РУССКИЕ РАННИЕ КАМЕННЫЕ ИКОНКИ (К ВОПРОСУ О НАЧАЛЕ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ РЕЗЬБЫ МАЛЫХ ФОРМ)

В. Г. Пуцко (Калуга)  

РУССКИЕ РАННИЕ КАМЕННЫЕ ИКОНКИ (К ВОПРОСУ О НАЧАЛЕХУДОЖЕСТВЕННОЙ РЕЗЬБЫ МАЛЫХ ФОРМ) 

История русской каменной пластики малых форм домонгольского периода пока не написана. Поэтому не надо принимать всерьез утверждение о том, что «из шифера выполнялись иконки» уже в XI-XII вв.^[1]    Однако оно основано не на пустом месте и отражает взгляд на происхождение ряда изделий, которые в данном случае и будут предметом нашего внимания. Именно от их определения в значительной мере зависит хронологическая шкала русских древностей - образцов сакрального пластического искусства, в сущности еще не соотнесенных с широким историческим и культурным контекстом. Попытаемся хотя бы отчасти заполнить этот пробел.  

{img}На Таманском полуострове была обнаружена иконка из жировика (разм. 7,3 х 5,9 см) с изображением князя Глеба, представленного стоящим в рост, с крестом в правой руке и касающимся подвешенного к поясу меча в ножнах - левой; в правом верхнем углу - сегмент небесной сферы с благословляющей десницей (рис. 1/1). Это произведение каменной резьбы, выполненное в невысоком, скругленном к фону рельефе, с фигурой укороченных пропорций, Д. В. Айналов отнес к XII в.^[2]     Но уже вскоре после этого в обзоре важнейших памятников, поступивших за двадцатипятилетие Исторического музея в Москве в его хранилища, было отмечено: «Икона св. кн. Глеба, резная из жировика, изображение святого и надписи указывают на XI-XII век; икона найдена на северном Кавказе».^[3]    

Прошло несколько десятилетий, и эта находка стала фигурировать в истории русского искусства уже как образец художественного ремесла XI в. Это произошло главным образом благодаря усилиям Б. А. Рыбакова, эволюцию взглядов которого на указанное произведение стоит проследить. Сначала была лишь короткая фраза о том, что «существование специальных резчиков по камню явствует из обилия русских каменных иконок и крестиков XI-XIII вв.».^[4]   Затем, через несколько лет, последовал более пространный пассаж: «Одной из наиболее ранних каменных иконок можно считать найденную в Тмутаракани иконку с изображением святого Глеба. Приземистая, коренастая фигура князя изображена в княжеской шапке, из-под которой падают на плечи кудри. Плащ оторочен узорной каймой. На левом боку висит меч, перевитый ремнем. Крупные черты лица близки к печатям XI в. Возможно, что иконка связана с князем Глебом Святославичем, прославившим свое пребывание в Тмутаракани измерением Керченского пролива».^[5]   В 1953 г. тот же автор пишет: «Наиболее ранним произведением мелкой русской пластики следует считать каменную иконку с изображением Глеба, найденную в пределах Тмутараканского княжества. Колончатая надпись содержит оба имени князя: “Давид” и “Глеб”. Ее можно датировать XI веком и предположительно  связать с  тмутараканским  князем Глебом Святославичем, оставившим знаменитую запись 1068 года об измерении ширины Керченского пролива».^[6]   Наконец, в 1964 г. Б. А. Рыбаков эту сильно обгоревшую в пожаре иконку на основании эпиграфических данных колончатых сопроводительных надписей счел возможным считать синхронной упомянутой записи на большой мраморной плите, изготовленной в 1067-1068 гг.⁷    Эта дата представляется невероятной, поскольку канонизированный акт, завершившийся причислением князей Бориса и Глеба к лику святых, относится к 20 мая 1072 г.⁸  

