покойцах, где была у меня консистория и от стужи крайнюю претерпеваю нужду».9  

Особо следует отметить, что в огне погибла немалая часть архиерейского архива. По собственному признанию митрополита Арсения «сгорели хранившиеся в трех палатах под Воскресенской церковью прежних лет по дому приходные и росходные денгам и хлебу записные книги и разные многие дела, <...> коих за скорым объятием  от огня выносить было никак не возможно, да и некогда, понеже другие архивы всячески от огня охраняли». Разумеется, в первую очередь думали о спасении святынь и реликвий, ценностей и денежной казны; ну, а делами «прошлых лет» в пожарной панике пришлось пожертвовать. Итак, пожар 1758 г. уничтожил значительную часть старого архива архиерейского дома, в том числе приходно-расходные и хлебные книги, а также некоторые вотчинные акты. Вместе с документами сгорели находившиеся там же, в подклете Воскресенского храма, изъятые из церквей епархии «старонареченные печатные и письменные книги».10  

Во время пожара сгорели деревянные строения подворий двух ростовских монастырей - Троице-Варницкого и Спасо-Песоцкого.  Из посадских храмов пострадали две церкви, расположенные в самом центре города в непосредственной близости от архиерейского двора. Каменная церковь Спаса на Торгу лишилась деревянных глав и покрытий, а деревянный храм Бориса и Глеба сгорел дотла.11  

Пожар нанес значительный урон административным и торговым сооружениям: сгорели магистрат, полицейская изба, торговые ряды. Под угрозой уничтожения находилось здание воеводской канцелярии, но его удалось отстоять. По свидетельству очевидцев, «магистратские присутствующие, по должности, с немалым тщанием выносили из магистрата дела и казну и наблюдали, чтоб от народного сбежания не учинилось траты». Из воеводской канцелярии тем временем также с поспешностью спасали деньги и документы. В целом казна и архивы воеводского двора и магистрата в тот пожар уцелели.12  

По данным ростовского магистрата «в пожар угорело купецких со всяким скарбом три двора, да в рядах лавок и полулавок 142 и 50 шалашей». Многие владельцы горевших лавок в первую очередь спасали свое добро: купцы, «чтоб не прийти во всеконечное разорение, из лавок выносили товары и таскали в отдаленные места».13

Количество сгоревших обывательских дворов в источниках не указано, но несомненно, что многие горожане, чьи дворы располагались ближе в центре города, в ту страшную ночь лишились и крова, и имущества. К примеру, только у служителей архиерейского дома священно-церковнослужителей сгорело шестьдесят три двора. Выгорело четыре слободы, три из которых располагались внутри земляной крепости, а одна, Подозерная, на берегу озера. Сведения о гибели в огне людей в документах отсутствуют.14

Итак, основной урон от пожара понесла архиерейская резиденция. На ее восстановление нужны были деньги, и деньги немалые. Митрополит Арсений обратился в Синод с просьбой об изыскании средств «на возобновление погоревшего архиерейского дома». По установленному порядку, Ростовский архиерейский дом выплачивал в государственную казну значительную часть своего дохода, поступаемого из оброчных денег, которые собирались с крестьян архиерейской вотчины. Ежегодно архиерейский дом перечислял в Коллегию экономии около четырех тысяч четырехсот рублей. После пожара, когда архиерейская резиденция оказалась в столь плачевном состоянии, митрополит Арсений предложил Синоду ходатайствовать перед Сенатом об  освобождении Ростовского архиерейского дома на несколько лет от выплат в казну с тем, чтобы оставив эти деньги в доме, использовать их для ликвидации последствий пожара. Архиерей просил предоставить в его распоряжение «остаточные» деньги в размере полутора тысяч рублей, собранные с домовой вотчины за 1757 г., а также разрешить ему не перечислять в столицу деньги в течение последующих пяти лет, что составило бы почти двадцать две тысячи рублей. Обращением в Синод митрополит Арсений не ограничился. Владыка счел    необходимым написать члену Сената князю Н. Ю. Трубецкому, которого просил  ходатайствовать о предоставлении денежных субсидий: «Дай Бог, что бы по оному нам зделалось милостивое определение; о чем прошу и Вашей светлости слово предложить, когда будет случай».15