{img}Отмеченная уточненная датировка образка в специальной литературе, однако, не была принята, но, тем не менее, Т. В. Николаева уже в 1968 г. писала: «Самой ранней из известных нам каменных иконок является иконка с изображением святого Глеба (Давида), найденная на Таманском полуострове, - и датировала ее указанными годами, подчеркнув, что - в таком случае, перед нами один из ранних образцов мелкой пластики с патрональным изображением святого, которому, возможно, приданы черты самого заказчика. Таманская находка является уникальной и не имеет себе прямых аналогий».⁹   Позже, издавая свод древнерусской мелкой каменной пластики, та же исследовательница предпочла определение XI в., оперируя такими критериями, как укороченные пропорции и стилистическая близость к изображению княжеской семьи на миниатюре Изборника Святослава 1073 г.¹⁰   А. В. Банк, публикуя фрагмент стеатитовой иконки из Бетанийского монастыря в Грузии, отнесенный ею ко второй половине XII в. (рис. 3/1), предпочла более осторожную первоначальную датировку тмутараканской иконки XI-XII вв.¹¹  Попутно обращавшийся к этому резному изображению Г. В. Попов предложил «датировать памятник именно XII столетием, скорее его второй половиной и даже XIII веком».¹²

Что к сказанному можно добавить? Во-первых, портретная миниатюра Изборника Святослава 1073 г. может быть сближена с рассматриваемой каменной иконкой разве что по общей типологии княжеских одежд. Во-вторых, иконографическая формула, согласно которой князья Борис и Глеб представлены с крестами и мечами, по данным сфрагистики прослеживается лишь с середины XII в. (княжеская печать Давида Ростиславича. 1154-1155 гг.)¹³Утверждение о том, что иконка не имеет прямых аналогий, не совсем точно: стоит сопоставить ее по общему характеру с изготовленной из темно-коричневого сланца (разм. 4,0 х 3,3 см), двусторонней, с изображениями Георгия Победоносца и архангела Михаила (рис. 1/2),датированной Т. В. Николаевой XIII в. и отнесенной к числу новгородских.¹⁴ А. В. Банк заметила, что «приземистые пропорции, трактовка волос и некоторые другие детали сближают изображение Глеба с публикуемой иконой»,¹⁵  еще не подозревая, что последняя относится к числу изделий киевского мастера, архаизирующего в различных материалах и технике в начале XIII в.¹⁶ Его продукция, однако, отличается яркой индивидуальной манерой исполнения (рис. 3/1-4). Каменная иконка с изображением князя Глеба скорее всего принадлежит иному, современному ему ремесленнику, более посредственного уровня, как и автор новгородской.

Теперь следует выяснить, могла ли традиция художественной резьбы по камню в Древней Руси восходить к подобным полуремесленным изделиям, не отражающим ни один из средневековых классических стилей. В Византии и на Западе, как известно, не было потеряно позднеантичное наследие, о чем, в частности, свидетельствуют многочисленные сохранившиеся рельефы раннесредневекового периода из слоновой кости.¹⁷ В свою очередь, их копировали и им подражали каролингские, оттоновские, романские и византийские мастера, по-своему интерпретировавшие высокие образцы.¹⁸ Развитие византийской каменной пластики малых форм, представленной преимущественно художественной резьбой по стеатиту и сланцу, прослеживается с X в., и первые ее образцы служат копиями именно рельефов из слоновой кости.¹⁹ Динамика развития живописи и пластического искусства Византии в XI-XII вв. неизбежно сказались и на этом материале, что доказывают уже хотя бы каменные иконки из Херсонеса.²⁰ Между тем продукция, подобная иконке с Таманского полуострова, по своей художественной структуре никак не может быть включена в этот круг.

{img}В то же самое время известно, что киевская архитектурная пластика XI в. развивалась под сильным и непосредственным воздействием византийских моделей. Так, в отношении рельефов с античными сюжетами выяснено, что они генетически связаны с византийскими ларцами с накладками слоновой кости X-XI вв.²¹ Не выпадают из круга византийских памятников также шиферные рельефы с изображениями святых воинов и с орнаментальными композициями.²² Следовательно, говорить о возникновении русских каменных иконок вне этой же художественной традиции не приходится. Что касается уже упомянутых двух образцов резьбы, которые есть основания датировать ранним XIII в. (рис. 1/1-2),  то они, решительно отличаясь от греческих стеатитовых рельефов XI-XII вв. (рис. 2/1), скорее ориентированы на образцы, датируемые около 1200 г. (рис. 2/2,4).

В своде произведений мелкой пластики из камня весьма немногие из них отнесены к XI-XII вв. Если из их числа исключить условно относимые к рубежу XII-XIII вв. (реально, скорее всего, выполненные уже в начале XIII в.), а также вероятные образцы византийского художественного импорта, то речь пойдет об единичных изделиях. Именно о них надо здесь сказать подробнее.

Из собрания А. С. Уварова происходит каменная с округленным верхом двустороння иконка (разм. 6,2 х 5,5 см), с выполненными в невысоком плоском рельефе изображениями сидящего на троне Димитрия Солунского с большим мечом и  Николы в окружении семи спящих отроков в разных позах (рис. 1/3). По мнению Б. А. Рыбакова, «возможно, что иконка относится даже к XI веку», а ее «все изображения напоминают плоскую деревянную резьбу».²³ Нельзя признать убеждающими и комментарии Т. В. Николаевой: «По стилистическим и эпиграфическим признакам образок датируется XI-XII веками. Икона исполнена мастером-профессионалом, но изображения святых трактованы в ней своеобразно и выявляют какие-то местные особенности. Дмитрий Солунский представлен сидящим на троне в одежде, напоминающей восточный халат. В руках он держит меч в ножнах, изображенный с исторической точностью. Поясная фигура Николы и фигуры семи спящих отроков хорошо композиционно вписаны в форму иконки, выполнены обобщенно, геометризованно.

Иконка свидетельствует о воинском культе и связанном с ним  культе Николы и семи отроков эфесских. Они часто трактовались как целители животворящим сном. Кроме того, иконография Дмитрия Солунского с мечом на колене символизировала княжескую власть».²⁴Из этой описательной характеристики, приведенной здесь без каких-либо сокращений, трудно уяснить основания для столь ранней датировки. В своде знакомые уже утверждения предварены следующим замечанием: «Среди произведений мелкой каменной пластики сохранилось немало единичных, ни с чем не компонующихся образцов с совершенно особой иконографией. Наиболее надежным методом для датировки таких произведений является эпиграфический анализ надписей».²⁵ И здесь же выражено решительное несогласие с А. В. Рындиной, отнесшей изделие к Новгороду и передатировавшей его XIV в.²⁶Композиция, включающая обрамление с фигурами эфесских отроков, действительно находит аналогии в новгородской каменной пластике XIV в., теперь пополнившейся ранее неизвестными образцами, притом того же стилистического круга.²⁷

Сюжетное сходство изображения тронного Димитрия Солунского на уваровской каменной иконке с известной иконой из Дмитрова, датируемой около 1200 г., вовсе не предполагает ближайшую композиционную зависимость от последней. Больше на нее похожим оказывается несколько упрощенный вариант, представленный на печати князя Ярослава Владимировича, известной в нескольких экземплярах, относящихся к концу XII в.²⁸  Именно на рубеже XII-XIII вв. прослеживается появление этого изображения в византийской пластике, на что указывают мраморный рельеф в Сан Марко в Венеции, двусторонняя стеатитовая иконка в Ватикане, костяная пластина из Херсонеса.²⁹ Этот перечень образцов, однако, не содержит примеров столь далеко зашедшей адаптации, какой дает каменная иконка, столь неосмотрительно отнесенная к XI-XII вв.

Овальная стеатитовая иконка (разм. 6,4 х 4,5 см), с изображениями Христа Пантократора и Богоматери Одигитрии, вложенная в Троице-Сергиев монастырь княгиней Аграфеной Суцкой (рис. 1/4),  сначала была условно определена как рязанская по происхождению и датирована XIII-XIV вв.³⁰ Позже Т. В. Николаева, повторив предположение о южнорусском происхождении образка, отнесла его к XIII в.,³¹ а потом, с осторожностью, - к XI-XIII вв., в силу общего сходства («приземистость фигур, моделировка лиц и довольно примитивная трактовка одежд, а также использование доски жировика-стеатита»), с тмутараканской иконкой.³²  Нам же, при всех отличиях индивидуальной манеры, скорее представляется проявление принципиального сходства с такими работами греческих ремесленников начала XIII в., как каменная иконка (разм. 6,9 х 5,2 см) с изображением Распятия, из мастерской ювелира в Галиче³³ (рис. 2/4).