Случай, надо сказать, представился не сразу. В Синоде прошение митрополита Арсения слушалось 4 декабря 1758 г., в Сенате рассмотрение дела о ростовском пожаре происходило 11 декабря. Сенат распорядился для «учинения о пожаре следствия» послать в Ростов одного из чиновников сенатской конторы; этим следователем стал надворный советник Григорий Васильев. В январе-марте 1759 г. возглавляемая им «следственная комиссия» работала в Ростове над выяснением причин, вызвавших пожар, и обстоятельств, его сопровождавших. Также по распоряжению Сената для составления плана и сметы на постройку в городе новых строений «на погоревших местах» в Ростов был отправлен московский архитектор князь Сергей Ухтом-ский.16

Вопрос о выделении денег Сенат предоставил на рассмотрение Синода, который в январе 1759 г. разрешил  ростовскому архиерею право распоряжаться в полном объеме доходом с домовой вотчины в течение одного года, иными словами, оставить в домовом бюджете четыре тысячи четыреста девяноста пять рублей, с условием расходовать деньги «добропорядочно и осторожно, на самонужнейшую дома архиерейского отстройку и церковную надобность». Для пущей экономии  Синод рекомендовал ростовскому владыке не увлекаться закупкой строительных материалов и привлечением наемных работников со стороны, а стараться обойтись своими средствами, «употребляя по преимуществу домовые припасы» и используя труд мастеров из числа архиерейских служителей и вотчинных крестьян.17

Следует отметить, что бумаги о ростовском пожаре, отправленные митрополитом Арсением в Петербург, содержали не только просьбу о выделении денег, но и донос на представителей светских властей Ростова. Владыка обвинял ростовского воеводу и служителей магистрата в том, что своим бездействием они допустили широкое распространение огня. Архиерей настаивал на том, что «для унятия того пожара, как от ростовского магистрата, так и от воеводской канцелярии  нималого способу ко утушению и оборонению употребляемо не было».18  Возможно, таким образом митрополит Арсений пытался свести счеты со светскими управителями города. В результате направленный в Ростов в январе                1759 г. чиновник должен был не только выяснить причины пожара, но и разобраться с архиерейской жалобой.

Отчитавшись перед высшими инстанциями, митрополит Арсений незамедлительно предпринял собственное разбирательство. 31 октября 1758 г. архиерей направил в ростовский магистрат указ, в котором утверждалось, что пожар «в великую силу произошел, яко и дому архиерейского коснулся и разорение немалое зделал, не по иной причине, токмо за крайним нерачением как воеводы, так и магистратовых». Более того, владыка заявлял, что светские чиновники «по крайнему недоброхотству своему к дому архиерейскому допустили и лавкам, и магистрату своему сгореть, абы толко им увидеть пожар в доме архиерейском и жительства погоревшие как соборян, так и архиерейских служителей».19

Судя по всему, взаимопонимание между ростовским архиереем и отцами города отсутствовало. К примеру, в своем указе, адресованном в Ростовский магистрат, митрополит Арсений противопоставил наличие добрых отношений между ярославскими соборянами и жителями Ярославля полному отсутствию добрососедских чувств у ростовских  горожан к архиерейской резиденции и кафедральному храму. «Во граде Ярославле, - утверждал владыка, - соборная церковь и ея служители все свое содержание и пропитание имеют от своих же граждан посацких ярославских со всяким доброхотством и всегдашним снабжением, а ростовцы, по своему благочестию, рады бы как дом архиерейский, так и собор совсем сожечь, хотя как дом архиерейский, так  и собор ничего от них не требует и ничем их         не обижает».20

Митрополит Арсений не только предъявил обвинение представителям городских властей, но и выставил им счет. Архиерей потребовал, чтобы с ростовского магистрата была взыскана  тысяча рублей в пользу ростовских соборян, особенно пострадавших от огня. Бургомистр Афанасий Щеткин и ратманы магистрата «по совету» с ростовским купечеством объявили,  «что оной дачи за тем же учинившимся пожарным крайним купечеству разорением <...> исправить никак не возможно». Они пытались оправдаться перед владыкой, заверяя, что никогда не имели намерения нанести вред архиерейскому дому, но наоборот, «по долгу своему христианскому желают быть всегда всем церквям Божиим, и дому Его Преосвященства, и всем жителям в благополучнейшем пребывании».21