Что касается датируемой XII в. и локализуемой Новгородом иконки из коричневого глинистого сланца (разм. 5,4 х 3,5 см), с выполненным в невысоком рельефе Георгия, который «объединяет в себе черты воина-архонта и мученика»³⁴ (рис. 1/5),  то ее, при столь примитивной манере исполнения трудно поставить в определенный стилистический ряд. Своим архаизмом она мало чем отличается от шиферной иконки того же святого (разм. 6,2 х 5,4 см), отнесенной уже к XIII в.³⁵

Особое место среди ранних образцов русской каменной пластики малых форм занимает стеатитовый образок (разм. 6,2 х 4,4 см) с изображением Константина и Елены, найденный в Полоцке (рис. 2/3) - одно из самых пророманских произведений, явно не выходящее за хронологические пределы второй половины XII в.³⁶ Что касается византийских каменных иконок XII в., то они проникли не только в Киев, но и в Новгород.³⁷ Но мы не располагаем надежными фактами, свидетельствующими о том, что уже в это время искусство сюжетной резьбы по камню было освоено местными ремесленниками. Характер же найденных в Новгороде каменных иконок XIII в., напротив, позволяет в этом усомниться.³⁸

Итак, весь накопившийся материал не позволяет говорить о существовании русской каменной пластики малых форм в течение XI-XII вв., хотя в этот период были уже развиты иные художественные ремесла, такие, как бронзовое литье, представленное интересными образцами.³⁹ Начало выполнению каменных иконок было положено в Киеве около 1200 г. весьма квалифицированными византийскими мастерами, среди которых были представители наиболее элитарного направления, такие, как резчик образка Уверения апостола Фомы, найденного на Княжей Горе⁴⁰ (рис. 2/2). Стильная продукция этих ремесленников позволила провести разгруппировку их изделий по индивидуальным манерам.⁴¹Кроме того, эти произведения хорошо вписываются в византийский контекст. Такому многообещающему началу, к сожалению, не суждено было продолжительное развитие. Возможно, что оно оказалось прерванным монголо-татарским нашествием. Материал, которым располагаем на сегодняшний день, позволяет говорить лишь  о киевском художественном ремесле первой трети XIII в. В Новгороде становление художественной резьбы по камню, похоже, происходит несколько позже, а ее расцвет, как известно, приходится уже на XIV в.

В связи с затронутыми здесь вопросами можно понять тот пиетет, о котором некогда писал В. Н. Щепкин о наших греческих учителях: «Византийцы являют удивительный пример духовной специализации на религиозной идее: вокруг нее сгруппировалась у них вся высшая умственная и психическая деятельность: их государственное и национальное сознание и их художественные потребности… К нам перешло искусство, основанное на удивительных ремесленных навыках и знаниях».⁴² Через много лет будет сказано, что «эта культура была по росту русскому народу и отвечала высоким запросам его развития».⁴³  Как бы то ни было, но только на рубеже первого и второго тысячелетий Киевская Русь приобщилась к византийскому культурному наследию, взращенному на эллинистической почве. И поэтому трудно было ожидать тех результатов, к которым Западная Европа шла целое тысячелетие. Здесь были иные условия и запросы, а развитие эстетических вкусов совершило резкий перелом. Иначе никогда не была бы оценена та утонченная красота, которую принесло на необозримые широты Восточной Европы константинопольское искусство как в эпоху Крещения Руси, так и вскоре после 1204 г. - в этот трагический период истории Византийской империи.

Ссылки:

^[1] Бибикова И. М. Резьба по камню // Русское декоративное искусство, от древнейшего периода до XVIII в. - М., 1962. - Т. 1. - С. 181. 

^[2] Айналов Д. В. Миниатюры «Сказания» о святых Борисе и Глебе Сильвестровского сборника // ИОРЯС. - 1910. - Т. XV. - Кн. 3. - С. 15, 31, 33. - Рис. 4б. 

^[3] Отчет имп. Российского Исторического музея имени имп. Александра III в Москве за 1883-1908 годы. - М., 1916. - С. 87. - Рис. 5. 

^[4] Рыбаков Б. А. Ремесло Древней Руси. - М., 1948. - С. 424-425. 

^[5] Рыбаков Б. А. Прикладное искусство и скульптура // История культуры Древней Руси. Домонгольский период. Т. II. - М.-Л., 1951. - С. 448-449. 

^[6] Рыбаков Б. А. Прикладное искусство Киевской Руси IX-XI веков и южнорусских княжеств XII-XIII веков // История русского искусства. Т. 1. - М., 1953. - С. 292. 

⁷ Рыбаков Б. А. Русские датированные надписи XI-XIV веков. (САИ, Вып. Е1-44). - М., 1964. - С. 18, 48 (иконка отнесена ко второй половине XI в.); О надписи 1068 г. см.: Медынцева А.А. Тмутараканский камень. - М., 1979. 

⁸ Поппе А. О времени зарождения культа Бориса и Глеба  ^// RussiaMediaevalis. Т. I. - Mьnchen, 1973. - С. 6-29. 

⁹ Николаева Т. В. Древнерусская мелкая пластика XI-XVI веков. - М., 1968. - С. 9. - Кат. № 1. 

¹⁰ Николаева Т. В. Древнерусская мелкая пластика из камня. XI-XV вв. (САИ. Вып. Е1-60). - М., 1983. - С. 18, 48. - Табл. 1. - № 1; см. также: 1000-летие русской художественной культуры. (Кат. выст.). - М., 1988. - С. 387-388. - № 277. 

¹¹ Банк А. В. Два свидетельства почитания культа Бориса и Глеба вне пределов России // Преслав. - София, 1976. - Сб. 2. - С. 150. 

¹² Попов Г. В. Из истории древнейшего памятника города Дмитрова // Древнерусское искусство. Художественная культура домонгольской Руси. - М., 1972. - С. 208.

¹³ Янин В. Л. Актовые печати Древней Руси X-XV вв.  Т. 1. - М., 1970. - С. 197-198. - Табл. 14, 52. - № 156. 

¹⁴ Николаева Т. В. Древнерусская мелкая пластика из камня. - С. 66. - Табл. 17. - № 77. 

¹⁵ Банк А. В. Указ. соч. С. 150. 

Пуцко В. Г. Художественное ремесло Киева начала XIII века (по данным археологических находок) // Проблемы славянской археологии (Труды VI Международного Конгресса славянской археологии. Т. 1). - М., 1997. - С. 319-320; он же. Архаiзуючий стиль у киiвському художньому ремеслi XIII ст. // Iсторiя Русi-Украiни (Iсторико-археологiчний збiрник). - Киiв, 1998. - С. 222-229. 

¹⁶ Пуцко В. Г. Художественное ремесло Киева начала XIII века (по данным археологических находок) // Проблемы славянской археологии (Труды VI Международного Конгресса славянской археологии. Т. 1). - М., 1997. - С. 319-320; он же. Архаiзуючий стиль у киiвському художньому ремеслi XIII ст. // Iсторiя Русi-Украiни (Iсторико-археологiчний збiрник). - Киiв, 1998. - С. 222-229. 

¹⁷ Volbach W. F. Elfenbeinarbeiten der Spдtantike und des frьhen Mittelalters. - Mainz, 1952.

¹⁸ Goldschmidt A. Die Elfenbeinskulpturen aus der Zeit der karolingischen und sдchsischen Kaiser. VIII-XI. Jahrhundert. - Berlin, 1914-1918. - Bd. I-II; idem. Die Elfenbeinskulpturen aus der romanischen Zeit. XI-XIII. Jahrhundert. -Berlin, 1923-1926. - Bd. III-IV; Goldschmidt A., Weitzmann K. Die byzantinischen Elfenbeinskulpturen des X-XIII. - Berlin, 1930-1934. - Bd. I-II; Weitzmann K. Catalogue of the Byzantine and Early Medieval Antiqities in the Dumbarton Oaks Collection. - Washington, 1972. - Vol. III.

¹⁹ Kalavrezou-Maxeiner I. Byzantine Icons in Steatite. - Wien, 1985.

²⁰ Византийский Херсон: Кат. выст. - М., 1991. -  № 83-90, 256.

²¹ Даркевич В. П. О некоторых византийских мотивах в древнерусской скульптуре // Славяне и Русь. - М., 1968. - С. 410-418; Радойчич Св. Киjевски рельефи Диониса, Херакла и светих ратника // Старинар. Нов. сер. - Београд, 1970. - Кн. XX-1969. - С. 331-337.

²² Пуцко В. Киевские рельефы святых всадников // Старинар Нов. сер. - Београд, 1977. - Кн. XXVII-1976. - С. 111-124; он же. Шиферные рельефы парапетов хор Софии Киевской // Музеj на Македониjа - Археолошки, етнолошки и историски. Зборник. Нов. сер. - Скопиjе, 1993. - Бр. 1. - С. 61-85.

²³ Рыбаков Б. А. Прикладное искусство Киевской Руси IX-XI веков и южнорусских княжеств XII-XIII веков. - С. 293.

²⁴ Николаева Т. В. Древнерусская мелкая пластика  XI-XVI веков. - С. 9-10. - Кат. № 2.

²⁵ Николаева Т. В. Древнерусская мелкая пластика из камня. - С. 26, 64. - Табл. 14. - № 70.