Не имея средств выплатить требуемую архиереем сумму, ростовские купцы, тем не менее, были согласны внести посильный вклад в дело ликвидации последствий пожара. 28 ноября 1758 г. церковные старосты Тихон Одинцов и Иван Серебряников от имени купечества подали в Ростовскую духовную консисторию прошение, изъявляя желание восстановить пострадавшую от огня ружную Спасскую церковь. Однако благое дело обернулось крупными  неприятностями. Дело в том, что прошение о ремонте храма было адресовано консистории, а не архиерею. Просителям вернули документ, объяснив, что его следует составить на имя владыки, «понеже архиерей церкви благословляет, а не консистория». Несмотря на разъяснение, вторично прошение было подано в том же самом виде. Митрополит Арсений, усмотрев в этом «презрение пастырской власти», повелел «оных просителей, и попа Спасского обще с ними сие доношение подававшего, доволно в консистории нашей наказать». В тот же день, 8 декабря, по воле владыки, священника Спасского храма выпороли цепками, а старост избили плетьми. Относительно восстановления храма архиерей распорядился следующим образом: «Церковь погоревшую возобновить не токмо благословляем, но и повелеваем».22

Сенатское следствие о ростовском пожаре длилось с января до середины марта 1759 г. Производивший его чиновник Григорий Васильев в конце марта предъявил свое заключение Московской сенатской конторе, а 4 апреля ростовское дело было представлено в Сенат. Виновником возникновения пожара был признан соборный поп Михаил Мелентьев, поскольку удалось доказать, что источником возгорания огня явилась его злополучная баня с новой печью. Надо сказать, что относительно попа Михаила в духовной консистории было проведено особое собственное следствие. Во время допросов у священника не только добивались ответа на вопрос «от чего загорелось», но и выясняли, почему он не забил тревогу, а «выбирался прежде с пожитками <...>  и тем  допустил до великого пожару».  Примечательно, что с попом разобрались на удивление быстро. Не прошло и недели после пожара, как 2 ноября 1758 г. митрополит Арсений подверг попа Михаила наказанию, при этом он не просто уволил его из соборного штата, но удалил из Ростова - перевел в Ярославль и, оставив без прихода, повелел служить с крестца. Возможно, тем самым церковные власти постарались поскорее убрать из города священника, чья неосторожность в обращении с огнем имела столь серьезные последствия. Во всяком случае, некоторое время спустя при проведении следствия Григорию Васильеву, несмотря на все старания, так и не удалось допросить попа Михаила.23

Архиерейское обвинение с воеводы и членов магистрата в их бездействии на пожаре было снято. В ходе следствия допросы многочисленных свидетелей подтвердили, что «ко утушению пожара от них (городских властей - А. В.) старание и обывателем понуждение явилось». Интересно, что в качестве последнего оправдания представителями светской власти приводился такой аргумент: «Ежели б старания не было, то по такому ветру  в земляном городе все бы сгорело».24

Между тем, главе города за пожар пришлось ответить. Сначала власти решили ограничиться денежным взысканием. По мнению Григория Васильева, с ростовского воеводы Федора Спиридонова следовало взыскать штраф в размере ста рублей. Однако Московская сенатская контора рассудила иначе. В апреле 1759 г. контора представила на рассмотрение Сенату иную меру наказания - штраф с воеводы Спиридонова уменьшив вдвое, сократить  до пятидесяти рублей, но самого его от дел уволить «за слабое смотрение  с <...> воеводства сменить».25

Пожар стал хорошим поводом для проведения в Ростове ревизии пожарного инвентаря. Выяснилось, что для борьбы с огнем город располагал разнообразными инструментами, имелись багры и пилы, крюки и вилы, лестницы и щиты, чаны и бочки, а также особая «заливная труба». В основном это оборудование было сосредоточено при магистрате и полицейской части. Кроме того, на соцких дворах - центрах четырех сотен, на которые    разделялся город, находились пилы и лестницы. Наконец, в домовом хозяйстве каждого городского обывателя имелись ведра и топоры.26

Для того чтобы предупредить в будущем возможность возникновения в Ростове большого пожара, подобного произошедшему в октябре 1758 г., Московская сенатская  контора на основании отчета следственной комиссии подготовила для Ростовской  воеводской канцелярии указ, по которому требовалось осуществить следующие меры пожарной безопасности:

1) на главных улицах города, в дополнение к уже существовавшим, учредить новые «рогаточные караулы»;

2) усовершенствовать городской пожарный инвентарь;

3) расширить состав лиц, отвечающих за порядок в городе (увеличить количество соцких, пятидесяцких и десяцких), строго приказав им, «чтоб каждый за своим десятком накрепко смотрел, чего бы не учинилось противного».27

Итак, октябрьский пожар 1758 г. обернулся для Ростова большой бедой. Выгорела значительная часть центра города, пострадали сооружения архиерейского двора, учреждения городского управления, торговые заведения и множество жилых домов. Восстановление сгоревших городских построек и приведение в порядок архиерейской резиденции потребовало больших средств и заняло немалый срок. 

 

Ссылки:

1 Тремя десятилетиями ранее, 5 мая 1730 г., в Ростове произошел пожар, по своему размаху сопоставимый с пожаром 1758 г. В 1730 г. выгорел центр и восточная сторона города, значительные повреждения получили Успенский собор и архиерейская резиденция. (См.: Титов А. А. Великий Ростовский пожар 1730 года. - Ярославль, 1902. - С. 1-11.). 

2 Титов А. А. Летописец о ростовских архиереях. - СПб., 1890. - С. 19; Он же. Кремль Ростова Великого. - М., 1905. - С. 49. 

3 Добровольская Э. Н. Кремль Ростова Великого. Историческая  справка к  проекту реставрации. Ярославль, 1955-1957 (не опубликована); Она же. Новые материалы по истории Ростовского Кремля // Материалы по изучению и реставрации памятников архитектуры Ярославской области. Вып. 1. Древний Ростов. - Ярославль, 1958. - С. 32-35. 

4 РГАДА. Ф. 248. Оп. 41. Д. 3260. Л. 1098 об. 

5 Там же. 

6 Добровольская Э. Д. Историческая справка к проекту... С. 91. 

7 РГАДА. Ф. 248. Оп. 41. Д. 3260. Л. 1100 об.-1101; РНБ. Тит. Д. 4627. Л. 5. 

8 Добровольская Э. Д. Новые материалы по истории … С. 32;  РНБ. Тит. Д. 4727. Л. 5. 

9 РГАДА. Ф. 248. Оп. 41. Д. 3260. Л. 1083.

10 Там же. 

11 РГАДА. Ф. 248. Оп. 41. Д. 3260. Л. 1091; 1083 об.; РНБ. Тит. Д. 4627. Л. 7. 

12 РГАДА. Ф. 248. Оп. 41. Д. 3260. Л. 1101 об.-1102. 

13 Там же. Л. 1090; 1101 об. 

14 Добровольская Э. Д. Новые материалы по истории … С. 32. 

15 РГАДА. Ф. 248. Оп. 41. Д. 3260. Л. 1059-1059 об.; 1084 об. 

16 РГАДА. Ф. 248. Оп. 41. Д. 3260. Л. 1059 об.-1060, 1063-1064, 1081; Подробнее о работе С. Ухтомского в Ростове см: Добровольская Э. Д. Новые материалы по истории … С. 32-34. 

17 РГАДА. Ф. 248. Оп. 41. Д. 3260. Л. 1060 об. 

18 Там же. Л. 1083. 

19 РНБ. Тит. Д. 4627. Л. 5-5 об. 

20 Там же. Л. 5 об.

21 РГАДА. Ф. 248. Оп. 41. Д. 3260. Л. 1101 об.; РНБ. Тит. Д. 4627. Л. 6-6 об.

22 РНБ. Тит. Д. 4627. Л. 7-7 об.

23 РГАДА. Ф. 248. Оп. 41. Д. 3260. Л. 1088 об.; 1091 об.

24 Там же. Л. 1102 об.-1103.

25 Там же. Л. 1110, 1114.

26 РГАДА. Ф. 248. Оп. 41. Д. 3260. Л. 1108 об.-1109; РНБ. Тит. Д. 4627. Л. 5.

27 РГАДА. Ф. 248. Оп. 41. Д. 3260. Л. 1114 об., 1110.

дата обновления: 31-08-2016