²⁶ Рындина А. В. Суздальский змеевик // Древнерусское искусство. Художественная культура домонгольской  Руси. - С. 226-227; она же. Древнерусская мелкая пластика. Новгород и Центральная Русь XIV-XV веков. - М., 1978. - С. 23-24.

²⁷ См.: Пуцко В. Г. Двусторонняя каменная иконка из Калуги // Калуга в шести веках. - Калуга, 1997. - С. 62-74.

²⁸ Янин В. Л. Актовые печати Древней Руси X-XV вв. - Т. 1. - С. 204. - Табл. 17, 58. - № 192; Янин В. Л., Гайдуков П. Г. Актовые печати Древней Руси X-XV вв. Т. III.- М., 1998. - С. 138. - Табл. 9, 86, 87. - № 189.

²⁹ Demus O. The Church of San Marco in Venice. History-Architecture-Sculpture. - Washington, 1960. - P. 128-129. - Fig. 40; Kalavrezou-Maxeiner I. Byzantine Icons in Steatite.  P. 187-188. - Pl. 53. - № 107; Византийский Херсон. - С. 218. - № 236.

³⁰ Николаева Т. В. Произведения мелкой пластики XIII-XVII веков в собрании Загорского музея: Каталог. - Загорск, 1960. - С. 125-126. - № 22.

³¹ Николаева Т. В. Древнерусская мелкая пластика XI-XVI веков. - С. 13-14. - Кат. №№ 33-34.

³² Николаева Т. В. Древнерусская мелкая пластика из камня. - С. 18-19, 48-49. - Табл. 1. - № 3.

³³ Пекарская Л. В., Пуцко В. Г. Византийская мелкая пластика из археологических находок на Украине // Южная Русь и Византия. - Киев, 1991. - С. 136. - Илл. 10.

³⁴ Порфиридов Н. Г. Георгий в древнерусской мелкой каменной пластике // Сообщения Государственного Русского музея. - Л., 1964. - Вып. VIII. - С. 122. - Рис. 3; Николаева Т. В. Древнерусская мелкая пластика из камня. - С. 27, 65. - Табл. 16. - № 73.

³⁵ Там же. С. 65. - Табл. 16. - № 74.

³⁶ Там же. С. 42, 141-142. - Табл. 62. - № 348; Pucko W. Pokocki relief steatytowy i problem zachodnich wpklywow w sztuce zuskiej XII wieku // Biuletyn Historii Sztuki. - 1983. - R. XLV. - S. 259-264; idem. Sredniowieczne kamienne ikonki z zachodnich obszarow Rusi //  Biuletyn Historii Sztuki. - 1993. - R. LV. - S. 10-11. - Ill. 1; он же. Художественное ремесло Полоцкой земли (находки, явления, нерешенные проблемы) // Гiстарычна-археалагiчны зборнiк. - Мiнск, 1997. - № 12. - С. 197-198. - Рис. 3/1.

³⁷ Седова М. В. Паломнический комплекс XII в. с Неревского раскопа // Новгородские археологические чтения. - Новгород, 1994. - С. 90-92. - Рис. 1.

³⁸ См.: Древний Новгород. Прикладное искусство и археология. - М., 1985. - Ил. 259, 260.

³⁹ Алешковский М. Х. Русские глебоборисовские энколпионы 1072-1150 годов // Древнерусское искусство. Художественная культура домонгольской Руси. - С. 104- 125; Пуцко В. Г. Русская путевая икона XI в. // Памятники культуры. Новые открытия. 1981. - Л., 1983. - С. 199 -206; Он же. Вiзантiйське художне ремесло i Киiвська Русь // Записки Наукового товариства iменi Т. Шевченка. - Львiв, 1994. - Т. 227. - С. 15-28.

⁴⁰ Пуцко В. Константинополь и киевская пластика на рубеже XII-XIII вв. // Byzantinoslavica, 1996. - T. LVII. - С. 376-390.

⁴¹ Пуцко В. Киевское художественное ремесло начала XIII в.: индивидуальные манеры мастеров // Byzantinoslavica, 1998.-  Т. LIX.

⁴² Щепкин В. Забелин, как историк русского искусства // Отчет имп. Российского Исторического музея имени имп. Александра III в Москве за 1893-1908 годы. - С. 44-45.

⁴³ Воронин Н. Н., Тиханова М. А. Пути развития русской культуры X-XIII вв. // История культуры Древней Руси. Домонгольский период. Т. II. - С. 514.